Артем Абрамов - Место покоя Моего

Они пошли в сторону от дороги. Почва здесь была мягкой, богатой, еще помнящей долгие зимние дожди. Сандалии идущих легко вминали ее, оставляя заметные следы. Петр машинально отметил: хорошим год быть обещает, урожай и злаков и фруктов обильным должен оказаться. И тут же Мастер, живущий где-то глубоко внутри, заставил усмехнуться: как же ты вжился в эту жизнь, корнями врос в эту землю, ты ж даже больше не Мастер Службы, а какой-то крестьянин… И сам согласился с собой: да, это так, что ж тут особенного или тем паче плохого?.. Живу я здесь, живу…

— Что тебя мучает, Кифа? — спросил Иешуа.

— Меня? — постарался искренне удивиться Петр. — Да ничего, пожалуй. С чего ты взял?

Услышал его ученик или не услышал, успел Петр закрыться от него или нет, но Иешуа не стал развивать тему: не хочет Кифа говорить — его воля.

Шли — молчали. Казалось, Иешуа хочет начать разговор, но то ли не знает как это сделать, то ли решает: а стоит ли вообще начинать. И похоже это было на него, и непохоже одновременно…

— Что-то должно случиться в Иершалаиме, — сказал наконец Иешуа.

Вот тут Петр совершенно искренне удивился:

— Как что? А зачем мы туда идем? Ты же все продумал, просчитал, простроил. Ты со мной своими планами не делился, но, полагаю, они у тебя есть, и я, как ты понимаешь, не имею в виду проповедь Царства. Я имею в виду вещи достаточно реальные и осуществимые, которые, судя по всему, ты задумал. И задумал при всей своей богоизбранности, Сын Человеческий, как ты любишь повторять, а значит человек, и человек весьма прагматичный. По крайней мере всегда таким был.

— Я — прагматик, да, Кифа, ты прав, но я имею в виду сейчас нечто нематериальное, растворившееся в воздухе, пропитавшее его… Опасность? — спросил вроде себя и вдруг дернул Петра за руку: — Ты знаешь, как пахнет опасность?

— Болотом, — абсолютно на автомате ответил Петр, потому что меньше всего ожидал такого вопроса.

— А у меня по-другому, — огорчился Иешуа, — у меня опасность пахнет прокисшим вином. Очень противный запах.

Ломать комедию, прикидываться, что не понял, смысла не имело, поэтому Петр счел здравым согласиться:

— У тебя куда противнее… И много его?

— Запаха уксуса? Пока не очень; Но мы идем целый день, и он становится сильнее и сильнее. Это Иершалаим, Кифа, там что-то должно произойти.

— Ты разрушишь Храм? — этакий полувопрос, полуутверждение.

— Эту опасность пусть нюхают коэны и левиты, всякие саддукеи и фарисеи, усмехнулся Иешуа, — если учуют… Нет, опасность грозит мне.

— Тебе лично?.. Иешуа, опомнись, мы все здесь, Симон и я вооружены… От кого опасность?

— Не ведаю. Пока.

Петр с некоторых пор не так уж сильно, как прежде, страшился, что Иешуа его услышит, его умение блокировать собственный мысленный фон, которое Иешуа прошибал на раз, с полгода назад было мощно усилено мини-маффлером, вжитым Техниками в кору головного мозга Мастера. Так захотел Петр — с учетом своих финальных планов, а Техники вовремя подоспели с новой разработкой и в один из визитов в Службу легко усилили его защиту от нежелательных вторжений в тайную область мышления. Плюс, конечно, его собственная защита, которая, объединившись с глушилкой-маффлером, сделала Петра практически непробиваемым. Практически потому что Петр то и дело проверял двойную (или тройную? или десятерную?..) защиту то на Иоанне, то на самом Иешуа, и выходило надежно. Но теоретически… Теоретически Иешуа даже не просчитывался.

— Хорошо, — сказал Петр, — от кого, ты не ведаешь. Может быть, завтра почуешь. Или послезавтра — уже в Иершалаиме… Но какого рода опасность? Жизни? Делу?..

— А для меня эти понятия — одно, — опять усмехнулся Иешуа: — Все-таки жизни, наверно. А делу — как следствие.

— Мы пробудем в Иершалаиме чуть больше недели. Мы усилим охрану, станем постоянно менять места ночлега. Я сам буду рядом все время. И Йоханан тоже. Можно ему сказать?

— Скажи, — согласился Иешуа. — Спасибо, попробуйте… Но до сих пор такой силы запаха я не чувствовал ни разу, хотя он мне знаком уже с год. Раньше чувства для меня просто не пахли…

— Держи меня в известности, не молчи, — попросил Петр.

— Конечно буду. Иначе зачем я тебе это рассказал? Здесь Петру должно было бы стать очень стыдно, потому что он распрекрасно ведал, какую опасность унюхал по-новому действующий нос Иешуа. Все правильно, на обоняние ученику грех жаловаться, сволочь матрица сделала очередной сюрприз и Петру персонально, и Техникам в массе. Но на Техников Петру было наплевать, а о том, что запланированное им и Иоанном финальное действие пахнет столь отвратительно прокисшим вином, по сути, уже уксусом, он не задумывался. А с другой стороны, подлость — всегда с дурным запашком, чему удивляться! И пусть Петр по сто раз на дню твердит и себе — и Иоанну частенько! — что смерть Иешуа будет абсолютно фигуральна, а не реальна, что он останется жить. Вон Креститель третий год, как помер, а Богослов живет себе… Но Иешуа сказал только что, да и знал об этом Петр, прекрасно знал, что его жизнь — это его дело, понятия неразделимы, отнимешь одно — умрет другое…

Петр частенько ловил себя на мысли, адекватной только что мимолетно мелькнувшей: о Мастере и крестьянине в одном лице. Но есть еще Мастер и последователь Мессии в одном лице. Есть Мастер и учитель в одном лице. Есть Мастер и ученик. Мастер и друг, Мастер и утешитель. Мастер и брат, наконец!.. Кто он на самом деле, Петр? Кем ему числить себя, чтобы спать по ночам спокойно, не просыпаться в холодном поту от ощущения полной безнадеги: как жить дальше?.. Как жить, когда все это закончится?.. Сможет ли он?..

Никогда, никогда, никогда не было у Петра подобной негативной нравственной силы бросков! И все чаще и чаще понимал он: никогда больше и не будет.

По завершении проекта «Мессия» Петр решил уйти из Службы. Знал, что это будет очень непросто, их. Мастеров, всего пятнадцать, уже говорено, и больше не стало, его будут хватать за руки, убеждать, стыдить, размахивать высокими словами, как флагом, но — зря. Он — свободный человек свободного мира. Это его свободный выбор.

Но до финала еще надо добраться.

Они отошли от места ночлега довольно далеко, стало совсем темно, хотя ни Петру, ни Иешуа темнота была не помехой: они оба все прекрасно видели в любой тьме, хоть бы даже и египетской, Петр — давно, всегда, сколько себя помнил, Иешуа — тоже лет десять уже, если не больше.

— Пора спать, — сказал Иешуа. — Завтра опять с рассветом тронемся.

— Выспишься? — спросил Петр.

Иешуа пожал плечами, не ответив. Вопрос и впрямь был праздным: Иешуа, как и Петр, как он научил его в детстве, умел отклю-, чать себя и спать «по заказу», высыпаясь полно и легко даже за десять минут. А тут — часы, экое богатство!..