Ант Скаландис - Здравия желаем, товарищ Эрот!

…Нет, ребята. Нельзя так нажираться. Даже по очень большим праздникам.

Вот вспомнил теперь: проснулся-то я все-таки на складе № 5, где грудами лежали мягкие и ароматные шкурки бубузантов с Одемиры, а вокруг меня спало трое или четверо голых девиц, но Любани среди них не было. Значит, все-таки с батюшкой ушла…

На этом обрывается «Лирический отчет № 2»

А правительственная комиссия (или просто делегация?) прибыла вовремя, как и обещала. Только выглядела она странно: простучав уверенными шагами по кольцевому коридору, к нам в кают-компанию вошел всего один очень легкомысленного вида не то чтобы молодой – просто юный блондин, одетый впрочем с иголочки, а в холодных голубых глазах – нескрываемый хрустальный блеск превосходства.

– Всем вольно, – бросил он то ли в шутку, то ли всерьез.

И сообщил:

– Я готов вести с вами переговоры не только от имени правительства России, но и от имени своей партии – партии рулевых. Меня зовут Александр Французов.

И тут Любаня, уже, видать, начавшая сомневаться, не обозналась ли, как завопит, не выдержав:

– Сашка! Не узнаешь, мерзавец! Так это ж я – Любка!

Французов подошел, вежливо поцеловал сестрицу в щеку и мягко но недвусмысленно сжав ее локоток, тихонько проговорил:

– Успокойся, Люба, я знал что ты здесь. Референты доложили. Но мы с тобой по-семейному поговорим после, а сейчас главное —дело сделать.

Любаша обиделась, конечно, и решила все про младшого брата своего рассказать. Принародно.

– А ведь это ж я тебя, Сашок, за ручку в Комитет привела, мне уже тогда офицерские корочки дали. Ну, а пока мы по комсомольской путевке советский космос сексом обеспечивали, братишка мой, видать, до полковника дослужился.

– Помолчи, сеструха. Это мелко, – отпарировал Сашка, но с интонацией на удивление ласковой. – Дослужился-то я всего лишь до майора, потом после путча выборы были… Однако долго рассказывать. Короче: сегодня моя должность – первый вице-премьер российского космоса.

– А почему без охраны? – опешил Никодим.

– Демократический стиль работы. Но если честно, охрана там, в шлюзовой, просто вы же люди свои…

Последнее утверждение вызвало на лицах работников торгового флота легкое сомнение, а более других искушенный в бюрократии Моськин поинтересовался:

– И сколько же вас там, первых вице-премьеров?

– Первых много, – понимающе кивнул Французов. – Но я самый первый, вы уж поверьте.

– А такой молодой! – еще раз усомнился Никодим Казанов.

– У нас сегодня все в правительстве молодые. «Коммунизм – это молодость мира…». То есть тьфу, это я какой-то не тот лозунг вспомнил… В общем, неважно, реформы – дело молодое, во!

– И Сосёнцин ваш – тоже молодой? – по-родственному подколола Люба.

– Сосёнцин старый, – грустно покивал Сашка. – То есть он уже новый, но все равно старый, а мы хоть и старые, в смысле не новые, но молодые, потому что…

Тут он окончательно зарапортовался, и Эдик, на правах старшего в чрезвычайных ситуациях решил вице-премьеру помочь.

– А дело-то у тебя, какое, брат? До нас-то на фига явился?

И откуда только повылезли эти простецкие обороты? Но Французов воспринял нормально.

– Дело простое. Я от имени партии рулевых, то есть тех, кто последовательно проводит в России демократические реформы, хочу вас предупредить. Вы – уникальный экипаж, единственный, улетевший с Земли еще при Грешневе. И в предвыборную компанию, а она начнется вот-вот, за вас будут драться все силы и движения. Но наиболее рьяно, конечно, коммуняки.

– Как же это – коммуняки?! – Моськин чуть не упал.

– Да их же вне закона объявили, – выдохнула Вера.

– Ох, милая, – повернулся в ее сторону Сашка, – вспомнила! Когда это было? С тех пор коммуняки, окрепли, перекрасились, и в этом году они победят на выборах. Будут управлять всем российским космосом. Но мы – рулевые – останемся в качестве мощной оппозиции, и сегодня просим вашей поддержки.

Да, они теперь все шестеро, включая комитетчика, Ярославского, готовы были против коммунистов выступать с кем угодно – последний вольный год не шел ни в какое сравнение со всей предыдущей жизнью. Но обсуждать детали предвыборной борьбы после такого странного заявления вице-премьера, было просто немыслимо. То есть как это – коммуняки победят? Ведь это же катастрофа. Конец света. О какой оппозиции может идти речь? Съедят они любую оппозицию! К чему же тогда было это все: путчи, войны, кризисы. Дефолты, прости Господи!…

Примерно такие вопросы и были обрушены на златокудрую голову Сашки Французова.

– Несмышленыши вы мои, – ласково проговорил юный всезнайка. – Да это же политика. Между словами и делами дистанция огромного размерами! Какая разница, кто себя как называет? Есть у нас один в Державной Мысли, либералом себя зовет, демократом, Худощинский его фамилия, а как-то сидим обедаем, он мне – шасть! – тарелку борща в морду. Ну, я не растерялся и тут же всю кастрюльку ему на башку и надел!..

И Французов радостно заржал, хотя никто из экипажа торгового судна так и не понял, к чему это он рассказывал.

Никодим в простоте своей так и спросил:

– Ты о чем говоришь-то?

– А вы о чем?

– А мы, если честно, – выступила вдруг Надя, – говорим и думаем прежде всего о себе. О великой России как-то уже надоело, тем более, что мы тут послушали радио «Татарская волна», и нам рассказали, что Россия давно уже не великая.

– Но, но! Это вы мне бросьте! – погрозил пальцем Французов. – Россия всегда великая.

– Ну и хрен с ней, – вяло согласилась Надюха. – Ты вот лучше объясни, с нами-то что будет при этих ваших коммуняках?

– Ничего не будет. То есть все будет хорошо. Можете спокойно возвращаться на Землю.

– Да пошел ты! Там же у вас импичмент сплошной, а теперь еще и коммуняки у власти.

– Вот вы и не поняли ничего! Коммуняки-то теперь совсем не те.

– Неужели и торговать при них можно будет нормально? – капитан почему-то начал с этого.

– А что, – улыбнулся Сашка, – при советской власти вы плохо торговали?

– Да в общем-то хорошо, – согласился Никодим, – но тогда все хорошее незаконно было.

– Ну, значит, вам не привыкать. Теперь – то совсем никаких законов не стало. Каждый живет как умеет.

– И при коммуняках?

– Ну, конечно.

– Не понимаю, – вмешался Эдик, – а как же Комитет?

– Да забудь ты про тот комитет, парниша! У сегодняшней конторы свои дела – шпионов ловить, с террористами разбираться, а идеология теперь никого не волнует,

«Ой ли!» – подумал про себя Эдик. А сказал другое:

– Ну, хорошо. А как же будет с сексом при новой власти. Мы не хотим чтобы опять всё запретили: бордели, порнуху, ночные клубы со стриптизом…