Илья Варшавский - Лавка сновидений (повести и рассказы)

На улице Ткачей ему попался навстречу вооруженный конвой под предводительством его нового знакомого, окруживший связанного по рукам Курочкина.

x x x

Первосвященник Киафа с утра был в скверном настроении.

Вчера у него состоялся пренеприятный разговор с Понтием Пилатом. Рим требовал денег. Предложенный прокуратором новый налог на оливковое масло грозил вызвать волнения по всей стране, наводненной всевозможными лжепророками, которые подбивали народ на вооруженное восстание.

Какие-то люди, прибывшие неизвестно откуда в Ерушалаим, громили лавки, ссылаясь на приближение Страшного Суда.

А тут еще этот проповедник, именующий себя царем иудейским! Коварный Тиберий только и ждал чего-нибудь в этом роде, чтобы бросить в Иудею свои легионы и навсегда покончить с жалкими крохами свободы, которые его предшественник оставил сынам Израиля.

Открылась дверь, и вошел управитель.

- Ну как? - спросил Киафа.

- Привел. Пришлось связать, он никак не давался в руки. Прикажешь ввести?

- Подожди! - Киафа задумался. Пожалуй, было бы непростительным легкомыслием допрашивать самозванца в собственном доме. Слухи дойдут до Рима, и неизвестно, как их там истолкуют. - Вот что, отведи-ка его к Анне, сказал он, решив, что лучше подставить под удар тестя, чем рисковать самому.

- Слушаюсь!

- И пошли к бен Зарху и Гур Арию, пусть тоже придут туда.

Киафе не хотелось созывать Синедрион. При одной мысли о бесконечных дебатах, которые поднимут эти семьдесят человек, ему стало тошно. Кроме того, не имело смысла предавать все дело столь широкой огласке.

- Иди! Скажи Анне, что я велел меня ждать.

x x x

Когда связанного Курочкина вволокли в покои, где собрались сливки иудейских богословов, он был вне себя от ярости.

- Что это за штуки? - заорал он, обращаясь к Киафе, в котором угадал главного. - Имейте в виду, что такое самоуправство не пройдет вам даром!

- Ах, так ты разговариваешь с первосвященником?! - Управитель отвесил ему увесистую затрещину. - Я тебя научу, как обращаться к старшим!

От второй пощечины у Курочкина все поплыло перед глазами. Желая спасти кровоточащую щеку от третьей, он повернулся к управителю другим боком.

- Смотри! - закричал тот Киафе. - Его бьют по щеке, а он подставляет другую! Вот этому он учит народ!

- На моем месте ты бы и не то подставил, дубина! - пробурчал Курочкин. - Тоже мне философ нашелся! Толстовец!

Допрос начал Киафа:

- Кто ты такой?

Курочкин взглянул на судей. В этот раз перед ним были не простодушные рыбаки и землепашцы, а искушенные в софистике священники. Ему стало ясно, что пора открывать карты.

- Я прибыл сюда с научной миссией, - начал он, совершенно не представляя себе, как растолковать этим людям свое чудесное появление в их мире. - Дело в том, что Иисус Христос, которого якобы вы собирались распять...

- Что он говорит? - поинтересовался глуховатый Ицхак бен Зарх, приложив ладонь к уху.

- Утверждает, что он мессия по имени Иисус Христос, - пояснил Киафа.

- "Кто дерзнет сказать слово от имени моего, а я не повелел ему говорить, тот да умрет". Второзаконие, глава восемнадцатая, стих двадцатый, - пробормотал бен Зарх.

- Значит, ты не рожден женщиной? - задал новый вопрос Киафа.

- С чего ты это взял? - усмехнулся Курочкин. - Я такой же сын человеческий, как и все.

- Чтишь ли ты субботу?

- Там, откуда я прибыл, два выходных в неделю. По субботам мы тоже не работаем,

- Что же это за царство такое?

- Как вам объяснить? Во всяком случае, оно не имеет отношения к миру, в котором вы живете.

- Что? - переспросил бен Зарх.

- Говорит, что его царство не от мира сего. Как же ты сюда попал?

- Ну, технику этого дела я вам рассказать не могу. Это знают только те, кто меня сюда перенес.

- Кто же это? Ангелы небесные?

Курочкин не ответил.

Киафа поглядел на собравшихся.

- Еще вопросы есть?

Слово взял Иосиф Гур Арий.

- Скажи, как же ты чтишь субботу, если в этот день ты занимался врачеванием?

- А что же, по-вашему, лучше, чтобы человек умер в субботу? - задал в свою очередь вопрос Курочкин. - У нас, например, считают, что суббота для человека, а не человек для субботы.

Допрос снова перешел к Киафе.

- Называл ли ты себя царем иудейским?

- Вот еще новость! - Курочкин снова пришел в раздражение. - Глупее ты ничего не придумаешь?!

Управитель дал ему новую затрещину.

- Ах так?! - взревел Курочкин. - При таких методах следствия я вообще отказываюсь отвечать на вопросы!

- Уведите его! - приказал Киэфа.

x x x

Понтий Пилат беседовал в претории с гостем, прибывшим из Александрии.

Брат жены прокуратора Гай Прокулл, историк, астроном и врач, приехал в Ерушалаим, чтобы познакомиться с древними рукописями, находившимися в Храме.

Прислуживавшие за столом рабы собрали остатки еды и удалились, оставив только амфоры с вином.

Теперь, когда не нужно было опасаться любопытных ушей, беседа потекла свободней.

- Мне сказала Клавдия, что ты хочешь просить императора о переводе в Рим. Чем это вызвано? - спросил Прокулл.

Пилат пожал плечами.

- Многими причинами, - ответил он после небольшой паузы. - Пребывание в этой проклятой стране подобно жизни на вулкане, сегодня не знаешь, что будет завтра. Они только и ждут, чтобы всадить нож в спину.

- Однако же власть прокуратора...

- Одна видимость. Когда я подавляю восстание, всю славу приписывает себе Люций Вителлий, когда же пытаюсь найти с иудеями общий язык, он шлет гонцов в Рим с доносами на меня. Собирать подати становится все труднее. Мытарей попросту избивают на дорогах, а то и отнимают деньги. Недоимки растут, и этим ловко пользуется Вителлий, который уже давно хочет посадить на мое место кого-нибудь из своих людей.

- И все же... - начал Прокулл, но закончить ему не удалось. Помешал рев толпы под окнами.

- Вот, полюбуйся! - сказал Пилат, подойдя к окну. - Ни днем, ни ночью нет покоя. Ничего не поделаешь, придется выйти к ним, такова доля прокуратора. Пойдем со мной, увидишь сам, почему я хочу просить о переводе в Рим.

Толпа неистовствовала.

- Распни его! - орали, увидев Пилата, те, кто еще недавно целовал у Курочкина подол хитона. Распятие на кресте было для них куда более увлекательным мероприятием, чем любые проповеди, которыми они и без того были сыты по горло. - Распни!!

- В чем вы обвиняете этого человека? - спросил Пилат, взглянув на окровавленного Курочкина, который стоял, потупя голову.

Вперед выступил Киафа.

- Это наглый обманщик, святотатец и подстрекатель!

- Правда ли то, в чем тебя обвиняют?

Мягкий, снисходительный тон Пилата ободрил совсем было отчаявшегося Курочкина.