Тед Деккер - Тьма

В сознании Тома всплыл яркий образ: мальчик стоит посреди ярко расцвеченной комнаты, вскинув голову к потолку, глядя вверх большими глазами, открыв рот.

Йохан. И кожа его гладкая и нежная. Песня гулко зазвучала из его губ, разбилась о потолок, рассыпалась, загрохотала об пол градом осколков, заставила Тома вздрогнуть во сне.

На мгновение ночь снова замерла в тиши. Но мальчик снова запел, на этот раз тихо, закрыв глаза и вскинув руки. Сладкие напевы птицами воспаряли в небеса. Звук взбежал вверх по нотоносцу, начал искажаться.

Искажаться? Нет-нет, песня Йохана всегда выходила оформленной безукоризненно, до самой высокой ноты. Однако сейчас она больше походила на плач, переходила в стенания…

Том открыл глаза. Мягкий утренний свет не слепил глаза. В ушах звенел все тот же детский плач, все тот же рыдающий звук. Том приподнялся на локте, огляделся и задержал взгляд на валуне в двадцати шагах от места, где лежали они с Рашелью. Там, лицом к оставленному вчера позади лесу, сидя, скрестив ноги под собой, Йохан выводил свою песню. Слабым голосом, запинаясь, нескладно. Но все же песню.

Рашель поднялась, уселась рядом, глядя на брата. Кожа ее суха, шелушится, облезает чешуйками. Как и его собственная. Том отвел от нее взгляд, вернулся к созерцанию Йохана, умолявшего с распростертыми руками:

— Элион, помоги, помоги нам… Элион, Элион, помоги нам…

Том встал. Тело Йохана трепетало от напряжения, от борьбы со звуками, от борьбы за звуки. Песня рыдала, и сам Йохан, казалось, плакал под воздействием исчезающей силы собственного голоса, от того, что не мог он больше петь так, как пел совсем недавно… как пел когда-то.

Рашель медленно поднялась, не отводя взгляда от поющего брата. По ее сухим щекам поползли скудные слезы. Том почувствовал, как сжимается его сердце. Йохан поднял к небу свои маленькие кулачки и завыл еще горше, еще громче. Сердце разрывалось от этой печали, тоски, гнева и отчаянной жажды любви.

Несколько долгих минут стояли они, глядя на Йохана, слушая его жалобу. Он жаловался за всех, кто мог его услышать. Печалился за всех, кто обратил внимание на крик души брошенного, измученного ребенка, медленно умирающего вдали от дома. Но кто услышал бы его здесь, в пустыне?

Если бы появились Микал или Габил, сказали бы, что следует сделать, как поступить… Если бы можно было поговорить с мальчиком с верхнего озера, хотя бы разок, хоть в последний раз. Если б можно было закрыть глаза и открыть их снова, и увидеть мальчика, стоящего на песчаном надуве слева. Да, именно такого, какой там стоит сейчас… Такого…

Том замер.

Ребенок стоял как раз там, на холмике между двумя валунами, глядя на Йохана. Мальчик с верхнего озера!

Как по мановению невидимого жезла, Йохан и Рашель прекратили всхлипывать. Мальчик сделал три маленьких шажка к валуну и замер. Руки его расслабленно болтались вдоль тела. Глаза сияли изумрудами. Большие, широко раскрытые глаза. Потрясающие глаза!

Нежные губы ребенка раздвинулись, как будто он хотел что-то сказать, но он так и не нарушил молчания. Посвежевший ветерок играл упавшей на лоб прядкой мягких волос.

Два мальчика не отрываясь глядели друг с друга, как будто соединенные невидимой связью. Глаза Йохана расширились, по лицу потекли слезы. Справа от Тома Рашель шагнула к Йохану, да так и замерла.

И тут мальчик издал первый звук.

Чистый, нежный, ясный звук оттенил утреннюю тишь, приласкал слух Тома и острой стрелою вонзился в его сердце. Грудь словно сдавили тугие обручи. В сознании замелькали образы ушедшего мира: пол изумрудной смолы, гром водопада, золотая рябь озера… Звуки сложились в мелодию.

Том упал на колени и заплакал.

Мальчик шагнул к Йохану, закрыл глаза, поднял голову. Песня его порхала в воздухе, овевала волосы, как ветерок от крылышек расшалившихся ангелочков. Лицо Рашели казалось выточенным из серого гранита.

Мальчик раскинул руки, словно обнимая весь мир, и издал низкий рокочущий звук, от которого содрогнулась земля. Затем полились слова, обрамленные нежной, ласкающей мелодией.

Я вас люблю…

Я вас люблю…

Я вас люблю…

Том прикрыл глаза. Тело его дрожало под властью звуков и слов. Мелодия взбежала по октаве, заполнила собой пространство…

Я сотворил вас…

И люблю вас такими, какими сотворил.

Проникнув в сердце Тома, песня резонировала так, что он опасался взрыва в груди своей. Наконец, как будто созвучием тысячи труб незримого органа, воздух взорвался завершающим аккордом, и все стихло.

Том поднял голову. Мальчик по-прежнему не отрывал взгляда от Йохана, который отошел от валуна и вытянул обе руки перед собой, в направлении чудесного певца. Они почти одновременно шагнули друг к другу. Первые шаги осторожные, в нерешимости… Но вот они разом взвизгнули и побежали, полетели, широко раскинув руки.

С гулким звуком столкнулись они, два мальчика почти одинакового роста, как два близнеца, потерявшихся, но нашедших друг друга. Визжа и хохоча, принялись возиться в песке.

Рашель засмеялась громко и радостно, принялась хлопать в ладоши. Том сомневался, что Рашель когда-либо встречала мальчика, но она сразу узнала его.

— Элион! — звенел ее голос. — Элион! — Рашель плакала и смеялась, хлопала в ладоши и размазывала слезы по лицу.

Мальчики вскочили и принялись носиться вокруг валуна, смеясь, толкаясь, дергая друг друга, о чем-то перешептываясь, как первоклашки на перемене.

И тут мальчик понесся к Тому.

Том все еще стоял на коленях, не отрывая от него взгляда. Глаза мальчика, два изумруда, проникали в душу. На губах измученная улыбка. Мальчик подскочил к Тому, обнял его рукой за шею, прижался мягкой, теплой щекой к щеке Тома. Его дыхание обожгло Тому ухо.

— Я люблю тебя, — прошептал мальчик.

Ревущий вихрь ворвался в сознание Тома. Сердце окатил могучий поток дикой невысказанной любви. Он услышал свой слабый стон.

А мальчик уже обнял Рашель, прижался к ее щеке. Рашель зарыдала, мальчик отскочил от нее, помчался дальше.

Отбежав на дюжину шагов к востоку, он остановился, повернулся к ним, озорно сверкая глазами.

— Идемте, идемте!

Он приглашающее махнул рукой и побежал вверх по склону бархана. Йохан, не чувствуя усталости, понесся следом.

Том и Рашель переглянулись, тяжело дыша.

Том с трудом поднялся на ноги, не сводя глаз с мальчика, уже одолевшего подъем и замершего на вершине песчаного холма. Помог подняться Рашели.

Бежали они молча. Томас все еще не мог опомниться после того, что случилось. Одежда его пропиталась потом. Бежал он через силу, в отличие от мальчика, который, казалось, прыгал по песочнице на игровой площадке в имении любящего дядюшки-миллионера. Но Том последовал бы за ним всюду, прыгнул бы за ним с утеса, веря, что у него вырастут крылья. Нырнул бы за ним в глубины моря, зная, что сможет дышать под водой. Его песня внушила эту уверенность. Его песня, его взгляд, его слова и его дыхание, память о его прикосновении…