Николай Полунин - Коридор огней меж двух зеркал

Питер вывалился из оконного проема, юркнул, надеясь все же, что его светлый костюм достаточно хорошо заметен на фоне темно-красной стены, за ближайший угол, оглянулся. Волки перешли на легкий галоп, значит, увидели. Так. Все о'кей, подпустим их поближе, а там пусть догоняют мои четыре колеса. А учитель -- действительно, на черта он им сдался...

Машины во дворе не было.

Не осталось уже секунд, чтобы соображать и смотреть, близко ли погоня, Питер опрометью кинулся за угол сарая -- единственного доступного ему убежища. От сарая до куста у изгороди было метров десять, от куста до зарослей -- раза в три больше. У самой стены он споткнулся, полетел кубарем, и это спасло ему жизнь: две пули, почти одна в одну, впились в сухое серое дерево. Питер откатился, упал за угол и, добежав до куста, понял, что к зарослям ему не успеть.

Но гораздо хуже было другое. Из-за деревьев -- и Питер решил, что у него двоится в глазах, -- хлопая незакрытой дверцей, выскочил темно-синий "оппель". Уйма времени -- секунд пять -- понадобилось Питеру, чтобы осознать очевидный факт: "оппель" волков стоит за домом, а этот появился со стороны дороги. Тогда он что было сил побежал навстречу и прыгнул. Несколько раз по кузову будто ударили палкой, на Питера, скорчившегося на заднем сиденье, упали крошки пробитого стекла.

-- Где ты машину такую взял? -- выдохнул Питер.

-- Взял, какая была, а что? Хороший "оппель".

-- Хороший... Можно заикой остаться на всю жизнь. -- Питер поднялся, оглядел дырки в заднем стекле.

-- Ты о чем? -- сказал Серж. Машину кидало на проселке. -- Возьми, -протянул через плечо пистолет. -- Мы сейчас куда? Домой?

-- Сбрось-ка скорость, -- велел Питер. Опять оглянулся, прихлопнул дверцу -- ту самую, в которую он влетел.

-- Ты не закончил, что ли? -- Серж повернул к нему свое лицо, показав глянцевую, будто пластиковую кожу. Шедевр протезирующей техники. Собственно, она и была пластиком в широком смысле слова. Как и нос, веки, щеки и губы. Но когда под нею у тебя -- один огромный рубец от буквально стесанной плоти, то и она должна казаться великолепной. Вот еще одно, мельком подумал Питер, чего ждали от дьявола Балтерманца, -- переворот в пластической хирургии. Это-то я помню, столько было восторгов... Дождались. Что-то я не ко времени его вспомнил, неужто есть хотя бы минимум истины в россказнях спятившего биохимика?..

Долгожданная погоня наконец показалась из-за поворота.

-- Не очень отрывайся, -- сказал Питер. -- Утащим их.

-- Не люблю я этого. Работа есть работа. Ты ее делаешь, я тебя увожу. А так...

-- Ну-ну, не ворчи. Лучше добавь к своим еще одну серебряную крону. Сколько их в твоей копилке?

-- Эта двадцать четвертая. Скоро юбилей.

-- Ну вот, сколько мы уже с тобою дел переделали, а ты все ворчишь...

А может, и вправду он был дьявол? -- вдруг подумал Питер. Дьявол запустил в мир своих отродий -- и ушел. А люди живут и не знают, что ад уже наступил. Для всех, не только для грешников... фу, черт, что в голову лезет, проклятый Ленц! Проклятый Ленц, проклятые волки, и весь мир -- огромное сволочное место. Кто же угнал мою машину, кому выгодно, чтобы волки меня прихлопнули? А следом -- этого полоумного и, может быть, -- такие ни перед чем не остановятся, на то они и волки, -- его молчаливых серьезных детей? Кому?

И понял, кому.

- Давай-ка в Брюкк, разворачивай.

-- Разворачивай, -- передразнил Серж, -- они у нас уже на колесе, глаза протри!

Они неслись по трассе, и "оппель" с волками едва не тыкался радиатором им в крыло. Другие машины, редкие на этом отрезке, шарахались. Сквозь черные стекла ничего нельзя было разобрать -- как и в их с Сержем машине, впрочем, -- и волки не стреляли. Но могут в любой момент. Трасса, прямая, как стрела, через пять минут должна была стать серпантином.

-- Мне нужно назад. Придумай что-нибудь...

-- Придумай...

Питер понял, что Серж действительно дожимает последние крохи из двигателя. Так. Тогда приступим. Взялся за ручку дверцы.

-- Пригнись пониже!

-- Что?

-- Пригнись, говорю, сейчас в нас будут сильно стрелять.

-- Тихо. Не устраивай сквозняков, рано еще.

Питер опустил пистолет. В шум мотора влился посторонний звук, он приближался, нарастая, пока на бетон не пала стремительная тень.

-- Вот теперь -- давай.

Питер отжал левую дверь, сразу оглохнув от рева винта и свиста рассекаемого воздуха, вцепился в ныряющую у лица подножку, выбросился -- и его рвануло вверх. Краем глаза уловил, как Серж в этот момент ударил своей машиной в борт волкам...

...А крепки еще руки у меня, подумал Питер, в то время как Ладислав помогал ему забраться в кабину и усесться во второе кресло. Ох, крепки... Спасибо тебе, Серж, я вот не сообразил бы.

-- Правила нарушай из-за вас, -- проорал вполоборота Ладислав, и Питер безудержно расхохотался, закидывая голову, не замечая щекочущей капли, побежавшей из-под отставшего пластыря на брови, и оборванных лоскутьев кожи у себя на пальцах.

Он хохотал еще, когда один из бегущих сцепившихся жучков внизу подпрыгнул, закувыркался по серому шоссе. Ладислав круто задрал, разворачиваясь, нос вертолета, они пошли обратно, развернулись вновь, и только тогда там взорвался баллон с газом, и не было нужды догадываться, который из "оппелей" перевернулся: от второго, вставшего поперек полотна, в два ствола вели огонь по юркой стрекозе, не желающей улетать.

А когда со встречной полосы сошел неуклюжий трак с прицепом нежно-серебристого цвета, Питер уже знал, что будет. Легко увильнув от кучи огня, в которую превратился Серж, трак с разгона врезался во вторую машину, и -- было отчетливо видно -- две фигурки разметало по сторонам.

-- В пансионат, -- думал, что сказал, Питер, однако ему пришлось еще дважды повторить, прежде чем Ладислав его понял и повел вертолет в набор.

-- И уходи потом сразу, понял, Ладислав?

6

И все слова, что он твердил про себя, все страшные ругательства, и все клятвы вытрясти наконец из них правду, дайте ему только добраться до этих лгунов, -- все это оказалось зряшной тратой сил. Потому что они лежали посреди гостиной рядышком, тихие и добрые, как все покойники. Маленький наемный гангстер свернулся калачиком внутри взгорбившегося халата, бывший домовладелец и банкрот Вильгельм Плавский, казалось, что-то удивительное рассматривает на потолке. На щеке, под глазом, у него чернело паленое пятно с аккуратной дырочкой в центре, ресницы и левая бровь были сожжены.

-- Осторожнее, не выстрелите ненароком, -- раздался голос в дверях, и Питеру, бросившему под локоть свой кольт, стоило труда удержать палец на спусковом крючке.

-- Присаживайтесь, выпьем. -- Плешивый гриб Дастин Лэгг перешагнул через откинутую руку Вилли, уселся в кресло.