Механическое пианино - Курт Воннегут
– А вам это удалось? – спросил Пол.
Кронер отрицательно покачал головой.
– Просто набор слов.
– Но оно все же сделало доброе дело, о котором, ручаюсь, ты никогда бы не догадался, – вставила Анита. – Можно, я скажу ему относительно новой работы?
– Да, Пол, – сказал Кронер. – Восточному району требуется главный инженер.
– И тебе будет предоставлено это место, милый! – воскликнула Анита.
– Главный инженер? – спросил Пол. – А что с Бэйером?
Несмотря на то, что собственная его жизнь летела кувырком, Пол почему-то был совершенно уверен в том, что весь остальной мир прочно стоит на ногах. И ничто во всем этом остальном мире не казалось ему более прочным, чем союз инженерного гения Бэйера с краеугольным камнем технологии – Кронером.
– Неужто он умер?
– Нет, – грустно произнес Кронер, – нет, он все еще жив. В физическом смысле, хочу я сказать. – Он поставил микрофон на стол и пододвинул к нему кресло, чтобы Пол мог давать показания со всеми удобствами. – Что ж, по-видимому, так оно и должно было произойти. Бедняжка Бэйер был не слишком стойким человеком. Ты сам знаешь, – он поправил микрофон. – Вот, ну, давай, Пол, мой мальчик.
– А что же с Бэйером? – продолжал настаивать Пол.
– О, – вздохнул Кронер, – он прочитал это дурацкое письмо, вытряс все содержимое из ящиков письменного стола и ушел. Садись сюда, Пол.
Значит, письмо это было настолько хорошо, подумал Пол, пораженный тем переворотом, которое оно произвело по крайней мере в одной человеческой жизни. Но затем ему сразу же пришло в голову, что письмо это вызвало поддержку Бэйера не столько своей аргументацией, сколько тем, что под рукой не оказалось никого, кто смог бы привести аргументы против этого письма. Окажись рядом кто-нибудь посмышленей Кронера, кто смог бы выдвинуть против письма достаточно веские аргументы, то и Бэйер, возможно, спокойно остался бы на своем месте в Олбани.
– А какова официальная реакция на письмо? – спросил Пол.
– Оно отнесено к разряду государственной тайны, – сказал Кронер, – и поэтому каждый, кто попытался бы распространять его, подпадает под действие закона о государственной безопасности. Итак, тебе нечего волноваться, мой мальчик, это уже никуда дальше не пойдет.
– Но ведь должен же быть какой-то официальный ответ на него, не правда ли? – спросил Пол.
– Это только сыграло бы им на руку – публично признаться в том, что вся эта чепуха с Заколдованными Рубашками заслуживает внимания всей системы. И это именно то, чего они добиваются! Ну давай, усаживайся, и покончим со всем этим, чтобы ты поскорее мог отправиться домой и воспользоваться заслуженным отдыхом.
Совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, Пол уселся перед микрофоном, и Кронер включил звукозаписывающий аппарат.
Официальные власти реагировали на Общество Заколдованных Рубашек именно так, как они реагируют на многие вещи: пропускали их мимо ушей, как пропускали мимо ушей многие сложные и неприятные вопросы во время ежегодных сборищ на Лужке. Как будто официальное признание или непризнание означает жизнь или смерть для самих идей. Старый дух Лужка полностью проявился в этой реакции, дух, который, как предполагалось, призван был цементировать всю систему: убеждение, что оппозиция не стремится ни к чему иному, как победить любыми средствами и этим нанести ущерб, и что единственной целью соревнований является полная победа либо полное поражение.
– Итак, – сказал Кронер, – кто же на самом деле стоит во главе всей этой дурацкой затеи, этого Общества Заколдованных Рубашек?
И опять Пол оказался на одном из самых древних перекрестков дорог, на перекрестке, который он уже однажды увидел перед собой в кабинете Кронера несколько месяцев назад. Выбор того или иного направления не имел ничего общего ни с машинами, ни с иерархией, ни с экономикой, ни с любовью или веком. Это было чисто внутренним делом каждого. Любой шестилетний ребенок уже знает об этом перекрестке и знает также, что делает в таких случаях хороший или плохой мальчик. Перекресток этот известен всему миру по народным сказаниям, и хорошие мальчики независимо от того, носят ли они кожаные брюки ковбоев, коротенькие штанишки, серапи, леопардовые шкуры или серые в полоску брюки банковских служащих, отделяются здесь от плохих.
Плохие мальчики становятся доносчиками. Хорошие не становятся ими вне зависимости от времени или от причин.
Кронер прокашлялся.
– Я спрашиваю – кто стоит во главе их, Пол?
– Я, – ответил Пол, – и, клянусь Богом, я хотел бы быть лучшим руководителем.
В то мгновение, когда он произносил эти слова, он уже знал, что это правда, и одновременно с этим он наконец понял то, что было доступно пониманию его отца, – что значит верить в какое-то дело и всей душой принадлежать ему.
XXXII
– Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду, одну только правду, и да поможет вам Бог?
– Клянусь, – сказал Пол.
Заполнившие зал судебных заседаний телевизионные камеры откатились от Пола, чтобы показать пятидесяти миллионам телевизионных экранов табло на южной стене зала Федерального суда Илиума. Там же, немного позади и выше доктора Пола Протеуса, сидел судья – «Управляющий небом», как мысленно окрестил его Пол. Обвиняемый, сидевший сейчас на скамье для свидетелей, скорее напоминал старомодную панель управления, чем человека: он весь был обвит проводами от приборов, определяющих температуру, давление и потовыделение, установленных на его груди, запястьях, под мышками, на висках и на ладонях. Провода эти шли в серый кабинет, расположенный под местом дачи свидетельских показаний. Там полученные данные интерпретировались должным образом, преобразовывались и передавались на табло размером в квадратный ярд, расположенное над головой Пола.
Стрелка-индикатор на этом табло, в данный момент направленная вниз, была устроена таким образом, чтобы свободно двигаться между черной буквой «П» (правда) справа и красной буквой «Л» (ложь)
