Юрий Тупицын - Зеленая жемчужина

Почувствовав прикосновение к своему плечу, Иван обернулся и увидел встревоженное лицо инженера.

— Я допустил вчера оплошность, Иван. Не осмотрел снаряжение, в котором вы с Климом ходили по следу грибницы.

— Я лично осмотрел скафандры. Все в порядке, — успокаивающе сказал Лобов.

— Я не о скафандрах, а о ранцевом биолокаторе. Точнее, о его счётчике суммарного биоизлучения.

— Счётчик не смотрел. Ну?

— Эти взрывы, что вы наблюдали с Климом, вовсе не безопасны. Суммарная доза страшная, так что счётчик попросту зашкалило. К тому же одна из частот совпадает с частотой альфа-ритма головного мозга человека. Если бы не скафандры, вам пришлось бы плохо.

Лицо Ивана окаменело.

— Клим без скафандра? — без всякой надежды спросил он.

— Конечно. Кто знал?

— А чем грозит эта составляющая с альфа-ритмом?

Кронин замялся, прежде чем ответить.

— Потеря памяти. Паралич. В самом худшем случае возможна и смерть. Несколько секунд Лобов молчал, не отрываясь от управления и не оборачиваясь.

— Надевай скафандр, — сказал он наконец, — сумеешь в такой тесноте?

— Сумею.

— Потом возьмёшь управление. Да поторопись, — в голосе Ивана прорвалась нотка раздражения, он тут же погасил её и закончил спокойно: — В таком деле могут решать секунды.

— Могут, — согласился инженер.

Он успел надеть гермошлем, голос его звучал глухо, как из бочки.

Они нашли Клима на небольшой поляне, поросшей тощей рыжей травой. Помог глайдер, характерный серебристый силуэт которого был виден издалека.

И на этой поляне прошлой лунной ночью хороводилась гномовакханалия. В разных местах её стояли грибы-фонари. Только один из них сохранил подобие своих красочных форм, два других успели разрушиться. На их месте лежали зловонные разлагающиеся кучи органики, а в кучах копошились и хлюпали бледно-розовые улитки, голубые черви и чёрные жуки, пожиравшие разлагающуюся массу и друг друга.

Клим лежал на спине в спокойной удобной позе, повернув набок голову. Неподалёку от него, на две трети выпучившись из земли, стояло нечто похожее на лопнувший пополам огромный гриб-дождевик, а точнее, на раковину, распахнувшую свои створки. В раковине, выстланной внутри тончайшим пухом, как в колыбели, лежал уродливый большеголовый ребёнок, похожий на скелет, кое-как обтянутый дряблой и толстой серой кожей, напоминающей слоновью. Он ещё подавал слабые признаки жизни, конвульсивно подёргивал головой и с хрипом открывал рот.

Лобов, склонившийся над Климом и с безмерным облегчением обнаруживший, что сердце его бьётся, поднял голову.

— Жив!

Кронин, стоящий рядом на коленях, бледно улыбнулся в ответ.

— Я подгоню униход вплотную, а ты пока осмотри… — Лобов замялся, подбирая выражение, но, так и не подобрав его, кивнул головой в сторону раковины-колыбели. — Осмотри вот это.

На лице инженера отразилась озабоченность, смешанная с брезгливостью, но он молча кивнул головой в знак согласия и поднялся на ноги. Иван, задержавшийся возле Клима, чтобы подложить ему под голову нейтридный плащ, взятый им с собой на всякий случай, боковым зрением заметил, как Алексей осторожно подходит к хрипло дышащему, издающему квакающие звуки младенцу-монстру. Как-то вдруг он обратил внимание и на то, что возле раковины-колыбели свежей землёй чернеет небольшая воронка. Он скосил глаза на Клима, снова перевёл их на воронку, выхватил из-под головы Клима нейтридный плащ, одним движением набросил его на товарища и крикнул инженеру:

— Не подходи!

Оклик запоздал на долю секунды. Нога Алексея успела коснуться земли. В то же мгновение из-под неё сверкнуло тусклое пламя, раздался глухой взрыв, Кронина бросило на спину. А через секунду ударил другой взрыв, тоже глухой, но более мощный. Раковина-колыбель вместе с огнём, пылью и жидкой грязью-органикой взлетела в воздух.

15

Лобов взял бессильную тяжёлую руку Клима и нащупал пульс. Сердце штурмана билось замедленно, слабо, но ритмично. Клим спал. Он мерно дышал, мышцы его тела были расслаблены, лицо невыразительно, устало и спокойно. Он спал вот так уже вторую неделю.

Когда первые попытки разбудить Клима успехом не увенчались, они с Алексеем догадались снять подробную и полную энцефалограмму его головного мозга. Ни Лобов, ни Кронин не были врачами, но, как и другие патрульные, имели элементарное медицинское образование и подготовку. К тому же годы работы в дальнем космосе, где почти невозможно рассчитывать на медицинскую помощь со стороны, многому их научили. Энцефалограмма была угрожающей. Она свидетельствовала о глубоком угнетении всех корковых процессов, о поражении сложнейшей сети нейронов, в которой реализуется таинственный уникальный процесс — процесс мышления. Если нарушение функций нейронов оказалось бы необратимым, то Климу предстояло проспать всю свою оставшуюся жизнь, если такой беспробудный сон можно назвать жизнью. Вот как гриб-гигант расправлялся со своими настоящими или кажущимися противниками: биологический лучевой удар, беспробудный сон, а в тяжёлых случаях паралич и смерть.

Ночь полнолуния и последующие дни оказались решающими в исследовании Перл: загадки и тайны зеленой планеты начали раскрываться одна за другой. Не было на Перл ни инфантильных сапиенсов-антропоидов, ни гномомуравейников. Зато под землёй процветали грибы-гиганты, оказавшие на биосферу планеты влияние, которое можно было сравнить разве что с влиянием человека на биосферу Земли.

Плодовые тела, а ещё более споры плодовых тел этих грибов могли принимать самые удивительные формы, в том числе подвижные. Собственно, ничего принципиально нового в этом явлении не было; развивающиеся зародыши земных споровых растений активно передвигаются и похожи на зародыши животных. Чудом было то, что споры грибов-гигантов могли образовывать чрезвычайно сложные многоклеточные псевдоорганизмы типа птиц и млекопитающих, способных к неотении, к длительному самостоятельному существованию на «замёрзшей», личиночной стадии. Спорами-псевдоптицами оказались золотоглазые птицы-колокола, один зверёк кошачьей породы и множество роющих животных самой разной степени организации. Совершенно своеобразной брачной споровой формой были крылатые гномики, с помощью которых размножалась и расселялась уже сама грибница. Удалось установить, что брачные игры, которые довелось наблюдать торнадовцам, происходили редко — раз в четыре года, а то и ещё реже, вот почему этот удивительный процесс оставался неизвестным людям. Судя по всему, гномики несли в себе огромный запас генетической информации: при их своеобразном «взрыве» рассеивалось непомерно много ДНК — дезоксирибонуклеиновой кислоты, служащей матрицей наследственного кода. Зачем нужен такой странный, автономный механизм защиты половых спор, было не совсем понятно. Очевидно, генетическая информация грибницы в целом представляла для неё какую-то особую ценность, которую, скажем, в конкурентных целях терять было нецелесообразно. Центральная часть грибницы представляла собой эллипсоид, состоящий из сросшихся гифов около трех метров в поперечнике и до метра толщиной. Что удивляло, даже пугало: в самом центре этого эллипсоида тонкими дистанционными исследованиями удалось обнаружить шарообразную структуру размером с большой арбуз. Структура жила напряжённой биохимической жизнью, что проявлялось в наличии нескольких гармоник биотоков, одна из которых была очень схожа с альфа-ритмом головного мозга человека. Удалось даже снять своеобразную энцефалограмму этой структуры, разобраться в путанице которой, разумеется, было совершенно невозможно. Можно ли было считать эту структуру своеобразным мозгом грибницы? Разумен ли гриб-гигант, пусть в аспекте совершенно ином, нежели разум человека и человечества в целом? На эти вопросы пока не было ответа. Но если гриб-гигант не разумен по-своему, то как ему удалось смоделировать сложнейший организм, порождённый природой, — человека? Настораживала маниакальная настойчивость гриба в этом направлении. Установили, что он поставил около десятка экспериментов, осуществляя акт рождения человека в разные сроки: видимо, ему нужен был взрослый, мыслящий «хомо», но откуда грибу было знать, что у этого «хомо» такое длинное детство, растянутое на добрых два десятка лет, и что свой разум человек приобретает не биологическим, а социальным путём — в процессе воспитания.