Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве

Глава 12

"Кровавый турнир" был в самом разгаре. Приятели стали свидетелями еще трех довольно унылых поединков. Они были столь же бесцветны в техническом отношении, как и первая встреча рыцарей неудачников; отдавая дань традиции и своеобразному воинскому ритуалу, соперники поочередно раскланивались, приветствуя восторженную публику, затем разгоняли коней и неслись друг на друга с упорством быка, жаждущего насадить на рог зазевавшегося тореадора. В середине поля они сшибались с глухим звоном, и один из них пулей вылетал из седла, занимая более удобную позицию на деревянных носилках. Нередко после подобных энергических сшибок из седел вылетали оба рыцаря, и тогда судья церемонно фиксировал боевую ничью, под радостные вопли кровожадной публики. В подведении итогов особой надобности не было, ибо рыцари в подобных случаях нуждались более в гробах, нежели в носилках, а их сентиментальным подругам приходилось всхлипывать уже трагическим дуэтом. Все время быстро сменявшихся поединков Цион открыто томился от скуки, разглядывая выходные туалеты, дам и железно-тупо-угловатую пропорциональность мужских костюмов. "Сколько металла даром изводят" сокрушался он. Пока он скучал, усыпляемый монотонным однообразием поединков, и неучтиво (кругом были дамы) предавался жестокой зевоте, его товарищ не отрывал страстного взора от своей избранницы. Циону удалось разглядеть ее: это была юная особа лет восемнадцати, блондинка с голубыми глазами и милым личиком, на котором застыло выражение холодного высокомерия. Цион видел, как, поймав на себе дерзкий взгляд маркиза, она равнодушно прошлась по нему, выискивая в толпе рыцарей своего именитого поклонника. Дамы вокруг улыбались даже Циону, хотя на фоне железных гигантов, бездумно пронзающих друг друга длинными копьями, он выглядел жалким оловянным солдатиком. Ему улыбались, несмотря на его неучтивую зевоту, расценивая, очевидно, его интерес к их пышным нарядам, как знаки особого расположения. Очаровательная брюнетка с тонкой муаровой накидкой, выделившая Заярконского из серой вереницы рыцарей, оглядела Васю, словно пень, внезапно выросший под ногами. Цион злорадно подумал, как должен чувствовать себя Василий, гордившийся своей неотразимой внешностью и, снискавший на романтическом поприще Тель-Авива почетную кличку Маэстро - По моему, Вася, тебе здесь нечего ловить, - ехидно подначил он друга. - Не боись, Маша, я Дубровскй - уверенно сказал Василий! Это была присказка, с которой маэстро, обыкновенно, начинал очередную любовную интригу. Цион давно понял, что он приехал сюда не только дам разглядывать, и, зная непреклонную решимость напарника, боялся, как бы тот не наломал дров. "Я должен образумить его" - решил он про себя и деликатно приступил к делу: - Вася, - начал поэт, издалека, зная вспыльчивый нрав маэстро, - мы полностью исчерпали лимит, пора возвращаться домой... - Исключено, - категорически отрезал маэстро, - я не уеду отсюда, пока не овладею герцогиней!

Глава 13

Сумбурное сообщение Елизаветы Шварц принял лейтенант Кадишман. По манере рыдать театрально, он признал знакомую "Психопатку" с улицы Членов. Оскорбительный оттенок прозвище это приняло после унижения, испытанного им в кабинете босса. Как всегда, очередной разнос озабоченного любовными похождениями шефа, расстроил его, но он привык к постоянным неудачам на работе и был рад тому, что дома ему воздастся сторицей. Это был второй брак лейтенанта. Первый не удался и знаменовал собой черную полосу жизни, которая принесла немало страданий; он бросил учебу в университете, похоронил старых родителей, переехал из провинции в центр, долго не мог найти занятие по душе и, проучившись в полицейской школе, был принят в подразделение по борьбе с террором. На это время приходится его непродолжительный брак с Розой. Постоянные скандалы с женой отражались на его карьере. Он был невнимателен на службе, которая требовала сосредоточенности, и вскоре его перевели в административный отдел, где он осел в качестве рядового инспектора. По роду деятельности он снимал показания, регистрировал жалобы, формировал папки и мечтал о том дне, когда сможет доказать всему Управлению, что способен вести оперативную работу. Когда его спрашивали, почему первая жена ушла от него (в самый трудный период жизни), он грустно вздыхал и связывал это со своим бесплодием и ее нежеланием усыновить ребенка со стороны. На самом деле главной причиной разрыва стало то, что он постоянно докучал ей своей глупой ревностью и мелкими придирками, и она не захотела с этим мириться. По сути, он отыгрывался на ней за неудачи и унижения, которые терпел на службе. Своим нытьем он добился того, что она сделала то, в чем он давно уже подозревал ее - завела роман и ушла к другому, более удачливому мужчине. Вторую жену он любил, так же, впрочем, как и первую, но теперь, наученный горьким опытом, воздерживался от сцен ревности и вечных придирок, по поводу того, что она не может вести хозяйство так, как это делала его экономная мать. То, что первая жена ушла от него к преуспевающему бизнесмену задело его самолюбие, и он еще более замкнулся в себе. Но чуткая Берта сумела возродить в нем веру в свои силы, и у него появилась цель - добиться перевода на оперативную работу. Ах, если бы счастье улыбнулось ему, и он смог бы показать себя, распутав серьезное дело! Супруги жили, душа в душу и утром, прийдя на работу, он с нетерпением ждал вечера, чтобы поднести ей букет алых роз, присовокупив к нему нежный чувственный поцелуй. Как меняет человека возраст - в двадцать лет он приходил домой злой как черт и говорил жене кучу гадостей, а в сорок боялся нечаянно обидеть ее или ранить неосторожным словом. У него не было родственников, он не имел друзей, вся жизнь его заключалась в любимой жене, и он не хотел снова остаться у разбитого корыта из-за того, что на службе его недооценивают. Сегодня он не успеет купить ей цветы, потому что мадам Шварц приготовила ему еще одну занятную головоломку. Уже более часа телохранители, дежурившие у дома "Психопатки", не выходили на связь и, отвечая на внезапный телефонный звонок, он был уверен, что это один из них удосужился поднять задницу. Но к его удивлению это оказалась Елизавета. Зная за ней привычку, прибегать в разговоре к живописным художественным деталям, он постарался выудить у нее главное. "Перестаньте хныкать, женщина, - сказал он, - я приставил к вам охрану, с вами ничего не случится" В душе, однако, он чувствовал, что произошло что-то непредвиденное, поскольку в случае нужды ей было бы проще бежать вниз к телохранителям, а не донимать его звонками с другого конца города. - Случилось уже, - подтвердила она его худшие подозрения и зарыдала в голос. - Отвечайте быстро и четко, - грозно потребовал лейтенант, - кто убивает, сколько их, чем они вооружены? - Я не видела никого, - сказала Елизавета, всхлипывая - но я знаю, что это дедушка. "Ваш дедушка сидит у меня в печенке!" - грубо хотел заорать Кадишман, но сдержал себя; цветы для Берты, он успеет купить в дежурном магазине на Аленби, а этой истеричке нужно только спуститься к телохранителям, и они уймут неугомонного деда. - Послушайте, мадам, - сказал он, - немедленно прекратите плакать, и позовите моих людей. Плачь в трубке неожиданно прервался, и в разговор ввязался сосед Елизаветы, из квартиры которого она звонила: - Алло, начальник, - встревожено сказал он, - охрана ваша внизу перебита, а у Шварцев происходит нечто странное, никто не кричит, но там явно чужие люди. "Вот оно настоящее дело!" - мелькнуло в голове Кадишмана: - Ничего не предпринимать, - властно скомандовал он, - полиция прибудет с минуты на минуту! В дежурный магазин на Аленби в этот вечер он не попал, ему удалось по дороге позвонить Берте и предупредить, что сегодня он будет поздно. Цветы супруге придется купить завтра - огромный букет роскошных роз, чтобы помнила о его безмерной нежности к ней.