Сергей Смирнов - Фантастика-1971

«Только то мило, что редко и дорого». Что же редко и дорого в той стране? Внимание: тамошние монеты чеканятся из «дубового, соснового и березового дерева».

Вот второй момент в повести Булгарина, звучащий злободневно.

Профессор, играющий штатную в подобных произведениях роль экскурсовода, говорит: «От того-то, что наши предки без всякой предусмотрительности истребляли леса и не радели о воспитании и сохранении дерев, они наконец сделались редкостью и драгоценностью». Вспомним, что это писалось почти 150 лет назад!

Но на констатации этого факта автор не останавливается, он предлагает и выход из создавшегося положения, тоже очень актуальный. «Все, что вы здесь видите на столе… есть произведение моря. По чрезвычайному народонаселению на земном шаре и по истреблении лесов, все почти животные и птицы, которые прежде в таком множестве употреблялись в пищу, перевелись. Но за то море представляет нам неисчерпаемый магазин для продовольствия. После изобретения подводных судов и усовершенствования водолазного искусства дно морское есть плодоносная нива, посеянная несчетным множеством питательных растений, а воды снабжают нас в изобилии рыбами, водоземными животными и раковинами».

Более чем за сто лет до француза Кусто наш Фаддей Булгарин мог бы взять патент на изобретение акваланга. Судите сами: «Они (пловцы. — В.Р.) были одеты в ткани, непроницаемые для воды, на лице имели прозрачные роговые маски с колпаком… По обоим концам висели два кожаные мешка, наполненные воздухом, для дышания под водой посредством трубы».

В повести есть еще воздушные дилижансы, парашютные десанты, есть машины для делания стихов и прозы, но от их употребления давно отказались. Социального прогресса почти никакого: короли, принцы, купцы; подводные фермы и хутора принадлежат богатым помещикам. Чуть ли не единственный признак демократизма: дети богатых и бедных обучаются совместно.

Годом позже в разделе «Нравы» «Северного архива» Ф.Булгарин опубликовал «Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию Земли». Эта повесть полемически заострена против литературных противников автора.

Как видно из ее названия, основные фантастические маршруты не являются детищем новейшего времени. Повесть опять-таки начинается философским разговором с Архипом Фаддеевичем: «Как вы думаете, Архип Фаддеевич, неужели наша Земля обитаема только на ее поверхности?» — «Почем знать! — отвечает тот. — Наши Ученые обыкновенно занимаются более отвлеченностями, стараются заглянуть за пределы Сириуса и не смотрят себе под ноги».

Незамедлительно — чтобы пристыдить нерадивых ученых — обнаруживается рукопись, приобретенная у московского «разнощика» за семь гривен, которая и сообщается читателям, ибо «я, — говорит автор, — привык разделять с ними все мои умственные наслаждения».

Автор этой новой рукописи, опять-таки после кораблекрушения, вместе с матросом Джоном попадает на Новой земле в огромную воронку, куда они долго — целые сутки — съезжают по мягкому песку. «Приехав», они обнаруживают там, в центре Земли, обитателей и последовательно посещают три страны. Первая — Игнорация (то есть Невежественная); жители ее, пребывающие в темноте, похожи на пауков с «большими брюхами» и «весьма малою головою». Они не признают никаких «умственных наслаждений», «кроме умения есть, пить, спать и беседовать 6 вчерашнем и завтрашнем, о погоде, женщинах и нарядах».

Жители второй страны, Скотинии, живут в полутьме и уже больше похожи на людей. Точнее, напоминают орангутангов. Они считают себя «самыми умными, учеными и образованными из всех обитателей земного шара»; на самом же деле они нелепые зазнайки и полузнайки. Рядом намеков автор дает понять, что под скотиниотами подразумевает любомудров — литературно-философский кружок, с которым он враждовал.

Есть, разумеется, и страна, где царствует истинное просвещение — Светония, а ее главный город называется… Утопией. Светонцы благонамеренны, добры, скромны, честны, умны — словом, обладают всем набором ходячих добродетелей. Особое внимание в каждой стране автор уделяет женщинам, довольно плоские издевки по их адресу были одной из любимых тем фельетонистов того времени. В Светонии женщины — это, разумеется, совершенство, они даже с трудом воспринимают рассказы путешественника о тех диких обычаях, которые бытуют на поверхности планеты, например, ему долго пришлось втолковывать, что такое мода: «Мода есть обычай переменять как можно чаще цвет и покрой платья, вид прически, фасон шляпки, форму экипажа и домашних приборов, даже образ жизни, занятий, увеселений… Мы меняем покойное на беспокойное, твердое и крепкое на слабое, красивое на безобразное потому только, что так велит мода».

Рядом с именем Булгарина у литературного столба позора, как правило, ставятся еще две фигуры — Греч и Сенковский. Греч нас сейчас совсем не интересует, а вот что касается Осипа Сенковского… В подробном литературном портрете «Барон Брамбеус» В. Каверин нарисовал хотя и противоречивую, но в общем скорее положительную, чем отрицательную фигуру талантливого журналиста, создателя знаменитой «Библиотеки для чтения», образованнейшего человека своего времени, одного из первых научных популяризаторов, одного из первык русских востоковедов. В то же время… Впрочем, здесь не место для углубления в литературную позицию О.Сенковского. Займемся его произведениями, имеющими непосредственное отношение к избранной теме. Я имею в виду «Фантастические путешествия барона Брамбеуса», которые вышли в тридцатых-сороковых годах несколькими изданиями. Из трех путешествий, собранных в этой книге, довольно толстой, к фантастике, собственно, имеют отношение второе и третье, а из них наибольший интерес представляет второе — «Ученое путешествие на Медвежий остров». Честно говоря, из всего до сих пор перечисленного это первое произведение, которое сохранило непосредственную прелесть и для сегодняшнего читателя.

Повествование, как и в других произведениях Сенковского, ведется от имени вымышленного персонажа — барона Брамбеуса.

Этот персонаж получил собственное лицо и собственную биографию. Литературное ухо при слове «барон» срочно вспоминает другого барона — Мюнхгаузена. И хотя это далеко не одно и то же, сходство действительно есть.

Брамбеус тоже дорого не возьмет, чтобы выдать за истину самую что ни на есть небылицу. Правда, Сенковский использовал своего литературного товарища и для сведения личных счетов; до этого, как известно, добродушный и правдивый Мюнхгаузен никогда не опускался.

«Ученое путешествие» по смыслу своему — пародия. Научная фантастика, а именно к этому современному понятию ближе всего подходит повесть Сенковского, еще не успев как следует родиться на свет, уже стала высмеивать саму себя. Завязка повести очень напоминает многие современные произведения: в заброшенной пещере обнаруживаются таинственные письмена, которые запечатлели историю гибели давно исчезнувшей цивилизации.