Дмитрий Тарабанов - Свободный поиск (отрывки)

Ни на кого не натыкаюсь.

Все бурлаки уже давно в креслах своих тягачей. Ждут приказа.

"4:6".

Двумя руками одновременно дергаю за рычаги, прилагая немалую силу. Автомат разводит толстенные створки в стороны, зажигая зеленый индикатор. Одновременно на полоске двери и в шлеме.

Прохожу в лестничный отдел, телом ощущая вибрацию включенного в тестинг-режиме двигателя буксира. Повторяю процедуру, на этот раз, закрытия дверей.

Поворачиваюсь. Сквозь прозрачный элемент шлема, окаймленный белесой матовостью: узкая шахта с прутьями лестницы на стене.

Прямо передо мной: дверь, ведущая в ремонтный отсек. Там атмосферы нет. Вакуум. Ячейка с буксиром поддерживается кроме магнитных и прочих крепителей силовым полем пятого розряда.

Такое атмосферу внутри удерживает с лихвой, только вот при отчаливании тягача силовое поле отключается и...

Потому на меня и нацепили скафандр в самом начале блока.

Цепляюсь перчатками за прутья и начинаю подъем. Скафандр включает магнитные контактеры, помогающие в нужный момент усилить хватку. Пятнадцать метров вверх.

Прошмыгиваю под несобранной площадкой. Подтягиваюсь, водружая на площадку ногу. Магнит на подошве сперва цокает, прижимая.

Потом - ослабляется.

Ворота местного шлюза, соединяющего платформу барака с тягачем, открыты. Прикладываю нашивку на рукаве к сканеру входа. Дверь с шипением поднимаетя. Внутренняя дверь территории буксира открывается автоматически.

Когда осознаешь, что от такого неудобного количества дверей зависит твоя жизнь, перестаешь сетовать на эдакий недостаток.

Придерживаясь за перила, проскальзываю внутрь бурлацкого тягача. Стены обшиты белым пластиком, обшарпанным в некоторых местах - кто-то явно не любит комфорт.

- Зуб, ты уже здесь? - спрашиваю.

В шлемофоне слышится шипение.

- Проходи. Здесь.

Обминаю еще одну дверь-перегородку с голо-наклейкой некоей полуискусственной топ-модели. Протискиваюсь под потолком кабины, служащей пока еще стенкой. Мне стоит небольших усилий взобраться на самый верх, к "лобовому стеклу". Притяжение здесь лишь половина от положенной нормы.

В амартиз-кресле по левую сторону, на местном корабельном востоке, уже приготовившись к старту сидит Зубенко. Его тело обхвачено предохранительными поясами. Он как может поворачивает голову в мою сторону.

- А ну...

Ухватываюсь за край свободного кресла, подтягиваюсь, отталкиваюсь от выступа в стене/полу, обеспечивающего вторичную вентиляцию отсека. Заползаю в амартиз и затягиваю первый предохранительный ремень. Остальные сцепляются на груди автоматически. Тот, что у шеи больно хлещет по коже, да еще и протягивает ее в натяжении.

- Еще раз здрасьте, - кивает Зубенко.

- Приветик.

Мы полулежим в состоянии сидя - в не-совсем-весомости это возможно - и смотрим вверх, точнее на местный север. Нос тягача упирается в осевой канал, поэтому на муляжном окне, имитирующем видиние лобового стекла, только толстенная арматура с переплетениями всевозможных кабелей и труб.

Зато корма тягача смотрит в открытый космос. Как и кормы пяти буксиров четвертой платформы. Как и двадцать три буксира на четырех платформах. Только за спиной лобового стекла нет.

Вздыхаю.

- Долго еще?

- Да нет, - Зубенко выпячивает нижнюю губу. - Минут пятнадцать. Я дольше сижу. Пока ты там с грибами и травянистым мясом копался...

- Мог бы помочь копаться, - упрекаю его. - И веселее было бы, и я бы успел работу закончить.

- Да ладно...

Мы снова замолкаем. От нечего-делать ползаю взглядом по доступному в обзоре пространству. И тут натыкаюсь на выжженую лазерной спичкой или пером надпись поверх "стекла". На фоне темно-металлической трубы надпись неразличима. Но когда во время очередного оборота корабля-барака вокруг оси свет солнца падает на металл...

"Баранов-бык".

Улыбаюсь.

- Зуб, слышишь, а кто такой Баранов?

- А хрен его знает, - импульсивно отзывается Зубенко. А потом спохватывается: - Тут же ясно написано: бык. А вообще...

Каждый раз, когда на подобную надпись наталкиваешься, следует всевышнего благодарить, за то, что рядом с "быком" или "лохом" не твоя фамилия. Звучные имена распространяются быстро. И не успеешь оглянуться, как уже все стены барака или тягачей твоими новыми инициалами испещрены.

- Ясно, значит не знаешь, кто такой Баранов.

Еще раз вздыхаю.

Зубенко-лох.

Что ж...

Звучит.

**** **** ****

Отчаливаем ровно через пятнадцать минут.

Пусковые механизмы выталкивают наш тягач из сплющеной конусообразной ячейки кормой вперед. Дальше мы выходим на реверсной тяге.

- Красиво, - говорит Зубенко. Он смотрит туда же, куда и я. В "лобовое стекло". - Каждый раз, когда отрываешься от материнского корабля, испытываешь такое чувство... что-то вроде...

- Независимости, - подсказываю.

- Точно, независимости! Видишь, как удаляется от тебя вытянутая на несколько километров труба барака, равномерно обращаясь, как разлетаются смежные тягачи... Только не ясно:

хороша эта независимость или нет. Вроде бы и чувствуешь свою независимость... от блин, тафтология какая-то получается... и, в то же время, ощущаешь себя ничтожной частичкой большого организма... Навроде Секты.

Вздрагиваю. Находясь все эти дни на борту бурлацкой кочушки, практически никогда не вспоминал про сектантскую и прессерскую проблемы. Здесь совершенно другой мир.

Попахивающий средневековием и недальноглядностью. Но не метафедеративный.

- А вот сам миг отделения жутко приятен, - заканчивает мысль Зубенко.

Посматриваю на бурлака. Его лицо, вытянутое в благоговении, устремлено к значительно уменьшившемуся в размерах кораблю-бараку. Вообще, он странноватый какой-то.

- Аллё! - я дую ему в ухо. Он отмахивается бровью и оборачивается. - Не спи: управление на себя.

- Я как-раз хотел это сделать...

Он просовывает руки, обездвиженные в районе предплечья поясами, в рукавицы управления.

- Барак-56-4 - тягачу 4:6. Уводите машину из зоны. Вы мешаете выбросу третьей платформы, - сообщает деспетчер посредством "материнских линий". МЛа. Или "и-МейЛа".

- Тягач 4:6 - бараку-56-4. Уводим, - отзываюсь.

И гаркаю на Зубенко: "Давай быстрее!"

Он пыхтит, пока на "лобовом стекле", сплюснутом и растянутом вдоль кабины не загораются расчетные траектории.

Потом реверсные двигатели отключаются, и мы разворачиваемся на нормальной тяге.

- Вон видишь, - Зубенко кивает на звездное небо, растилающееся от поля до поля экрана. - Там, на перекрестье:

крейсер.

- Да знаю я! Давай гони скорее. Когда сойдешься на достаточном расстоянии, передавай управление мне. Я знаю, как лучше пристыковаться...