Кэролайн Черри - Иноземец

С очередным сиплым вдохом он уловил чистый, холодный запах промытого дождем воздуха. Где-то были открыты окна или балконные двери и пропускали в комнаты свежий ветерок; в следующей комнате было темно, лампы не горели, воздух становился холоднее с каждым шагом, наконец его провели через темную гостиную, которую он вспомнил, на открытый балкон.

Здесь стоял стол, в темноте за ним сидела темная фигура с подернутыми сединой волосами, укутанная от холода в теплое одеяло. Илисиди пила чай с сухариками - это был её предрассветный завтрак. Она подняла глаза на нарушителей своего покоя, а потом - безумие, чистое безумие! - повела рукой, показывая на пустой стул. Ледяные порывы ветра трепали кружевную скатерть.

- Доброе утро, нанд' пайдхи, - сказала она. - Садитесь. Какие у вас красивые волосы! Они вьются от природы?

Конвоиры подвели Брена к стулу, он упал на сиденье. Косичка у него полностью расплелась. Волосы развевались на ветру, ветер срывал пар с чашки Илисиди. Охранники остались за спинкой его стула, а слуга Илисиди налил ему чаю. И с его чашки ветер сорвал пар, холодный ветер, несущийся с темного озера, с гор, пронизывающий до костей. В самых глубоких ложбинах между горами засветились бледно-розовым первые краски рассвета.

- Час призраков, - сказала Илисиди. - Вы в них верите?

Он быстро вздохнул - глотнул холодного воздуха - поймал осколки здравого ума... и вцепился в них.

- Я верю в не требующую награды верность долгу, нанд' вдова. Я верю в существование предательства и приглашений, которые нельзя принимать за чистую монету... Поднимайся на мой корабль, сказала дама рыбаку...

Трясущейся рукой он поднял полную чашку. Чай выплеснулся, ошпарил пальцы, но Брен донес чашку до рта и отпил. Ничего, только сладость.

- А это не зелье Сенеди. Какое же действие оказывает этот чай?

- Экий гордый мальчик! Мне говорили, вы любите сладкое... Слышите колокол?

Брен слышал. Колокол на бакене, наверное, где-то далеко в озере.

- Когда дует ветер, звон доходит сюда, - сказала Илисиди и закуталась в свои одежды ещё плотнее. - Предупреждает о камнях. Мы это придумали задолго до того, как явились вы со своими дарами.

- Не сомневаюсь. Атеви придумали очень многое до нашего появления.

- Так вы, значит, потерпели кораблекрушение? История все ещё такова? И не было никакого бакена с колоколом?

- Слишком далеко от наших обычных маршрутов, - сказал он и отпил ещё один согревающий глоток - ветер пробивал насквозь рубашку и штаны. Руки тряслись, чай проливался, обжигая пальцы, пришлось поставить чашку. - За пределами наших карт. Так далеко, что не видно ни одной знакомой звезды.

- Но достаточно близко к нашей звезде.

- В конце концов. Когда нас уже охватило отчаяние. - Звон то доносился до них, то пропадал, в зависимости от прихоти ветра. - Мы никогда не собирались причинить кому-нибудь вред, нанд' вдова. Правда все ещё такова.

- Так ли?

- Когда Табини-айчжи послал меня к вам, он сказал, что мне понадобится все мое дипломатическое искусство. Тогда я не понял. Я понял только, что у его бабушки трудный характер.

В лице Илисиди ничего не отразилось, ничего такого, что мог бы уловить человеческий глаз в тусклом предутреннем свете. Но, возможно, она забавлялась. Илисиди часто находила забавными самые странные вещи. Холод пробирал его уже до мозгов, хотя, может, это действовал чай: Брен вдруг понял, что не испытывает какого-то особого страха в обществе старухи.

- Не скажете ли вы мне, чего вы добиваетесь? - спросил он её, перекрывая шум ветра. - Стартовые площадки на Мосфейре - это полный абсурд. Неподходящая широта. Корабли, отплывающие куда-то - то же самое. Итак, мой арест - это чистая политика или ещё что-то?

- Мои глаза уже не те, что прежде. Когда я была в вашем возрасте, я могла увидеть вашу станцию на орбите. А вы её видите отсюда?

Он повернул голову в сторону солнца, к горам, разыскивая над вершинами звезду, которая не мерцает, звезду, светящуюся отраженным солнечным светом.

Что-то в глазах расплывается... Он видел станцию искаженной, словно перекошенной, и перевел взгляд на соседние, менее яркие звезды. Их можно было разглядеть без труда, небо было ещё очень темное и никакие электрические огни не забивали рассвет облаком света, которое обычно стоит над крупными городами.

Он снова зафиксировал взгляд на станции, и она по-прежнему выглядела деформированной, как будто - эта мысль испугала его - как будто вывернулась из обычной своей плоскости и вместо круга кажется эллипсом.

Неужели вдруг оказалась на виду центральная мачта? Неужели станция так сильно наклонилась относительно плоскости орбиты?

В голове проносились разные логичные объяснения - станция разрушилась намного сильнее, чем мы предполагаем, может, из-за солнечной бури - и Мосфейра, наверно, сейчас шлет туда сигналы как бешеная, пытаясь спасти её. Это должно привлечь внимание атеви, у них отличная оптика.

Может, какая-то панель солнечных батарей оторвалась от станции и отражает солнечные лучи. Нет. Станция совершает один оборот вокруг своей оси за несколько минут. Если бы действительно что-то оторвалось, то вращалось бы вместе со станцией, то появлялось, то исчезало.

- Ну, нанд' пайдхи?

Он встал со стула и всмотрелся ещё внимательнее, стараясь не мигать пока глаза не заболели от ветра, который сек холодом и доставал через одежду.

Но ничего такого не видно - ни потускнения, ни периодических изменений. Какая-то устойчивая крохотная неправильность, вроде выступа, остается все время с одной стороны от станции, а та ведь должна вращаться вокруг своей оси... все медленнее и медленнее на протяжении веков, по мере действия энтропии, но...

Но, думал он, Господи, не при моей жизни, станция не должна развалиться на части, разве что произошло какое-то огромное, астрономических масштабов бедствие...

И все равно эта штука не висит просто так - если я не смотрю и в самом деле на мачту...

Он сделал ещё шаг к краю балкона. Руки атеви двинулись остановить его, взяли за локти, но, похоже, его не собирались сбросить с обрыва, как на миг мелькнуло в голове, нет, его прикрывали от слабого света, доходящего сюда из других комнат. И все равно он не мог разглядеть яснее. Мозг все ещё пытался найти разумное объяснение этой странной конфигурации...

- Восемь дней назад, - проговорила Илисиди, - эта штука появилась и присоединилась к станции.

Появилась.

Присоединилась к станции.

Ох, Боже мой, Боже мой...

XI

- Передачи между Мосфейрой и станцией ведутся часто, - сказала Илисиди. - Дайте объяснение, нанд' пайдхи. Что вы видите?

- Это корабль. Наш корабль - во всяком случае, какой-то корабль...