Анджей Земяньский - Бреслау Forever

— Есть? — крикнул он.

— Есть! — раздалось изнутри.

— Читаешь?

— Я не очень-то умею читать. Но пытаюсь.

— Тогда, курва, открывай, или поджарим тебя! — снова заорал Васяк.

Вот это подействовало. Они услышали скрежет двух солидных замков, и металлические ворота немного приоткрылись. В них стоял пожилой мужчина с ППШ в руках, которые тряслись настолько, что все отскочили под стену.

— Алкоголик! — вырвалось у Мищука.

— Не… — поправил его Васяк. — Всего лишь на шизе.

— Спокойно, спокойно, — вмешался проводник. — Мы из Гражданской Милиции.

— Как же. Грабежом занимаетесь.

— И тебя выгребем из твоего зала вместе с твоей «пэпэша». А в Варшаве станем зарабатывать: в зверинце тебя будем показывать или в цирке.

Пожилой мужчина запустил их на балкон. То, что они увидели, казалось совершенно неправдоподобным. Перила балкона были защищены мешками с песком. В просвете посредине, где перила были вырваны, стоял немецкий пулемет и пара ящиков с патронами. К этому — два маузера, ППШ, который только что видели, и приличная коллекция гранат.

— Меня зовут Юзеф Кольский, — сообщил старичок. — Я всегда страдал на голову. Ну, просто дурак. Но приказали охранять зал и киностудию рядом. Но как? Самому. Так я взял себе в пару этого немца, который был тут ночным сторожем и знает, что здесь и где. А тут… мародеры, бандиты, партизаны всяких мастей. Все тут есть, господа, и стреляют по ночам. Так мы и окопались.

— Окопались? — не выдержал Мищук. — На бетонном балконе?

— Ну, нет… Взяли и насыпали песок в мешки. Тут рядом немцы складывали оружие. Так мы вертанули у них пулемет и два маузера. ППШ мой, от властей.

— И что? Нападали на вас? — спросил Васяк.

— Ну… так. — Кольский вытянул над баррикадой. — Ворон, там, — указал он рукой. — Вон, один лежит.

Все выглянули, чтобы увидеть тело. У Кольского от нервов руки тряслись в такой степени, что мог бы служить живым отбойным молотком. Едва-едва смог открыть две банки с советской тушенкой, которой поделился с остальными.

Все ели жадно, набирая тем, что у кого было: штыком, американским боевым ножом или просто перо чинным ножиком. Тушенка была замечательная.

— В этом зале паршивый звук. Если разок дать очередь из этого устройства, — Кольский указал на немецкий пулемет, — так половину дня потом ничего не слышно.

— Могу догадываться. — Мищук глядел на труп типа в английском комбинезоне, русской каске и в сапогах, вытащенных, похоже, из навозной ямы. Ко всему этому, на рукаве у него была бело-красная повязка. И довольно чистая. — А вы что, трупы не хороните?

— Хороним, — ответил на это Кольский. — Как только наберется побольше. Ради одного в парке копать не выгодно, — тут он прервался и бросил, на первый взгляд, совершенно не к месту. — А еще, пан, тут есть духи! Только не смейтесь.

— А мы и не собираемся смеяться. — Мищук, наконец-то сытый, хотя ему ужасно не хватало хлеба, закурил «кэмэл». — Мы, как раз, по вопросу этих духов и пришли.

Грюневальд кивнул Кугеру.

— Ну что, пошли в ту киностудию, о которой говорил Винтербаум.

— Это в паре шагов отсюда.

Грюневальд оплатил счет за изысканный десерт в ресторане Jahrhunderthalle, и они вышли наружу. Аллея провела их к боковому входу. Они всегда пользовались боковыми входами. Намного легче было узнать какие-то сведения у менее важного сторожа или дворника. Так оно случилось и здесь. Встретили какого-то типа в плохо сшитом костюме. Тот сидел на маленьком стульчике и внимательно изучал покрытый печатным текстом листок.

— Мы из уголовной полиции.

— Из крипо?

— Да, — предъявили они удостоверения.

— Тогда заходите. — Он махнул бумажкой, которую так внимательно изучал. — Я как раз получил повестку в армию. Завтра меня здесь уже не будет.

— Поздравляем, — заметил на это Грюневальд. — Именно вы раздавите поляков!

— А я вам сочувствую, — прибавил Кугер. — От всего сердца желаю вам удачи. Желаю пережить эту войну, следующую и следующую. А потом — еще одну.

— Так что, будет много войн?

— Не знаю. Или много, или одна, но большая, мировая.

— Как в 1914 году?

— Думаю, что хуже. Теперь-то те сыграют получше. Чему-то ведь научились.

— Молчи, пораженец! — тихо рявкнул Грюневальд. — Уже скоро мы сможем воскликнуть: «Варшава наша!».

Кугер слегка усмехнулся:

— Лишь бы потом они не восклицали: «Бреслау — наш!». Господи, дай Бог, чтобы так не случилось. Я ведь и вправду люблю этот город.

— Молчи! — Взбешенный Грюневальд обратился к сторожу. — А вы сами видели то преступление?

— Ну, видел, только никакого преступления там и не было.

— А что же?

— Ну, попросту один тип перепил.

Кугер нагло присел на стульчике сторожа, Грюневальд оперся о стойку. Он вытер лоб платочком. Дело нравилось ему все меньше и меньше.

— А как все это было?

Сторож потер подбородок.

— Ну, нормально. Пришел солдат. Серенький, у него было ружье на плече, а офицеры ведь такого не носят. Я не слишком-то разбираюсь в военных званиях…

— Ну, теперь научитесь, — перебил его Кугер, указывая на мобилизационную повестку. А вы знаете, как будет по-польски: «Не стреляйте! Я сдаюсь!»?

— Прекрати немедленно! — рявкнул Грюневальд. — Нас же немедленно арестуют!

— Нас? Кто? Ведь мы и есть полиция, — рассмеялся Кугер. — Мне ничего не сделают. На меня даже наручники не наденут, — он помахал культей руки.

— Знаешь, кто это был? — глянул Грюневальд на сторожа. — Покажите нам место преступления.

— Конечно. Только никакого преступления и не было. У парня шарики заехали за ролики.

Он повел их путаницей коридоров. Очередные огромные ворота. Потом показал им столовку, накрытую огромным, опирающимся на колонны куполом.

— Вот тут. — Он вытянул руку в сторону ряда идеально ровно выставленных столов. — Я бежал за ним, потому что он начал отставлять столы под стенку. А что, ведь он же солдат, с ружьем. Что я мог сделать? А потом он сказал, что сейчас придут гости. Тогда мы с уборщицей стали помогать ему переставлять эти столы. Правда, ставил он их как-то неровно, словно они ему были совершенно не важны. Ну, а мы с уборщицей уже выставляли ровненько. Мне казалось, что это должна приехать какая-нибудь делегация. Ага, и тут приехал грузовик с цветами. Видя такие их количества, я думал, что это сам гауляйтер нас посетит. И все цветы в таких красивых корзинах, с окрашенной папиросной бумагой и с украшениями. Челядь хозяина цветочного магазина бегала как ошпаренная.