Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)

– Откуда вы едете? – спросила она у более молодого водителя.

– Из Миссури, – ответили оба.

– Вы из Соединенных Штатов, – удивилась она.

– Да, – сказал шофер постарше, – из Филадельфии. Там у меня трое ребятишек, старшему одиннадцать.

– Послушайте, – сказала Юлиана. – Там действительно легко найти хорошую работу?

Ответил водитель помоложе:

– Конечно. Если у вас подходящий цвет кожи.

У него самого было смуглое вытянутое лицо и курчавые черные волосы. Выражение глаз стало застывшим и жестким.

– Он «воп», – сказал старший.

«Итальяшка», – подумала Юлиана. Так называли итальянцев презиравшие их коренные жители восточных штатов.

– А разве Италия, – сказала Юлиана, – не победила в войне?

Она улыбнулась молодому водителю, но ответной улыбки не последовало. Вместо этого он еще яростнее сверкнул глазами и неожиданно отвернулся.

«Извини меня, – подумала она, но вслух ничего не сказала. Я не могу спасти ни тебя, ни кого-нибудь другого от того, что вы смуглые». Она вспомнила о Френке. – «Интересно, жив ли он еще? Может, сказал что-то невпопад, что-нибудь не так сделал… Нет, – подумала она. – В какой-то мере ему же нравятся японцы. Возможно, он чувствует себя похожим на них, они ведь такие некрасивые, как и он».

Она всегда говорила Френку, что он противный. Крупные поры на лице, большой нос. У нее сомой была очень гладкая и красивая кожа, даже чересчур. «Неужели он там погиб без меня? Финк – это зяблик, мелкая пташечка. Говорят, что мелкие птицы живут недолго».

– Вы отправляетесь нынче же вечером? – спросила она у итальянца.

– Завтра.

– Если вы так несчастны в Соединенных Штатах, почему бы вам не переехать сюда навсегда? – спросила она. – Я уже давно живу на Среднем Западе, и здесь не так уж плохо. Раньше я жила на побережье, в Сан-Франциско. Вот там цвет кожи значил гораздо больше.

Сгорбившись у стойки, он бросил на нее долгий взгляд.

– Леди, провести хотя бы один день или одну ночь в такой дыре, как эта, уже само по себе несчастье. А жить здесь? Господи, если бы мне удалось найти какую-нибудь другую работу, а не торчать все время на дорогах и не обедать в таких забегаловках!

Заметив, что повар побагровел, он замолчал и принялся цедить кофе.

Водитель постарше заметил ему:

– Джо, ты – сноб.

– Вы могли бы жить в Денвере, – сказала Юлиана. – Там гораздо лучше.

«Знаю о вас, американцах с Востока, – подумала она. – Вам по душе великие времена и грандиозные начинания. Эти скалы для вас, как палки в колеса». Здесь ничего не изменилось с довоенных лет. Удалившиеся на покой старики, фермеры, а все ребята попроворнее, как перелетные птицы, устремляются на восток, в Нью-Йорк, всеми правдами и неправдами пересекая границу.

«Потому что, – подумала она, – именно там настоящие деньги, большие промышленные деньги, постоянный рост. Немецкие капиталовложения сделали многое, у них не ушло много лет на восстановление Соединенных Штатов».

– Приятель, – сердито прохрипел повар, – я отношусь к тем, кто любит евреев, некоторых из этих евреев-беженцев я видел. Они спасались из ваших Соединенных Штатов. И если там снова строительный бум и кучи свободных денег, то только потому, что их украли у этих евреев, когда им дали пинка под зад в Нью-Йорке, согласно тому чертовому Нюрнбергскому декрету нацистов. Я жил мальчишкой в Бостоне, и евреи мне были до лампочки, но я никогда не думал, что доживу до того дня, когда в США будут введены расистские законы нацистов, пусть мы и проиграли войну. Удивляюсь, что ты еще не в армии этих Соединенных Штатов и не готовишься напасть на какую-нибудь маленькую южноамериканскую республику, давая Германии предлог немного потеснить японцев назад к…

Оба водителя вскочили со своих мест, лица их побелели. Старший схватил со стойки бутылку с томатным соусом и, держа ее за горлышко, выставил перед собой.

Повар, не показывая водителю спины, попятился назад, пока пальцы его не нащупали одну из вилок, которой он переворачивал мясо на сковородке, и приготовился к обороне.

– Сейчас в Денвере строят огнестойкую взлетно-посадочную полосу, – сказала Юлиана, – так что скоро ракеты «Люфтганзы» смогут садиться и там.

Все трое молчали и не двигались. Остальные посетители закусочной замерли в тишине.

Наконец повар сказал:

– Как раз перед закатом над нами пролетела одна такая ракета.

– Это не в Денвер, – сказала Юлиана. – Она шла на запад, куда-то на побережье.

Постепенно обстановка разрядилась, и оба водителя снова уселись.

– Я всегда забываю о том, – пробормотал старший, – что все они здесь немного пожелтели.

– Ни один япошка не убивал евреев ни во время войны, ни после, – сказал повар. – Да и печей японцы не строили.

– Ну и очень плохо, что не строили, – сказал старший.

Он повернулся к своей еде.

«Пожелтели, – подумала Юлиана. – Да, по-моему, это верно. Отсюда нам нравятся и японцы».

– Где вы собираетесь остановиться на ночь? – спросила она. Она обратилась к более молодому водителю, Джо.

– Не знаю, – ответил он. – Я только вот вылез из кабины и пошел сюда. Мне что-то не нравится весь этот штат. Наверное, лягу в грузовике.

– Мотель «Пчелка» не так уж плох, – сказал повар.

– О'кей, – отозвался молодой человек. – Возможно, я там и остановлюсь, если не будут возражать против итальянца.

Он говорил с явным акцентом, хотя и старался скрыть это, Наблюдая за ним, Юлиана подумала, что причиной его ожесточения был идеализм.

«Он слишком много требует от жизни, все время в движении, нетерпеливый и всегда чем-то угнетенный. И я такая же. Я не смогла остаться на Западном Побережье и, может статься, не удержусь и здесь. А разве не такими были люди раньше? Но, – подумала она, – сейчас граница проходит не здесь, она на других планетах».

И тут она подумала: «А ведь и он, и я могли бы записаться на один из этих ракетных кораблей для колонистов. Но немцы не пустят его из-за цвета кожи, а меня из-за цвета волос. Эти бледные, тощие нордические эсэсовские ведьмы, которых воспитывают в замках Баварии. А парень – этот Джо какой-то – даже не может придать своему лицу надлежащее выражение. Ему следовало бы принять этот холодный, но в чем-то полный энтузиазма вид, будто он ни во что не верит и все же каким-то образом обладает абсолютной верой. Да, они именно такие. Они не идеалисты, подобно Джо или мне, они циники с абсолютной верой. Это какой-то дефект мозга, вроде лоботомии, этого увечья, которое используют немецкие психиатры в качестве заменителя психотерапии.»

Она решила, что их затруднения начинаются с отношения к сексу: они где-то запутались в нем еще в тридцатые годы, и с тех пор все пошло наперекосяк. Гитлер начал со своей – кем она ему приходилась: сестрой, теткой, племянницей? А в его семье и до этого уже были близкородственные связи: его мать и отец были двоюродными братом и сестрой. Они все совершали кровосмешения, возвращаясь к первородному греху возжелания своих собственных матерей. Именно поэтому у них, у этих отборных эсэсовских бестий такие ангельские глупо-жеманные улыбки, такая белокуро-детская невинность. Они берегут себя для Мамули, или друг для друга.