Дмитрий Янковский - Нелинейная зависимость

– В костюме байкера, говоришь? – хрюкнул динамик милицейского шлема.

– Да, я ему нос в сливу превратил, сразу узнаете. Я за свою территорию исправно плачу, так что вы уж разберитесь пожалуйста.

– Пасть закрой, – рыкнул динамик.

Гравий захрустел под тяжелой поступью, и по металлической лесенке стукнул приклад пулемета. А овчарка дышала так громкой, что было слышно возле купе.

– Эй! – выкрикнул искаженный динамиком голос. – Всем в вагоне! Выйти наружу!

Разум Андрея стиснуло судорогой ужаса, но вместо того, чтобы парализовать волю, этот страх полностью отключил рассудок, оставивив тело во власти дремучих инстинктов. Это были инстинкты далекого предка-зверя, ничего не знавшего о человеческих нормах поведения и законах. Андрей и заревел, словно зверь, бросившись по проходу к середине вагона. Он рванул вбок одну из дверей купе, ворвался внутрь, и внесколькими ударами вышиб ногой двойное стекло. Оно еще не успело осыпаться, а Андрей уже вскочил на откидной столик, и без всякого намека на страх прыгнул наружу. Земля ударила резко, больно, нога подвернулась на гравии, но освобожденная из клетки сознания звериная сущьность не обратила на это никакого внимания. Она полностью приняла на себя управление телом и рванула вперед, заставляя пролезать под составами и перепрыгивать через рельсы. Мощные путевые прожекторы ярко били с решатчатых мачт, разбивая тени на одну черную, от самого близкого света, и на три-четыре серых, более тусклых призрака. Тени-призраки метались под ногами, перепрыгивая из строны в сторону, словно пытались увернуться от обстрела прожекторов.

Топот погони пока еще не был слышен, стрельба тоже, но чутьем освободившегося зверя Андрей улавливал непонятные разуму эманации преследования. Он просто знал, что по его следу кто-то идет, и это знание не было плодом воображения, хотя бы потому, что абстрактные измышления присущи разуму, а не инстинкту. И инстинкт не подвел – позади послышался шорох гравия. Андрей коротко обернулся разглядев между составами черно-серый веер теней, стремительно метнувшийся в его сторону. Такие тени не мог отбрасывать человек, к тому же человек не мог двигаться настолько быстро.

Андрей присел на корточки, зарычал, и скинул с плеч тяжелую кожаную куртку. Теперь из полутьмы уже слышалось тяжелое дыхание бегущей собаки. Андрей намотал куртку на левую руку, правой схватив увесистый булыжник гравия. Он не боялся – сейчас они со зверем были на равных.

Пес прыжком выскочил из густой темноты под вагоном, и кинулся на Андрея, заученно целя в лицо. Но ощеренные клыки вцепились лишь в грубую кожу куртки, Андрей заревел и не раздумывая ударил камнем в собачий череп. После третьего удара под камнем хрустнуло, и Андрей отбросил куртку вместе со сведенной судорогой тушей.

Дальше он удирал уже почти на четвененьках – зверю так было удобнее. Но зверь не знал приемов охоты, изобретенных разумом, он не знал, что патрульные переговариваются между собой по радио совершенно бесшумно, отключая при этом динамики шлемов, он не знал об инфракрасной оптике и ультразвуковых сонарах, он не знал, что вокзал оцеплен, и вокруг него собираются все новые и новые патрули. Он просто бежал, пролезал под вагонами, и прыгал через рельсы и шпалы. Иногда приходилось резко сворачивать в сторону, когда впереди мелькали серые милицейские шлемы, иногда приходилось замирать под вагонами, вздрагивая от шороха гравия под ботинками.

Наконец разум взял верх над зверем – сидя под вагоном Андрей ужаснулся, представив, как его нащупывают невидимые лучи инфракрасных фонарей. И в этот момент вагонная сцепка над головой звякнула, поезд резко дернулся и покатился. Меньше секунды Андрею понадобилось на принятие решения – он вцепился в проплывающую у лица решетку аккумуляторного отсека, а ногами обхватил толстую железную штангу. Шпалы все быстрее и быстрее побежали в нескольких сантиметрах под спиной. Куда шел поезд, Андрей не знал, а держаться пальцами за железо оказалось гораздо труднее, чем он предполагал – уже через пару десятков секунд руки свело болезненной судорогой. Через две минуты он понял, что если не разожмет пальцы, они попросту отрвуться. Под спиной гулко загудел металл, видимо поезд проходил по мосту на Каланчевке. Ноги сорвались со штанги, больно ударившись о проносяшиеся внизу шпалы, один сапог соскочил с ноги и скрылся далеко позади.

Андрей разжал пальцы, рухнув в пространство между рельсами. Удар оказался такой силы, что оглушил, на какое-то время скрыв реальность во тьме беспамятства. Очнувшись, Андрей ощутил под собой подрагивающий металл, а подняв голову разглядел красные фонари последнего вагона, удаляющиеся во тьму. Действительно, мост был Каланчевским – совсем рядом виднелась площадь трех вокзалов. Милицейских сирен слышно не было.

«Вырвался, вырвался, вырвался…» – билась в голове единственная мысль.

Андрей поднялся на четвереньки и пополз вдоль рельсы, сбивая колени о шпалы. Подняться на ноги он боялся – бредущая по мосту фигура обязательно привлекла бы чужое внимание. Он полз и полз, совершенно не глядя вперед, чтобы не провалиться в зияющую пустоту между шпалами. Совершенно неожиданно он уперся во что-то лбом и остановился, не понимая, какое препятствие могло остановить его на железнодорожном пути. Ощущение создавалось такое, словно голова уперлась в стальной прут. Но подняв взгляд, Андрей понял, что это не прут, а ствол карабина, направленный ему прямо в лицо. Похолодев от страха, Андрей рассмотрел перед собой девушку, одетую в форму охраны железнодорожных объектов. А приглядевшись внимательнее, он увидел ее лицо. За несколько дней оно совсем не изменилось – это была та же самая Алена, которую он приглашал в кабинет Вальки Знобина. Она и выглядела такой же уверенной и независимой, как тогда, но теперь эта уверенность казалось вполне обоснованной.

– Встать! – приказала девушка, отойдя на четыре шага назад и направив в лицо Андрея луч укрепленного под стволом фонаря. – Руки за голову.

Она потянулась к коробочке рации, висевшей на поясе, а Андрей не выдержал и истерически расхохотался.

13.

Андрей проснулся от яркого света.

– Черт… – он повернулся на спину, нащупал шишку на голове и приоткрыл глаза. – Надо же было грохнуться во сне лбом об стену!

Солнце пробивалось в комнату через незашторенное окно. Все вокруг было знакомым, привычным, даже родным – стены, выключенный компьютер, тикающие на стене часы. Его комната.

Сон медленно отступал, освобождая сознание, но его обрывки еще крутились перед глазами – крыша огромного небоскреба, звон колоколов и старческий хохот байкерского священника. В этих сонных клочках сверкали спицы мотоциклетных колес, осыпалась под ударами лома глухая стена, гремели выстрелы и голая толстуха снова и снова запрыгивала Андрею на грудь. В них мерцал огнями оживающий город, стартовали ракеты из шахт, а хрупкая девушка в зебровом комбинезоне была близко-близко – и тепло ощущалось, и запах.