Николай Симонов - Сидоровы Центурии

Отец Митрофан одержал верх в начавшейся после этого дискуссии о том, что с оборотнем делать: сжечь или закопать в землю. По его предложению оборотня закопали там, где он принял смерть. Завтра же на этом месте отец Митрофан обещал отслужить молебен по душе покойного Крупского, чтобы она предстала на Суд божий и понесла по делам своим заслуженное наказание или прощение. О случившемся также следовало известить исправника и родных Крупского. Эту задачу должен был выполнить приказчик Казимиров, которого от страха и волнения трясло так, что он пришел в себя только после третьей чарки водки.

Сергей Сергеевич возвращался в свое имение в санях с верхом. На этом настоял Савелич, замети, что барин выглядит очень уставшим. Стременные Микола и Грицько ехали верхом на своих лошадях позади его саней и вели в поводьях его кобылу. Погода совсем испортилась: подул ветер, и закружилась поземка. Незаметно он задремал и проснулся, когда они въезжали в большое село. Возле красивой церкви, сложенной из красного кирпича, Савелич притормозил. Заметив спешившего к его возку отца Митрофана, Сергей Сергеевич вылез из саней, полагая, что священник хочет с ним о чем-то поговорить или попрощаться. Оказалось, что не то, ни другое. Отец Митрофан приглашал его отобедать, напомнив ему при этом об обещании, которое он дал ему не далее, как позавчера. Отказываться было неудобно, и Сергей Сергеевич попросил Савелича заехать за ним в три часа и никак не позже.

Отец Митрофан проживал со своей семьей в просторной двухэтажной рубленой избе. Сергея Сергеевича проводили в сени, где он снял верхнюю одежду. С мылом, которое пахло земляникой, он помыл в рукомойнике руки и вытер их белоснежным полотенцем. За ним ухаживали, как за наипочетнейшим гостем, сам хозяин и его супруга Ольга Ивановна.

На первом этаже находилась кухня и большая гостиная, где уже накрывался стол. Увидев в простенке между окон наряженную елку, Сергей Сергеевич понял, что уже наступило Рождество. Многочисленные иконы в "красном углу" гостиной заставили его вспомнить о том, что он — человек крещеный. Сергей Сергеевич троекратно перекрестился и поклонился. То же самое сделал Шахов. На полковом лекаре был новенький военный мундир темно-синего цвета со знаками различия, про которые Сергей Сергеевич ничего не знал. Затем их усадили за стол и начали угощать горилкой на меду, горилкой на перце, горилкой на зверобое и т. д., предлагая под каждый сорт горилки новые закуски. Сам хозяин от употребления спиртного воздерживался, ссылаясь на то, что ему сегодня еще предстоит вечерняя служба в храме.

Сергей Сергеевич с удовольствием съел целую тарелку настоящего украинского борща с пампушками в чесночном соусе. Судя по обилию на столе мясных и рыбных закусок, он догадался, что строгий рождественский пост уже прошел и, что сейчас, наверное, святочная неделя, во время которой православные христиане предаются веселью. Вскоре в подтверждение того, о чем он подумал, в гостиную вбежала худенькая черноглазая девушка с алыми лентами, вплетенными в косу, одетая в белую вышитую блузку с короткими рукавами и длинные цветастые широкие юбки. Следом за ней вошел парень в красных шароварах и белой вышитой рубахе. У парня в руках была самая настоящая скрипка, на которой он начал играть. Под мелодию, напоминающую "Чардаш", девушка пустилась в пляс, да с такой страстью, что к неудовольствию отца Митрофана показала гостям свои стройные ножки, обутые в сафьяновые сапожки.

— Это их дети, Иван да Марья, — шепнул Сергею Сергеевичу Шахов.

Когда танец закончился, Сергей Сергеевич с сожалением подумал о том, что в его карманах нет даже мелкой монеты, чтобы поощрить исполнителей. И тут он вспомнил про серебряные часы. Встав из-за стола, он подозвал к себе Ивана и вручил ему подарок, о котором 16-летний хлопец, наверное, и не мечтал.

— А вот, Марье мне подарить нечего. Разве что поцеловать?! — спросил он, обращаясь к отцу Митрофану.

— Ладно. Разрешаю. Так и быть — целуй! — засмеялся довольный хозяин, полагая, что поцелуй князя Сергея, обратившего внимание на его дочь, тоже немалого стоит.

После обеда, как и положено, на столе появился пузатый медный самовар. Чай, которым угощала гостей матушка Ольга, показался Сергею Сергеевичу настолько вкусным, что он не выдержал и спросил про его сорт. Оказалось, что чай — китайский и называется "цветочный".

Во время чаепития отец Митрофан, некстати, вспомнил про несчастного Крупского и даже развил целую теорию, объясняющую причину, по которой этот образованный и просвещенный господин превратился в зверя. Свой последний тезис отец Митрофан, обращаясь, главным образом к Сергею Сергеевичу, произнес со слезами на глазах:

— Прошу и молю вас, ходите в Церковь Греко-российскую: она во всей славе и силе Божией! Как корабль, имеющий многие снасти, паруса и великое кормило, она управляется Святым Духом. Добрые кормчие её — учители Церкви, архипастыри — суть преемники Апостольские. А лютеранская или католическая церкви подобны маленькой лодке, не имеющей кормила и вёсел; она причалена вервием к кораблю нашей Церкви, плывёт за нею, заливаемая волнами, и непременно потонула бы, если не была привязана к нашему кораблю!

Савелич доставил Сергея Сергеевича в имение, когда уже почти стемнело. В холодных сенях, по данным, полученным от Савельича, его ожидали приехавшие в полдень из Киева мужик и баба, а с ними двое детей. У бабы, по словам Савелича, имелось письмо, которое она желала вручить ему лично в руки и отказывалась показывать кому-либо еще.

При появлении барина мужик и баба поднялись с лавки и низко поклонились. Сергей Сергеевич обратил внимание на их потертые овчинные полушубки, а затем перевел взгляд на двух испуганных детей — девочку и мальчика, обвязанных платками и шалями. После этого он выразил приказчику, появившемуся в сенях, свое крайнее неудовольствие: почему приехавшие к нему люди находятся не в тепле, а на холоде? Казимиров замялся, не зная, что ответить. В это время баба достала из-за пазухи синий конверт и с поклоном подала ему в руки.

Сергей Сергеевич попросил огня. Савельич немедленно принес свечи и Сергей Сергеевич, вскрыв конверт, прочитал следующее:

Мой милый Сергей! По настоянию врачей уезжаю в Ялту. Чахотка перешла в последнюю стадию. Наверное, проживу не более двух месяцев. Пожалуйста, позаботься о моих людях и моих детях. О Николае и Наталье я тебе уже рассказывала. Они — беглые крепостные князя Гагарина. Я снабдила их фальшивыми паспортами, и они в благодарность за это остались в моем доме слугами: кухаркой и конюхом.

Теперь о детях. Насчет отца Шуры врать не стану, так как в одно время с тобой встречалась с ротмистром Павловым. Время, сам знаешь, было какое: "Sur la guerre comme sur la guerre". Но, вот, Сережа — точно твой сын. Метрики детей — у Натальи.