Брайан Стэблфорд - Течение Алкиона

Ему было двадцать, столько, сколько сейчас Джонни Сокоро, когда «Пожиратель Огня» впервые коснулся чужой почвы. Ему было тридцать пять, когда «Джевелин» упала. Пятнадцать лет — большой срок, если постоянно впитываешь чужой воздух и чуждый образ мыслей. Я был намного старше, к тому же я высечен из твердого камня, но то, что я выжил, — просто чудо. Гораздо большим чудом было то, что Лэпторн остался непокоренным, непострадавшим, непомеркшим.

Можно ли то же самое сказать о его родителях? Непостаревшие, непокоренные, непомеркшие? Были ли они сегодня теми же, что и в тот день, когда он отправился в глубокий космос? Пятнадцать лет, возможно, даже не коснулись их в неизменном механическом окружении.

Со всеми чертами характера, приобретенными за эти пятнадцать лет, они, вероятно, распрощались позавчера.

Все это далеко не романтично. Мне всегда казалось, что таков образ жизни, который предпочитают богатые люди, — люди, изолированные от времени и от всего остального, защитившиеся от какой бы то ни было неприятности, механизировав свои дома и свою жизнь. Они атрофировались умственно и в общественном отношении, потому что никогда не пользовались своими мозгами.

«Ты боишься этих людей».

«Я их не боюсь. Они не могут причинить мне зла. Но я их не люблю. Я не могу их любить».

«Ты их даже не видел».

В точности ведь не имеет значения, кто они и что из себя представляют. Мне они не нравятся. Мне не нравится моя роль перед ними, их — передо мной. Нас связал Лэпторн, а это всего лишь иллюзия. Потому что Лэпторн, которого знаю я, и Лэпторн. которого знают они, два совершенно разных человека. Потому что мы с Лэпторном совершенно несхожи. Мы не подходим друг другу.

Даже если бы связующее звено было сейчас здесь и в добром здравии, я не мог бы полюбить их, а они меня. Это невозможно.

«Нельзя сказать, что ты одаренное существо, так ведь, Грейнджер? Парализован смущением и отсутствием понимания при каждом мысленном шаге. Ты что, не можешь даже сделать такое простое дело, как вернуть барахло своего напарника туда, где ему место? В этом виновна твоя личная бездарность или это вообще присуще всей твоей расе?»

«Ладно, — сдался я, — есть дела, в которых я не слишком уж блистаю. Ну и что с того? Думается, что присущая мне умственная ограниченность — моя, и только моя, но не могу же я расписываться за все человечество? Способности других, равно как и их отсутствие, — их личное дело».

«Почему ты никогда не произносишь своего имени, Грейнджер?»

«Потому что у меня его нет».

«Я знаю, что тебе оно неизвестно. Я знаю, что твои неизвестные отец с матерью не оставили тебе такового в качестве прощального подарка. Но это ведь не единственный способ приобретать имена? Почему бы тебе не дать себе имя? Сделай себе приятное».

«Мне не надо еще одного имени».

«Ты просто не хочешь иметь еще одно имя. Это заставило бы тебя пользоваться им. Тогда стало бы казаться, что у тебя есть личность, что ты один из представителей человеческой расы, что ты действительно существуешь, а не являешься легендой звезд Венца».

«Вот как, ты неожиданно оказался специалистом по человеческой психологии?»

«Я специалист по изучению тебя, Грейнджер, и я постоянно узнаю о тебе все больше и больше. Я внутри тебя. Я с тобой, какое бы решение ты ни принял. Я сопровождаю каждую твою мысль и чувствую все, что чувствуешь ты. У тебя не самый удобный для жизни ум, друг мой. Я бы ценил его больше, если бы ты слегка привел его в порядок. Приди в согласие с собой и вселенной».

«Если бы я знал, что ты хочешь преобразовать меня, я бы ни за что не позволил тебе войти. Ты слился со мной, и, если тебе это не нравится, это слишком плохо. Мне совершенно наплевать, является ли мой мозг воплощением твоих представлений о райских кущах. Если тебе не нравятся мои мысли, оставь их в покое».

«Я с тобой до твоей смерти. Ты это знаешь».

«Да, ты со мной, и, по-видимому, ты не слишком-то высокого мнения обо мне. Ты не можешь меня изменить. Ты можешь жить внутри меня, но ты не в состоянии изменить мой мозг. Так что забудь об этом. В моих делах мне не нужна твоя помощь. Пожалуйста, добро пожаловать, оставайся сколько хочешь, только сиди тихо».

«Я не уверен, что смогу с этим смириться, мой хозяин. Я думаю, что ты ведешь себя как дурак. И я думаю, что однажды тебе, может быть, понадобится моя помощь».

«Обойдусь без нее, спасибо».

«Посмотрим».

«Мне советоваться с тобой, словно с оракулом, или мы будем голосовать по-демократически?» — съязвил я.

Он почувствовал сарказм и заткнулся.

У меня во рту был скверный привкус из-за того, что я слишком много думал. Безмолвный разговор с ветром был утомительным.

4

Владения Лэпторнов находились сразу же за Авророй. Поезд сделал остановку в крохотном городке, который был таким же пустынным, как и космопорт. Казалось, вся Земля была погружена в сон.

На станции меня ждала машина, за рулем которой находился маленький человек с волосами песочного цвета. Он не представился, но я решил, что это был один из служащих и что сами Лэпторны находятся дома, с нетерпением ожидая существо, дорогое их блудному сыну. Их машина представляла собой отличный свежевыкрашенный скайрайдер, который мягко скользил на воздушной подушке. Многие из этих причудливых летающих предметов были ненамного подвижнее сурков в том, что касалось резких маневров. Но какой-то бедный инженер вложил душу в этот аппарат, заставив его вести себя так, как обещала реклама. Именно такая работа, по мнению Хэролта, придавала нашей жизни смысл.

Дом был большим, а земельные владения соответственно впечатляющими. Великолепие пустующей земли, казалось, должно было померкнуть и становиться немного нелепым сейчас, когда поток устремившихся к звездам сократил население планеты на семьдесят или восемьдесят процентов, но даже клочок пустующей земли заслуживал внимания.

Трава, конечно же, с Анд, деревья из Австралии или с Аляски. Девяносто девять процентов поверхности северо-восточных штатов одно время было полностью покрыто бетоном. Единственными обитателями их были мухи, крысы, люди и еще какая-то живность.

Сейчас все эти площади были возрождены, как и пища, производство которой главным образом и принесло Лэпторнам их состояние.

Декор комнат был сказочно красив, а атмосферу учтивости можно было почувствовать кожей. Прошло десять минут, а кроме искусственных любезностей, принятых в обществе, ничего сказано не было. Даже после этого мы только через несколько минут подошли к существу вопроса.

Мы вчетвером сидели вокруг стола. Мне предложили перекусить и выпить, я же — ради удобства — встретил это предложение категорическим отказом. Меня поблагодарили и пригласили «чувствовать себя как дома» около трех раз. И наконец мы добрались до сути дела. Лэпторн-младший был мертв, а я нет. Как, почему и что еще, черт возьми, было им нужно?