Юрий Никитин - Ярость

Яузов подошел, в глазах было великое изумление и еще что-то, что мне очень не понравилось, но назвать одним словом я сразу не мог. Он кивнул, проговорил с великим отвращением:

– Здравствуйте, Виктор Александрович. Не скажу, что счастлив вас видеть. Там одних компьютеров закупили на шесть миллионов долларов!

Кречет спросил с интересом:

– Ну и что?

– А то, что если этот... футуролог и там погулял, как на даче Покальчука, то это стране влетит в копеечку.

Я возразил:

– Вы же слышали, на даче Покальчука произошел взрыв газа.

– Такой взрыв, что разнесло все в чертовой матери?

– Взорвалась газовая магистраль, – поправился я. – Прямо под дачей.

– А вы где были?

– В подвале! Туда отвели для ужасных нечеловеческих пыток!

Он отмахнулся, просительно посмотрел на Кречета:

– Похоже, придется выделять деньги на другую базу.

Кречет с сомнением посмотрел на меня, перевел взгляд на министра обороны. Голос был успокаивающим, но без обычной генеральской уверенности:

– Виктор Александрович уже государственный человек. Он бережет государственное добро. Даже, когда разгуляется, не особенно портит...

Яузов безнадежно отмахнулся:

– Это смотря как разгуляется. Он же за русскую идею! За возрождение русского духа. А это: раззудись, плечо, размахнись, рука!.. Что за свадьба без хорошей драки, да как еще полгорода не спалить? Я всегда не доверял ученым. То порох придумают, то экологию... А от этой непонятной футурологии вообще мир может сгинуть.

– Да все цело, – ответил я с неудовольствием, – что я, американец?

Кречет сказал наставительно:

– Это еще что! Я всегда говорил, что хороший ученый вообще-то стоит целой танковой бригады! А наш Виктор Александрович не просто хороший, он лучший!

Яузов посмотрел на меня с отвращением. Судя по его виду, на базу уже махнул рукой, беспокоился, не пострадали ли вокруг того места, где была база, дома военного городка.

Меня подмывало спросить, не прибыл ли Яузов этим же самолетом, но что бы ни ответил, это к делу не подошьешь, а вот прибыл или не прибыл, это узнаю, узнаю у других...

Из блиндажа опрометью выскочил молоденький и очень усердный с виду офицер. В руках работал портативный телевизор. Бегом принес, развернулся экраном к президенту, застыл как чугунная статуя.

Телекомментатор вещал с экрана:

– О чем думает генерал Кречет, задумав провести военные маневры? Причем, вблизи западных границ России, которые вскоре станут границами всемогущего НАТО?.. Хочет показать, что у нас есть ядерные ракеты, способные стереть с лица земли человечество? Но для их взлета требуется высококачественное топливо, а инженеры не должны голодать, иначе нажмут не ту кнопку...

Красивая девушка в короткой юбчонке, раскачивая бедрами, прошла к столу и неторопливо положила перед ним листок. Комментатор сделал вид, что только сейчас увидел текст, заговорил с подъемом:

– Только что получили сообщение, что генерал Кречет на маневры отбыл лично. Оставив разрушенную страну, он три дня проведет в обществе себе подобных: унтеров, держиморд, скалозубов...

– Сволочь, – выругался Кречет. – Классику перевирает, гнать надо!

– Да и президента упорно называет генералом, – добавил Яузов. – Если такой работник не слыхал о выборах, надо снять за неграмотность. Или подать в суд, там все ясно – оскорбление, а потом уволить.

Глава 44

В Сербии русские части миротворцев терпеливо и уныло ждали отправки, как здесь говорили, взад, на родину. Немцы и французы уже отбыли, у них и дома хорошо, а у русских частей сразу портилось настроение, когда понимали, что скоро возвращаться, платить будут деревянными, к тому же с задержками, летать снова на устаревших, не ремонтированных,

На аэродроме стояли два самолета. В готовности по-русски, то есть, вне ангаров. Но огни потушены, даже в диспетчерской пусто, потому никто не заметил в небе огромный самолет, что сделал круг и начал снижаться.

Когда самолет был уже над аэродромом, кто-то из случайных наблюдателей обратил внимание, что самолет без опознавательных знаков. Затем тот резко пошел вниз, его потеряли из виду.

Приземлился умело, с шиком, остановился, не пробежав и половины летной дорожки. Трап еще не успели спустить, как откинулись люки в задней части, по пандусу стремительно скатились бронетранспортеры высшей проходимости. Коммандос сидели, как чугунные статуи, все обвешанные ультрасовременным оружием, в бронежилетах, молчаливые, готовые в любой миг к мгновенным, взрывным действиям.

Бронетранспортеры на огромной скорости понеслись к русскому самолету. Чудовищно огромный, он как гора вырисовывался на светлеющем небе.

Трап опущен, люки открыты, непростительная оплошность, и Рэмбок с разбега взбежал по ступенькам. В салоне подпрыгнули и уставились как на привидение, когда мускулистый разъяренный человек, обвешанный оружием, возник в дверном проеме. Дуло огромного пулемета, если это шестиствольное чудовище было пулеметом, в руках командира коммандос смотрело, казалось, на всех разом.

– Кто командир? – вопрос был задан на русском языке почти без акцента.

Трое сидевших застыли, как восковые фигурки. У всех в руках были карты, еще карты в беспорядке лежали на плоском боку чемодана. Один ответил, запинаясь:

– Он... он сейчас... гм... в городе...

Рэмбок выругался, тоже по-русски. Второй пилот спросил нерешительно:

– Что случилось?

– В России переворот, – выкрикнул Рэмбок яростно. – Нас прислали вам на помощь!.. По просьбе вашего законного правительства – Госдумы. Мы должны спешно лететь, чтобы остановить маньяка! Где штурман?

– Тоже в городе, – ответил второй пилот. – Покупает видеоаппаратуру. Там дешевле. У него список... А что за переворот?

Рэмбок видел, что русские посерьезнели. Похоже, о перевороте давно поговаривали, или же ожидалось нечто подобное.

В самолет, стуча подкованными сапогами, вбегали коммандос, дисциплинированно рассаживались по огромному салону.

Стиснув зубы, Рэмбок быстро оглядел панель управления. В глазах рябит от обилия циферблатов, но ничего нового, все знакомо. Приходилось летать и на более сложных, но только командир знает отзыв «Свой-чужой», который к тому же постоянно меняется.

– Адрес? – выкрикнул он коротко.

– Гм... – сказал второй пилот в задумчивости. Он наморщил лоб, долго шевелил бровями, наконец развел руками: – Не упомню... Только и застряло в памяти, что дом второй от угла. Там еще олива растет... или то не олива? Может, слива? Тоже олива, если разобраться...

Рэмбок стиснул челюсти, проглотил сдавленно, загоняя вглубь злость: