Кристофер Мур - Приктическое демоноводство

Он жил на склоне холма, обращенном к Тихому океану, в маленьком деревянном домишке, который спроектировал и построил сам – так, чтобы можно было жить одному, но не чувствовать себя одиноким. Днем окна и застекленная крыша наполняли домик светом, и даже в самый ненастный, туманный день каждый уголок был ярко освещен. По вечерам жилье согревали три каменных камина, занимавшие целые стены в гостиной, спальне и кабинете. Их оранжевый спокойный уют радовал старика. Он сжигал одну поленницу красного дуба и эвкалипта за другой, а рубил и колол дрова сам.

Когда Август Рассол обращался мыслями к собственной тленности, а это происходило редко, он знал, что умрет в этом домике. Он и выстроил его на одном уровне, с просторными коридорами и широкими дверными проемами, чтобы быть уверенным – если когда-нибудь окажется в инвалидном кресле, останется независимым до того дня, когда проглотит черную таблетку, присланную из “Общества цикуты”.

Дом он содержал в чистоте и порядке. Не столько из-за того, что любил порядок – Рассол верил, что хаос – суть мироздания, – сколько потому, что не хотел усложнять жизнь уборщице, раз в неделю приходившей вытирать пыль и выгребать золу из каминов. Кроме того, ему не хотелось слыть неряхой – он знал за людьми такое свойство: судить человека лишь по одной стороне его натуры. Даже Август Рассол не чуждался тщеславия.

Несмотря на убежденность в хаотической природе вселенной, Рассол жил очень упорядоченной жизнью, и парадокс этот по хорошем размышлении развлекал его. Каждое утро он поднимался в пять, принимал получасовой душ, одевался и съедал один и тот же завтрак: яичница из шести яиц и полбулки хлеба, нарезанной ломтями, хорошо обжаренной и с толстым слоем масла. (Холестерин казался слишком тихим и коварным, а потому неопасным врагом, и давным-давно Рассол решил, что пока холестерин не соберет силы и не ринется на него по тарелке в атаку, точно бригада легкой кавалерии, он не будет обращать на него внимания.)

После завтрака Рассол закуривал пенковую трубку – первую за день, – забирался в грузовичок и ехал в центр города открывать магазин.

Первые два часа он пыхтел по всему заведению, точно огромный седобородый локомотив, – заваривал кофе, продавал печенье, лениво трепался со старичьем, каждое утро приходившим с ним поздороваться, и готовил передать магазин под надзор горстки продавцов. В восемь появлялся первый из служащих и садился за кассу, а Рассол принимался заполнять заказы на то, что называл “эпикурейскими предметами первой необходимости”: печенье, импортные сыры и пиво, трубочный табак и сигареты, домашние макароны и соусы, свежую выпечку, гурманские кофейные смеси и калифорнийские вина. Рассол подобно Эпикуру верил, что хорошей жизнь может быть, если она посвящена простым удовольствиям и регулируется справедливостью и умеренностью. Много лет назад, работая вышибалой в борделе, Рассол часто видел, как отчаявшиеся, злые люди становились после нескольких минут удовольствия обходительными и веселыми. Тогда он и поклялся когда-нибудь открыть свой публичный дом, но на продажу выставили ветхий магазин с двумя бензоколонками, и Рассол пошел на компромисс со своей мечтой, купил его и начал доставлять публике удовольствия иного рода. Тем не менее, время от времени его кололо подозрение, не упустил ли он свое подлинное призвание, не став мадам.

Каждый день, покончив с заказами, Рассол выбирал на полке бутылку красного вина, клал ее в корзину вместе с хлебом, сыром и наживкой и отправлялся на пляж. Остаток дня он проводил на берегу в полотняном режиссерском кресле – отхлебывал вино, курил трубку и ждал, пока на длинную удочку-закидушку не попадется добыча.

По большей части Рассол позволял мыслям течь прозрачно, как вода. Ни о чем не беспокоясь, ни о чем в особенности не думая, ни в сознании, ни без: дзэнское состояние “мушин”, не-разума. К дзэну он пришел задним умом, узнав в работах Судзуки и Уоттса то отношение к жизни, которое появилось у него без всякой дисциплины, пока он просто сидел на берегу, смотрел в пустое небо и сам становился таким же пустым. Дзэн был его религией, дзэн приносил ему спокойствие и доброе расположение духа.

Но в это утро Рассол с трудом мог собраться с мыслями. Визит маленького араба в магазин разозлил его. Рассол не говорил по-арабски, однако понял все до последнего слова. Он видел, как воздух режут сверкающие голубые проклятья. Он видел, как глаза араба сияют белой яростью.

Он курил трубку с русалкой, вырезанной так, чтобы указательный палец ласкал ее грудь, и пытался отыскать какой-то смысл в том, что выходило за рамки его реальности. Рассол знал: чтобы вместить жидкость нового опыта, чаша его разума должна быть пуста. Но сейчас он скорее мог купить хлеба за лунные зайчики, чем достичь дзэнского спокойствия. Это его и злило.

– Загадочно, не правда ли? – раздался чей-то голос.

Рассол вздрогнул и обернулся. Футах в трех от него стоял маленький араб. Он что-то пил из пенопластового стаканчика. Красная вязаная шапочка поблескивала от утренней мороси.

– Простите, – сказал Рассол. – Я не видел, как вы подошли.

– Загадочно, не так ли? Из ниоткуда возникает дерзкая таинственная фигура. Должно быть, вас поразило ужасом. И, быть может, парализовало страхом?

Рассол оглядел сморщенного человечка в мятом фланелевом костюме и дурацком колпаке.

– “Парализовало” будет точнее всего. Меня зовут Август Рассол. – И он протянул человечку руку.

– Вы не боитесь, что, коснувшись меня, вспыхнете ярким пламенем?

– А что – есть такая опасность?

– Нет, но сами знаете, как суеверны рыбаки. Возможно, вы полагаете, что немедленно обратитесь в жабу. Но вы хорошо скрываете свой страх, Август Рассол.

Рассол улыбнулся. Манеры человечка сбивали с толку и забавляли, но бояться ему и в голову не пришло.

Араб допил из стаканчика и зачерпнул им из нахлынувшей волны.

– Зовите меня просто Гас, пожалуйста, – сказал Рассол, не убирая руки. – А вы?

Араб снова отпил и пожал протянутую руку. На ощупь кожа его была как пергамент.

– Джан Ген Джан, Царь Джиннов, Повелитель Преисподней. Не трепещите, я не желаю вам зла.

– Я не трепещу, – ответил Рассол. – И, может, не будете так налегать на морскую воду? Давление поднимает, как черт знает что.

– И не падайте на колени – не стоит простираться ниц перед моим величием. Я к вашим услугам.

– Благодарю вас. Это большая честь, – сказал Рассол.

Несмотря на странное происшествие в магазине, он с трудом мог воспринимать напыщенного человечка всерьез. Араб, судя по всему, – просто Наполеон из дурдома. Он таких видел сотни по всей Америке: живут в замках из картонных коробок и кормятся на свалках. У этого, однако, имелись какие-то верительные грамоты – он умел чертыхаться голубыми вихрями.