Глеб Анфилов - Двойная петля (Теоретическая проверка)

Погасил свет в кабинете. И был недоволен собой за эту неожиданную трусливую перестраховку.

- Сдаете, Федор Илларионович, - вслух упрекнул себя Барклай, - сдаете, профессор. Сдаете, борец против шарлатанства, - он уже кричал на себя. - Не сдавать! Не сдавать позиций!.. - Резко опустил лапу рубильника.

Ничего не изменилось. Только прекратился булькающий свист.

Несколько секунд было тихо. Тихо-тихо. Профессор начал свинчивать гайку с запора камеры. И тут послышались приглушенные, какие-то мягкие, ватные удары. Бу... бу... У Барклая начался озноб. Звук явно шел из камеры. Бу... бу... Громче, громче... Профессор дрожал, но упорно боролся с желанием бросить диверсию и включить рубильник. Медленно, со сжатыми скулами, под аккомпанемент ударов продолжал отвинчивать гайки наружного запора. Отвинтив их все, прыгающими руками зажег спичку, приоткрыл дверь камеры, осветил ее внутренность. Красноватым отблеском сверкали стены. Внизу в углу маленький воздухоочиститель. Больше ничего. Камера была совершенно пустой. И уже не было никаких ударов.

Барклай выдохнул полную грудь. И у него дернулось веко.

- Амен, - прошептал он, - Финита.

Сел, чтобы отдохнуть от напряжения. Привидение

Барклай мысленно резюмировал произошедшее. Да, главное, что он ожидал, подтвердилось: в камере была пустота. Значит двойники, обращенное время и все прочее - фикция. Неплохо... Но Федор Илларионович был далек от торжества. Мучил вопрос: почему были удары?

Барабанил пальцами по столу. Загадка была досадной и тревожной. Галлюцинация? Самовнушение от страха? Склоняясь к этому тривиальному объяснению, Барклай, однако, не был удовлетворен им. Слишком уж ясными, своеобразными были удары.

Неожиданно щелкнул выключатель, и в комнате зажегся свет. Зажегся сам! В первый момент, ослепленный, Барклай ничего не видел. Но уже через секунду он разглядел нечто чудовищное - смутную, полупрозрачную человеческую фигуру, которая медленно двигалась от выключателя в сторону рубильника общего энергоснабжения. Ошеломленный, Федор Илларионович громко, хотя слегка прерывающимся голосом, сказал:

- Это мне мерещится! Это самовнушение!

От фигуры послышался тихий, сдавленный шепот:

- Тоиди.

- Что? - крикнул Барклай.

Фигура не ответила. Мелкими рывками, задом, увязая в полу ногами, она направилась к рубильнику и с видимым усилием подняла его. В разгоряченном мозгу профессора кипело единственное упрямое стремление: освободиться от миража, любой ценой скинуть этот зрительный образ.

- Нет! - заревел он и прыгнул на фигуру. И попал в студенистую мякоть. Этого не может быть! - Тут из камеры выкатилась еще одна полупрозрачная фигура. Был сдавленный крик:

- Даг!

Мягким обхватом обволокло ноги профессора. Он рухнул на живот. И в тот миг он узнал обе эти фигуры, именно фигуры, а не лица: то были Рубцовы призрачные, полуощутимые, полувидимые. Двое!

Барклай очнулся, лежа на полу, от сильной боли в верхней части живота. Дверь камеры была закрыта и наружные гайки завинчены. И прямо на Федора Илларионовича шел, погружая ноги в пол, как в болото, полупрозрачный Рубцов. У него почти не было глаз, тускло просвечивали кости черепа, ткань одежды вроде жидкого стекла. Барклай инстинктивно зажал лицо ладонями рук. Он не видел, как полупрозрачный нагнулся над ним, но почувствовал у себя на лбу эфемерные, текучие как вода пальцы. Барклай крепко вцепился ладонями в собственную физиономию. Это была мертвая хватка. У профессора были зажмурены глаза, сжаты и руки и зубы. Зачем? В те жуткие секунды он не смог бы ответить на этот вопрос.

- Итотк, - сказал стекловидный, - К-то-ты?

Сделав невероятное усилие, Барклай сумел вывернуться, сбросил с себя мягкую, пронизывающую тесноту. Рывком подполз к двери, вскочил, ловко выключил свет, побежал по темному коридору. За ним никто не гнался.

У проходной остановился передохнуть. Мимо вахтера прошел с тщательно наигранным спокойствием. А выйдя на улицу, чуть не столкнулся лицом к лицу со своим сотрудником Иоссом - тот, выскочив из такси, торопливо шел к институтской проходной.

Барклай в это время скрылся в тени за газетным киоском. Иосс его не заметил. * * *

Вернувшись домой, профессор застал супругу за хула-хупом. Извиваясь, как индийская балерина, она обкатывала тоненькую талию большим красным обручем.

- Прекрати! - крикнул ей Барклай.

- Федик, - сказала она воркующе, - тебе сейчас звонили.

- Кто?

- Такой симпатичный мужской голос. Со студии телевидения. Очень извинялся и сказал, что позвонит попозже.

- О, черт! - взревел Барклай. - Прекрати эту крутню!.. - Он схватил обруч и бросил его в угол.

Прошел к себе в кабинет. Шагал там из угла в угол, силился вернуть утраченную уравновешенность. И понимание сути событий. Сел в кресло и прислушался к себе. Ныло в животе, тянуло бок. Опять прыгало веко. Федор Илларионович терпеть не мог этаких симптомов, боролся с ними тренировкой воли и дыхательной гимнастикой. И сейчас он принялся размеренно и глубоко дышать. А в голове его маячили стекловидные фигуры, и эта драка, завинченная камера, завтрашняя газета...

Придвинул телефон. Порылся в настольном алфавите. Набрал номер квартиры Рубцова... * * *

Тем временем в институтский кабинет Мая прибежал Иосс. Отвинтил гайки и открыл дверь камеры. Полупрозрачный, неуклюже утопая в полу, влез в камеру, Иосс поддерживал его, скользя руками в мягкой, водянистой плоти. Забравшись в камеру, полупрозрачный прошипел:

- Обисапс. Спа-си-бо.

- Счастливо, д-дружище, - сказал, стуча зубами, Иосс. - Чем могу, помогаю, хоть пока ни дьявола не понимаю... - Он завинтил гайки наружного запора. Разъяснение петель

Дома у Рубцова было полно народу. Оба Мая, Бригге, Гречишников, какой-то студент, узнавший о необыкновенном событии и сумевший проникнуть к самому его центру, фоторепортер, снимки которого пошли в завтрашний номер газеты "Жизнь", некий журналист, представившийся корреспондентом ежемесячника "Март", и еще несколько пронырливых тружеников прессы. Стоял дым коромыслом. Все курили, без умолку спорили друг с другом, держа в центре внимания, конечно, виновников торжества.

Двойники были порядочно утомлены, ибо Бригге, с одобрения Гречишникова, после пресс-конференции сумел-таки протащить Маев через кучу научных экспертиз и анализов. Благодаря напористости и обширным знакомствам Бригге, Рубцовы отдали на суд аналитикам частицы зубов и пряди волос, пробы желудочного сока, электрокардиограммы, энцефалограммы. Юра возил их даже в свой плавательный бассейн, где спортивный врач пустил в ход систему силомеров, доказавших небольшое физическое преимущество Двойника перед Маем. Двойник объяснил это тем, что он несколько старше и поэтому вправе называть Мая "мальчишкой". Словом, после двухчасовых мытарств двойники заслуживали отдых, который, однако, судя по домашней обстановке, предвиделся не скоро...