Валентина Журавлева - Человек, создавший Атлантиду (сборник)

Шероховатая оболочка комбинезона оказалась не то чтобы очень тонкой, но удивительно гибкой, податливой. Ее можно было сжать почти без всякого усилия, как самую обыкновенную материю.

Я не специалист по скафандрам, но это поразило меня. Глубоководные скафандры всегда жесткие, с бронированной оболочкой. Есть, конечно, и мягкие скафандры: давление воды уравновешивается в них давлением воздуха. На глубине в сто метров — десять атмосфер. Даже самый выносливый человек может пробыть в таких условиях считанные минуты… И вот скафандр, рассчитанный на двадцатикилометровый спуск (две тысячи атмосфер!), оказывается мягче гидрокостюма, в котором ныряют аквалангисты…

— Нет, скафандр не мягкий, — сказал Ревзин. Он был доволен произведенным эффектом. — Точнее, мягкий и не мягкий. Чем глубже, тем он становится жестче. И это проще, чем вы думаете. Оболочка состоит из двух слоев. Наружный — пластик. Для прочности и изоляции. А внутренний слой — металлический. В сущности, это фольга, только крепкая. При спуске под воду она заряжается электричеством. Положительным электричеством от электростатического генератора. Одноименные заряды отталкиваются. Каждый участок оболочки стремится оттолкнуть противоположный ему участок. Это и заменяет внутреннее давление воздуха. А для человека статические заряды безвредны…

Ревзин с увлечением объяснял устройство скафандра. Оно действительно было предельно простым. И только одна часть вызвала у меня сомнения — двигатель. Это сооружение состояло из системы электромагнитов, приводивших в колебательное движение гибкую металлическую пластину, напоминавшую нечто среднее между спинным и хвостовым плавниками рыбы.

— Здесь то же достоинство, — сказал Ревзин. — Предельная простота. Надежность и простота. Вы улыбаетесь? Честное слово, напрасно. Природа — хитрый конструктор, она не зря снабдила рыб именно такими плавниками. С этой штукой в скафандре можно развить скорость до десяти узлов. Она не сломается…

Телефонный звонок прервал Ревзина. Звонил Завитаев — нас ждали в шлюзовой камере.

Ревзин быстро закончил осмотр дыхательных аппаратов, и мы прошли в соседний отсек. Кроме Завитаева, здесь были капитан “Динго” Самарин — высокий, щеголеватый моряк, недавно пришедший из военного флота, Ермаков — помощник Ревзина, молодой человек в очках, на редкость серьезный и молчаливый, и Городецкий — один из сотрудников Завитаева, такой же самоуверенный и, по-видимому, такой же талантливый, как и сам Завитаев.

Ревзин доложил, что скафандры готовы.

— Хорошо. — Завитаев посмотрел на часы. — Надо спускаться. Скажите, капитан, как с “Иркутском”? Шторм не угрожает кораблю серьезными неприятностями?

Самарин ответил, что циклон проходит стороной, шторм сильный, но не опасный.

Видимо, Завитаев за это время продумал все до мельчайших деталей. Он отдавал распоряжения, удивившие меня предельной точностью и краткостью.

— Телепередатчик я с собой не возьму, — продолжал он, снова обращаясь к капитану, — но гидротелефонную связь будем поддерживать.

— Я спустил телекамеру, — сказал Самарин. — Мы сможем наблюдать за вами… до кратера.

— Хорошо, — кивнул Завитаев. — Ну, тогда все… Давайте ваш скафандр, Павел Данилович.

Ревзин и Ермаков принесли скафандр. Я смотрела, как Завитаев надевает черный комбинезон. Безусловно, Завитаев шел на большой риск — гибель роботов не была случайностью. Но ни сам Завитаев, ни те, кто помогал ему надевать скафандр, не произнесли ни одного слова об опасности. Я подумала, что за два года работы в океане они, наверно, прошли через многие трудности и у них выработался свой критерий опасного и неопасного. Это было плохое объяснение, но все-таки объяснение. Та смутная мысль, которая возникла у меня, когда Завитаев следил за спуском роботов, появилась вновь. Я подумала, что Ревзин прав: главное в Завитаеве — полная уверенность в возможности по-своему управлять событиями, быть над ними. Но откуда бралась такая уверенность, на чем она основывалась? Ответить на эти вопросы я не могла…

Ермаков не спеша (насколько я успела узнать, он всегда действовал методически) укрепил на груди Завитаева дыхательный аппарат. Ревзин подал ранец с выступающим металлическим плавником. Из объяснений Ревзина я уже знала, что в этом ранце, надеваемом за спину, размещены приборы, электростатический генератор и аккумуляторы. Громоздкий дыхательный аппарат и ранец, из нижней части которого торчал нелепый на вид плавник, придавали Завитаеву довольно комический вид. К моему удивлению, появилась еще одна — новая для меня — часть скафандра. Это был небольшой, окрашенный в оранжевый цвет баллон, который Ермаков подвесил к дыхательному аппарату. От баллона отходили два гибких металлических шланга с… пистолетами. Да, с пистолетами, причем имеющими очень древний, я бы сказала, опереточный вид: длинные дула пистолетов оканчивались раструбами.

Ревзин подал Завитаеву шлем.

— Подождите, — сказал Завитаев и обернулся ко мне: — Вот что. Когда я спущусь на дно кратера, пойдет вторая партия. Я не возражаю, чтобы с этой партией пошли и вы. — Он помолчал, что-то обдумывая, потом повторил: — Да, как начальник экспедиции, я не возражаю. Если вы, конечно, захотите…

Это было настолько неожиданно, что я ничего не смогла ответить.

— Я не специалист в литературе, — продолжал Завитаев, — ив ваши дискуссии с Павлом Даниловичем не вмешиваюсь. Но мне кажется, написать что-нибудь путное можно только после того, как увидишь собственными глазами…

Ревзин помог ему надеть шлем.

В центральном посту подводной лодки было темно и тесно. Освещение пришлось выключить, иначе мы ничего не разглядели бы на тусклом экране телевизора. В темноте мерцали циферблаты приборов. Самарин — изредка, вполголоса — отдавал команды рулевому. Мерно тикал хронометр, подчеркивая напряжение наступившей тишины. Те, что мы видели на экране телевизора, не сопровождалось ни единым звуком. Это создавало своеобразный, довольно мрачный контраст.

Завитаев спускался почти вертикально. Луч его нагрудного прожектора и узкие пучки света, излучаемые фарами телепередатчика, с трудом пробивали глухую, иссиня-черную тьму. Скорость спуска была настолько велика, что телепередатчик, подвешенный на тросах и имеющий маневровый двигатель, едва поспевал за Завитаевым. Когда камера передатчика приближалась к Завитаеву, я видела, с какой бешеной энергией рассекает воду металлический плавник…

Ломая напряжение тишины, загудел динамик, и послышался ясный, спокойный голос Завитаева: