Андрей Стригин - Ловушка для химер
— Здесь ходили люди, — присаживаюсь на корточки, с опаской рассматриваю едва заметные следы.
Волчонок высунул нос из куртки Семёна, потянул носом, жалобно заскулил и вновь прячется в одежде.
— Не нравится ему, — замечаю я, — инстинкты их никогда не подводят.
— На то они и волки, — соглашается Семён. — И что нам делать, не возвращаться же?
— Я б вернулся, — говорю искренне, но знаю, пойдём вперёд, некуда нам возвращаться.
— Значит, только вперёд, — криво улыбается Семён, — дорога назад для нас закрыта.
— Именно, — соглашаюсь я.
— Неужели здесь поселились отшельники? — Семён словно простреливает взглядом пространство вокруг нас.
— Даже для отшельников эти места чрезмерно крутые и охотникам за рабами здесь нечего делать, — рассуждаю я.
— Тогда кто?
— Хрен его знает.
— Тогда идём, а вдруг там наши дети, — Семён удобнее перехватывает рукоятку чудовищного топора, застёгивает верхнюю пуговицу на куртке, чтоб не дай бог волчонок не вывалился.
Стараемся идти тихо, как учил князь Аскольд, на вытянутый носок, слегка на ребро и скользяще вперёд. Тропа ссужается, плавно входит в расщелину между холмами, на которых растут приземистые деревца, напоминающие глубоководные водоросли, а за холмами высятся прямые стволы деревьев исполинов — невероятное сочетание, дух захватывает от необычной мрачной красоты.
Самый разгар дня, а ощущение позднего вечера. Забавно, а как здесь ночью? Тропа петляет между холмов, свернуть в сторону нет возможности. Ни единого живого существа, лишь изредка на пути встречаются огромные поганки. Иногда с удивлением замечаем, что некоторые из них объедены. Одна бледная поганка завалина на землю, на шляпке виднеются характерные следы зубов человека и чёткий отпечаток босой ноги на измочаленных пластинках.
— Однако?! — качаю головой.
— Своеобразные гастрономические вкусы у этих ребят, — с некой тревогой в голосе изрекает Семён.
Тропа выныривает из тесных объятий холмов, и мы упираемся в ограду сложенную из гнилых веток. За ней темнеет сооружение, отдалённо напоминающее дом.
— Мимо не пройти, — замечает Семён.
— Калитку видишь?
— Вон-то бревно и есть калитка, — Семён с трудом приподымает его и оттаскивает в сторону.
— Не нравится мне всё это.
— Мне тоже.
— Тогда к избе?
— Пошли.
Дом сложен из необработанных брёвен, а брёвна держатся за счёт толстых сучьев, многочисленные щели неаккуратно забиты грязным мхом.
— А где окно? — спрашиваю я.
— Окон, вроде нет, но свет из щели бьёт.
— Правильнее рвануть отсюда, — резонно замечаю я.
— Угу, — соглашается друг, тихо перемещается в сторону источника света. Он прилипает глазами к щели, замирает, затем отшатывается — в глазах ужас. Не удерживаюсь, склоняюсь, смотрю, в сложенном из грубых камней очаге горит огонь, несколько бесформенных фигур расположились рядом, изредка протягивая костлявые ладони к жаркому пламени. Внезапно одна фигура прокаркала, словно старый ворон, слегка поворачивается, и я с омерзением вижу старушечье лицо даже без намёка на следы от глаз, а выпуклый лоб сразу переходит на мясистый нос, под которым шевелится ротовая щель. За огнём сидят пять слепых старух. Как же они живут? Что-то вроде жалости кольнуло сердце. Внезапно одна из старух насторожилась, повернула голову, дряблое ухо шевельнулось под спутанными волосами. Я замер, даже перестаю дышать. Она начинает шарить руками по грязному полу, среди обглоданных человеческих костей, что-то находит, облегчённо вздыхает, поднимает руку, холод пронзает мою душу. В цепких пальцах трепыхается живой глаз. Тут я вспомнил, где я видел это существо, впервые я встретился с ним на Разломе. Этот глаз едва душу из меня не вытащил — в диком страхе отпрянул от щели.
Семён, увидев моё побледневшее лицо, сам пугается, делает резкое движение, топор цепляется за сучья, брёвна скрипнули от рывка, мы ринулись галопом прочь от страшного гнезда нечисти. С ходу выламываем изгородь, несёмся по скользкой тропе, перепрыгиваем через корни, пытаемся свернуть с тропы, а нас догоняют истошные вопли, хочется обернуться, но этого как раз делать не следует, мгновенно попадём под чары страшного глаза.
С недавних пор я забыл, когда по-настоящему пугался, привык ко многому, но это за гранью человеческого восприятия, нечто потустороннее, неизвестно из какого материала химеры из пекла вывели эту мерзость. Очень странно, что мы встретили это «гнездо» на своём пути, шанс из миллиона. А может, они прогнозируют наш путь? Тогда нам необходимо совершать неадекватные поступки, чтоб сбить их программу.
— Мы оставили их далеко позади! — кричит Семён.
— Не останавливайся! — рычу я.
— Они же немощные старухи!
— Они моложе нас, они младенцы этого мира! — уверенно выкрикиваю я. — Не вздумай оборачиваться!
В подтверждении моим словам совсем близко раздаётся истерическое шипение и шлёпанье босых ног по мокрой траве. Они догоняют!
Решение возникает резко, словно сигнал сверху, вижу спутанные, в острых колючках, кусты тёрна. Если вломиться туда, конечно мы надолго завязнем, но вряд ли они удержат свой глаз в такой путанице иголок. Грубо толкаю Семёна в переплетение колючих ветвей, он даже взвизгивает от неожиданности, но я не даю ему даже опомниться, волоку вглубь зарослей. Шипы в мгновение распарывают кожу, вырывают куски мяса, брызжет кровь, орошая острые иглы. Сзади слышится вопль отчаянья, свершилось, они потеряли свой глаз. На этот раз смело оборачиваюсь, в переплетении ветвей ползают страшные существа, как и мы изодранные. Всхлипывая, шарят между путаницы корней, острые шипы впиваются в пальцы, они раздражённо шипят, но упорны в стремлении найти ужасное око.
Шарю взглядом по сторонам, Семён толкает меня в бок, указывает наверх, забавно, на длинной ветке, зацепившись за крючковатый шип, трепыхается око. Осторожно достаю стрелу, аккуратно цепляю ветку, подтягиваю к себе и крепко обхватываю глаз пальцами. Старухи взвывают, поднимаются на ноги, обращают на нас слепые лица, вытягивают руки, брызгают слюной, начинают приближаться к нам. Я поднимаю око над головой, они зло зашипели, что-то вроде речи вырывается из глоток.
— Ещё один шаг и я раздавлю ваш глаз, — пускаю в безобразные рожи мысль, мне кажется, именно так с ними можно общаться.
Нечто тягучее вползает в мой мозг, едва понимаю значение их мыслей: — Отдай, отдай, отдай, — они тянут руки ко мне, стараются окружить с разных сторон.
— Что ж, — пячусь назад, — просьба ваша будет исполнена, — размахиваюсь и зашвыриваю око далеко вглубь колючих зарослей. Старухи одновременно испускают вопль и ринулись за глазом, моментально забывая о нас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});