Джек Уильямсон - Подводная экспедиция

Если бы я не был увлечен картинами подводного мира, в голову мне могло прийти довольно много вопросов. Нефть, платина, руды других металлов, останки редких глубоководных обитателей, из которых можно делать чудодейственные лекарства, вознаграждение за изобретение иденита (я не знал, что он так и не удосужился получить причитающиеся ему деньги)… Мой дядя давным-давно мог стать мультимиллионером. Но он никогда не придавал значения презренному злату и никогда не выглядел богатым человеком.

Точно так же дядя никогда не упоминал имени Хэллэма Сперри, отца моего командира по академии.

Мне казалось, что эти вещи никоим образом не связаны между собой, и я даже не подозревал, что за связь здесь скрывается.

Точно так же не понимал, как много значит для меня Боб Эсков, до тех пор, пока он не пропал. Я регулярно получал его письма из больницы и все же не мог скрыть радостного удивления, когда утром, идя из столовой, услышал от одного из сокурсников, что Боб вернулся.

Забыв обо всем на свете, я вбежал в наше общежитие Флетчер-Холл, впрыгнул в кабину лифта и, радостно улыбаясь, нажал кнопку своего этажа.

Но, наверное, мне надо было не забывать кое о чем.

— Мис-тер салага! — прокаркал рядом со мной знакомый голос.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Конечно, это был курсант-капитан Брэнд Сперри. Он стоял в лифте в своей излюбленной позе, уперев руки в бока. Створки дверей лифта начали смыкаться, и я поспешно нажал кнопку «стоп».

— А ну-ка, смир-рно! — Голос Сперри щелкнул как удар бича.

— Есть, сэр! — вытягиваясь, ответил я.

— В академии существует приказ о внутреннем распорядке, курсант Иден, — мерзко улыбаясь, сказал Сперри. — У вас была возможность ознакомиться с ним?

— Да, сэр. — Я уже знал, что меня ожидает.

— Неужели? — На его лице появилось притворное удивление, он покачал головой. — Тогда я не могу понять, мистер Иден. Из приказа на доске, которую я вижу даже отсюда, следует, что с шести ноль-ноль сегодняшнего дня и вплоть до отменяющего распоряжения пользование лифтами запрещается. Это приказ высшего начальства, мистер Иден, направленный на экономию электроэнергии. Или вы не знаете, что мы живем в эпоху энергетического кризиса? Уран на исходе, курсант Иден, а вы не бережете электроэнергию. Вы хоть понимаете это?

— Да, сэр.

Наказание было не слишком суровым: вместо послеобеденного отдыха стоять по стойке «смирно» перед доской приказов и заучивать наизусть распорядок дня. Причиной всего этого было то, что кадет Сперри оказался рядом в ту минуту, когда мой однокурсник сообщил радостную весть о возвращении Эскова. Сперри знал, куда я спешу и почему я так рассеян.

Он знал и все-таки не упустил возможности наказать меня из-за маленькой и вполне извинимой провинности. Честное слово, жить по правилам, установленным Брэндом Сперри, мне становилось невмоготу!

Конечно, через пять минут, встретившись с Эсковом, я забыл обо всем на свете.

Сияя от радости, я стиснул руку товарища.

— Боб! Я ведь уже не надеялся, что когда-нибудь снова увижу тебя!

Боб невесело улыбнулся.

— Может получиться так, что ты будешь смотреть на меня совсем недолго. Мне дали испытательный срок.

— Испытательный срок?..

— Может быть, это и справедливо… — Он пожал плечами. — Расскажу тебе, как все случилось.

На учениях, когда мы начали прорываться через заслон «обороны», я плыл как раз за тобой. Я помню, как я выключил свой фонарь. После этого я ни за что на свете не мог бы сказать, куда я плыву — вверх, вниз, в сторону? А потом… — Он на мгновение задумался и покачал головой. — А потом что-то случилось, Джим. Честно тебе скажу, я до сих пор не знаю что. Врач сказал, что всему виной моя повышенная чувствительность к перепадам давления, из-за которой я потерял сознание, — может быть, и так. Все, что я помню — мой рассудок затуманился, перед глазами встала чернота, хотя чернота перед глазами была и до этого и я ничего не мог увидеть. Понимаешь, это трудно объяснить. А потом… — Эсков развел руками. — Потом я уже лежал на палубе небольшой рыболовной шхуны. Они вытащили меня своей сетью.

— Но извини, Боб… — не выдержал я.

— Я знаю, — кивнул он. — Я пробыл в воде очень долго. Мне потом сказали, что у меня уже не осталось кислорода. Но я был жив. На шхуне не было радиостанции, а ее команда не хотела менять курс и доставлять меня в академию. Поэтому они приплыли со мной в свой родной порт. Оттуда связались с академией. В порт прибыл дежурный медицинский офицер с подводной базы и забрал меня в госпиталь.

— Но все-таки, из-за чего ты отключился? Он невесело посмотрел на меня.

— Врач задал мне кучу глупых вопросов по этому поводу. Сначала он решил, что дело было в неисправности акваланга, но когда техники составили рапорт, стало ясно, что это не так. После этого врач потрепал меня по голове и сказал, что некоторые люди плохо переносят пребывание под водой и, в конце концов, жизнь «сухопутной крысы» — это вовсе не так уж плохо…

— Боб, тебя отчисляют? — вытаращил я глаза.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу, но его улыбка была вовсе не радостной.

— Не совсем так. Не совсем так, но очень близко к этому. Там, в госпитале, как только я смог сидеть и отвечать на вопросы, мне устроили собеседование. Я как-то сумел убедить их, что вся эта история могла произойти из-за неисправности акваланга. Они решили дать мне еще один шанс. Но я уже вишу на волоске, Джим. Быть отчисленным по состоянию здоровья — это вовсе не позор, но мне не важно, почему меня отчислят. Я должен остаться здесь! Ты понимаешь, любая зацепка со стороны начальства — и я вылетел.

— Боб, здесь какая-то ошибка, — возмущенно сказал я. — Это несправедливо! Может быть, все дело и вправду в дрянном акваланге. Они не могли включить тебя в «черный список», пока не разобрались во всем наверняка.

И потом — разве они не знают, какие у тебя оценки? Подводная гимнастика, другие дисциплины… В ответ на мои слова он даже не улыбнулся.

— Конечно, они знают, Джим. Ты можешь подтвердить, что с другими предметами у меня все в порядке. Но они написали, что с первого дня пребывания в академии я не смог найти общего языка с другими курсантами, ходил задрав нос, не делал нужного количества отжиманий, и все в том же духе…

— Но… — Я не находил слов.

— Никаких «но»! Дело обстоит именно так, Джим. Не буду врать, я не накачал себе мощной мускулатуры за это время — но разве другие ее накачали? Во всем, чем мы здесь занимаемся, я никогда не был в числе худших. Но нашлись люди, сказавшие обо мне противоположное.

— Что это за люди? — не веря своим ушам, спросил я. — Кто мог наплести такое?