Александр Тюрин - Проблема №1

Я же потянулся вверх, прочь от гиблого места. Добрался, не особо замучившись, до крыши. А там подпрыгнул, чтобы вскарабкаться на стрелу крана - она должна была опять послужить партизанской тропой - и внезапно полегчал. Понесло мою легкость с крыши вверх, в серединную точку города, опять скрутившегося вокруг меня и закрывшего небо. Пока я воспарял, то все время съеживался, как приколотый шарик, и, приблизившись к размерам точки, исчез…

Возник снова уже на своем лежаке. С полной уверенностью, что милиция не предвидела неожиданного хода со стороны смертоносца и не смогла уберечь Владиславского.

В полночь заявился следователь Илья Фала леев.

– Владиславский? - начал партию я.

– Ты удивительно догадлив, - голос, напоминающий о гудении трансформатора, не предвещал ничего хорошего. Мне при всей расслабухе стало не по себе. А лейтенант еще посмотрел пронзительным взглядом снайпера. - Почему так, Лямин? Когда тебе хорошо, другим плохо.

– Я же вас предупреждал. Чего вы сплоховали?

– Мы не сплоховали. Просто ты парнишка пошустрее, чем кажешься поначалу.

– Опять я?!

– Думал, проведешь нас своей игрой? Наигрался. На баллоне, который отравил насмерть Владиславского, - отпечатки твоих пальцев! Скажешь, что ты случайно проходил мимо его квартиры и кто-то дал тебе подержать термос? Все, мат тебе. Сейчас ты поедешь со мной и во всем признаешься.

– Но…

– Никаких «но». Только «да», - красиво выразился Фалалеев. - Я гарантирую тебе, что ты сознаешься. Тем более, ты же переживаешь. Убил сгоряча, а теперь жалко.

– Эту жалость будут из меня, как пыль из коврика выбивать. Мои же товарищи по камере ради вашего благосклонного взгляда. Я под конец орать стану на каждом углу, как люблю и обожаю убийства. Но, Фалалеев, вы же казались другим, совсем не эмвэдэшным соковыжимателем. Нельзя вам, ВАМ! на основании одной улики так прихватывать меня. Подумаешь, мои отпечатки. Где их только нет? Значит, где я их оставил, можно спокойно людей мучить и убивать, все равно мне виноватым быть?

Илья заморгал белесыми своими зенками, и стало непонятно, весело ему или горестно.

– Осталась у тебя только одна зацепка, мальчуган Боря. Ты лучше вспомни, где еще мог повстречаться с этим баллоном. Время на воспоминания найдется. А теперь поехали - вот ордер на арест.

Тут из-за двери, как из ларца, выскочили трое. Эти бугаи и открыли новый немаловажный эпизод моей биографии. Второй КПЗ-период.

Я думал, сразу начнется жесткий прессинг по всему полю, но обошлось. Тогда я притворился укушенным мухой цеце и, изображая нездоровый сон, напрягал кору с подкоркой до появления дыма и искр в глазах. Попросту пошел на мозговой штурм, отъединившись от соседей по заключению.

Итак, с одной стороны, я насилию не предавался, а с другой - в нем как-то участвовал и даже материальные следы оставил. Номер получается еще тот. Я и сам до конца не уверен, чист ли перед уголовным кодексом, брал ли грех на душу. Это, наверное, уникальный случай в истории преступлений, настоящий рекорд, если только не учитывать достижения откровенных дебилов.

Я вообще-то многих недолюбливаю, кое-кому желаю даже свалиться с горшка и разбиться. Но чтоб самостоятельно приложить ручку и застрелить, зарезать, отравить. Зачем? На месте одной падлы сразу другая прорастет - это ведь сорняки, а не какие-нибудь благородные растения. Мне же, в итоге, суждено будет раствориться без остатка в советской пенис… пенитенциарной системе, напоминающей серную кислоту. Тут ясно и клопу с его капелькой мозгов - счет будет не в мою пользу, одно другого не стоит.

И еще надо учесть фактор моей жалостливости или, допустим, нервности. Вот, помню, в школе, катаются пацаны коньками по льду, и вдруг один из них, неприятный мне грубиян, проваливается по колено в полынью. Чуть ли не все рогочут. Мне же не смешно, и по ноге моей, никуда не упавшей, ползет озноб. Это, кажется, эмпатией называется. А уж резать ножом кого-то - кожу, мясо, сало - тьфу…

Может, рассказать ментам про астральное тело? Очень ведь непротиворечивая версия получается. Не обязан я отвечать за проступки своего астрала - может, он специально меня под монастырь подвести хочет, чтоб освободиться совсем от ответственности и упорхнуть. Между прочим, астральное тело, материализовавшись, имеет право как угодно куролесить и даже использовать отпечатки моих пальцев - ведь нет же у него моих слабых нервишек. А юридически оно не более вменяемо, чем упавший на голову кирпич.

Нет, с помощью такого трепа даже под психа закосить не удастся. Пожалуй, стоит работать совсем в другом направлении и взять за аксиому, что мое рассопливленное физическое тело не способно было совершить все вышеперечисленные гнусности.

Кстати, по ходу дела мои умственные усилия стимулировал один мужичонка. Художник от слова «худо», который замочил рога, потому что голый и раскрашенный пробежался, рекламируя свое абстрактное искусство, по Невскому проспекту. Бежал он с подружками, но для них все обошлось, а вот он, как самодвижущаяся порнография, влип, и причем по весьма нехорошей статье «растления малолетних». Поэтому двое до поры молчаливых уркаганов уже бросали на него сомнительные взоры. Так вот, «голый беглец» и насоветовал мне обращать внимание на самые мелкие детали и деталюшки. Надо искать какое-то обстоятельство, которое кажется сначала таким незначительным, убогим, что уползает совсем из поля умозрения, а меж тем свидетельствует о виновности кого-то другого. (Сам художник теперь доказывал, что его мертвецки спящего разрисовали подлые дружки, а затем пробудили и выгнали на улицу с криками «война», «пожар».)

Ну-ка, дайся мне в руки маленькое незаметненькое сверх-важненькое обстоятельство.

Начнем с того, кому собранные мной «бабки» нужны? Вопрос бестолковый - да кому ни попадя.

Кто еще мог идти по моим пятам, чтобы в нужный момент сбросить инкогнито и выхватить все, накопленное непосильным попрошайничеством, из леденеющих рук моего прекратившего дышать тела?

Даже мои кореша-собутыльники не знали, кого я выберу в своей записной книжке для атаки на кошелек. Причем трезвонил я всегда только из дома и прикрывал при разговоре рот ладонью. Вряд ли кто-нибудь из трех свеженьких покойников особо трепался о своих благодеяниях. Кто же еще появлялся в последнее время на моем горизонте?

Доктор появился. Но он пришел и ушел. И опять никаких зацепок. Только среди ночи, напоенной диким храпом двух жиганов, меня аж подкинуло. Есть зацепка - та самая крохотная, тщедушная. Доктор взял денежки - три «штуки» - за десять доз, а оставил тринадцать ампул! Не может быть такого, чтобы этот айболит не поинтересовался или вообще забыл о своем барахле. Для начала он мог звякнуть. А я включил бы свой телефон, даже пребывая под балдой. Аппарат у меня клевый, с режимом «hands free», то есть с громкоговорителем (тысячу «хрустов» за него отстегнул еще до либерализации). У меня рука до телефона бы дотянулась. Ведь не лежал я неподвижным бревном во время своих видений, а вертелся на диване. И наверняка бормотал, живо описывая голосом яркие образы своих галлюцинаций.