Дмитрий Гаврилов - Эликсир памяти, или Последние из Арконы

- А почему, собственно, нет?

Начал я с нехитрой мелодии, памятной с детства - то были "Паруса Крузенштерна"... А затем, вдруг, в свое удовольствие сыграл "Цыганскую венгерку". Двоюродный дед мастерски владел аккордеоном и фортепиано.

- Черт! Прямо наваждение! Колдовство!

Я вспомнил, что совсем недавно в одном из уважаемых серьезных альманахов мне приглянулась статья неизвестного автора о наследии русов-волхвов. Работа затем жестоко раскритикованная специалистами за ее бездоказательность. Эти господа усмотрели в ней покушение на свою монополию в области трактовки славяно-германского фольклора.

Погрузившись в недра старого книжного шкафа, я быстро нашел необходимый мне выпуск, и наугад открыв страницу, как ранее советовал Инегельд, тут же наткнулся на искомую публикацию. Вот что писал Игорь Власов, так звали автора статьи:

"...Любимец Велеса может быть талантливым ученым, гениальным поэтом и певцом, непревзойденным мастером по части приготовления кушаний, лучшим из садовников или лесничим, удачливым крестьянином, наконец, дельцом. Это Велес открывает тайны ремесла и медицины, это он благословляет путешественника и помогает ему в дороге. Но тот, кто ищет покровительства у Перуна- зациклен на идее противоборства, у него сознание борца, воина, готового ответить ударом на удар, силой на силу. Он не склонен ни к какому договору или сотрудничеству, потому что считает Громовика единственно справедливым и сверяет с этой Идеей каждый шаг. Он приносит нерушимую клятву своему кумиру и верит, что тот следит за ее соблюдением свысока.

Словене никогда не чтили Перуна превыше небесного Рода, вернее, он занимал одну из трех вершин их Триглава, выступая только лишь как Сила, зачастую черная, разрушительная. Даже в грозной Скандинавии культ рыжебородого простака-Тора уступил место всевидящему Одину, его Воле, Духу и Вере.

Радегаст ретарей, Световит ругов и ободритов, Дажьбог полянэто солнечные боги, которые, безусловно, имеют некоторые общие с Громовиком черты- например, сражаются с хтоническим существом, но не являются его солярной ипостасью. Их Сила порождающего характера, они щедро дарят людям свет и воду. Перуну же особо поклонялись лишь вагры, и не случайно князь Владимир возвысил сурового Громовика над прочими божествами, нарушая Правь. Десять лет он был верховным жрецом и насаждал на Руси культ Перуна, десять лет приносил ему кровавые человеческие жертвы, пошатнув веру в Справедливость у целого поколения... Затем с неменьшим ожесточением он взялся проповедовать чуждую всякому свободному человеку Христову религию.

...Воля Одина-Велеса статична и потенциальна, Сила Перуна-Тора динамична, ей свойственна кинетика. Однако именно Воля есть всепроникающее, творящее и образующее Нечто. Суть бога-Громовика несозидательна, ему всегда необходим противник. Воля сама себе противоположность, в ней уживаются Свобода и Власть.. У нее нет соперниц. Под символом "Перун" скрывается лишь одна из сторон Мировой Прави. И хотя его имя зачастую не произносится вслух, а то вообще, забыто и никем не подразумевается, Идеи Перуна в их уродливых формах будут господствовать в мире, пока он разобщен. А он будет разобщен, пока Мощь попирает Ум, пока Ум не свободен в своем выборе. А как ему быть свободным, когда тут и там "божьи рабы".

Впрочем, в последние десятилетия определилась новая тенденция - это растущая воля Ума к сопротивлению такому Мировому порядку.

Сильные мира заинтересованы в последнем, но он противен всякому вольному человеку.

Древние ведали, как развить индивидуальные качества, чтобы быть независимым от всякого посягательства на свою внутреннюю свободу..."

На том статья завершалась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Желая поскорей привести себя в божеский вид, я, видимо, снова перестарался.

Уже через пятнадцать минут боль заметно поутихла, а через час лицо стало приобретать знакомые черты.

Я убедился, что дело идет на поправку, и мне оставалось только запастись терпением - подождать, когда затянутся рубцы и спадет опухоль.

Но вот так просто лежать на диване, задрав нос к потолку, очень не хотелось, и, задернув занавески, так что в комнате воцарился полумрак, я решил испробовать эликсир на своих ранах. Почему-то представлялось - его действие окажется каким-то особенным. Да, я отношусь к той распространенной категории людей, которых даже свой горький опыт с первого раза ничему путному научить не может.

Капли драгоценной влаги оросили рваный шрам на предплечье, но и этого мне показалось - мало. Раздобыв в ящике письменного стола кисть, я скинул халат и расположился перед старинным бабушкиным трельяжем. Поглядывая на собственное отражение, я принялся чертить на коже хитросплетение целительных рун, напевая низким грудным голосом ведомые лишь посвященному строки.

Первой положил INGUZ, она должна освободить и вывести из забвения укрытую во мне жизненную энергию. Руна EHWAZ сделает ее проявление долговременным и непрерывным. Великая руна Тюра - ТEIWAZ увенчает их благотворное влияние полной победой над недугом.

Готов поклясться - в тот самый миг, когда моя рука, не дрогнув, выписывала на голой груди черту за чертой, мне почудилось, вернее, я понял, что ведал эти волшебные знаки всегда. Просто, их знание и вера в них скрывались где-то там, глубоко, пока не наступил долгожданный час Превращения.

Одинокая Эваз легла и на лоб. А затем, затем контуры предметов, наполнявших собой эту комнату, стали потихоньку расплываться и вещи обрели полупрозрачность. Cвященный знак лишь довершил пробуждение.

Пробуждение истинного сознания. Он сработал подобно катализатору из тех химических реакций, которыми я занимался в институте.

Мне грех было жаловаться на зрение, стоя спиной к Павелецкому вокзалу, я видел, как умывается кошка, сидящая в окне музея Бахрушина, расположенного по ту сторону площади. Однако, теперь моему удивленному взору предстал совсем иной мир. Конечно, что-то в нем оставалось прежним, и все-таки можно порой смотреть, да не видеть, видеть, но не замечать. Ныне, казалось, от меня не укроется ни одна, сколь-нибудь значимая деталь... Значимая для чего?

Руны вывели меня из удобного повседневного равновесия, чувства обострились. Пожалуй, сейчас я сумел бы проследить за одной каплей дождя, одной из многих миллионов, случись на дворе непогода. Но день выдался на редкость солнечным и по-весеннему теплым. Лучи пронзали плотную занавеску, прожженную в некоторых местах кислотой (я часто экспериментировал дома, в том числе и с едкими веществами), яркими прямыми нитями они проникали в прохладную полутьму моего жилища и ложились на дверцу книжного шкафа.