Андрей Столяров - Жаворонок

Ей не слишком хочется тащиться на это мероприятие. На одной подобной встрече с членом Координационного комитета она уже как-то присутствовала и не услышала от него ничего, кроме разжижающей болтовни о благе России. Вероятно, и здесь ее ждет то же самое. Но тем, видимо, и отличаются избранные от званых: там, где человек, пропитанный заурядностью, видит лишь очередную политинформацию на тему близких побед, тот, кто чувствует предназначение, впитывает всем слухом громовой голос судьбы и по мелочам, которых другие просто не замечают, будто по божественной книге, читает волнующую предопределенность. Жанна к этому времени уже совсем выздоровела, и потому когда она видит нервного, точно из скрученных мышц, но одновременно очень сдержанного человека в классическом костюме-тройке, при галстуке, с манжетами, высовывающимися из рукавов, высокомерно роняющего в зал банальные истины, то, настроившаяся уже на терпеливую дремоту в заднем ряду, вдруг выпрямляется, словно пронзенная электричеством, и глядит через все пространство на освещенную софитами сцену. Она почти ничего не воспринимает из его речи, да и нечего воспринимать: действительно банальные истины, но когда выступление под жиденькие аплодисменты заканчивается и когда человек из скрученных мышц, не дожидаясь вопросов, встает, показывая, что у него больше нет времени, она через стенку мальчиков, жаждущих, чтобы на них обратили внимание, проталкивается к этому человеку (фамилия его Кармазанов), берет его за рукав, теребит, слегка тянет и говорит, что у нее есть к нему личное дело и что она просит уделить для отдельного разговора хотя бы десять минут.

Кармазанов, вежливо улыбаясь, колеблется. Ему не слишком хочется застревать в этом окраинном клубе, вникать в просьбы, которые он все равно выполнять не станет, выслушивать жалобы, лично ему нисколько не интересные. С другой стороны, он выступает здесь как представитель центрального руководства, и ему неудобно отказывать лучшему, по словам председателя, местному агитатору. Хороших работников на местах следует поощрять. Поэтому он принимает половинчатое решение. Он говорит, что на девять часов у него назначена чрезвычайно важная встреча, задерживаться нельзя, но они с Жанной могут поговорить в машине. Если это вас устраивает, роняет он, надеясь, что сесть с ним в машину девушка не отважится. Однако Жанна, разумеется, на все согласна. Вместе они выходят под мокрый снег, выбеливающий мостовую. Кармазанов отпирает старенькие зеленые «жигули». На лице его – равнодушие, которое он уже не считает нужным скрывать. Следует сухое предупреждение: У вас будет только двадцать минут. Жанна в тон ему также сдержанно и сухо кивает. Молча втискивается она на кожаное сиденье и пристегивает ремень. Хлопает дверца, хрюкает включенное зажигание. Более никогда Жанна не переступит порог клуба на Долгопрудной улице. Судьба есть судьба, и здесь недопустимы оглядки на прошлое. Только вперед может двигаться тот, кто подхвачен ветром предназначения. Вперед, беззвучно говорит Жанна. Машина срывается с места и уносится по темному Дмитровскому шоссе.

4

Следует, вероятно, подробнее рассказать об этом человеке. В современной литературе принято изображать Д. Н. Кармазанова исключительно в негативных тонах. Разброс мнений здесь весьма невелик. Просто в то время, как часть авторов и, надо признать, очень авторитетная, прямо называет Дмитрия Кармазанова злым гением Девы, «черным ангелом», посланным из небытия в жизнь, или «бесовской личиной нынешнего всевластия зла», отвергая нацело какие-либо его человеческие достоинства, другая их часть, правда значительно меньшая, буквально сквозь скрежет зубовный все-таки признает, что на определенном этапе Д. Н. Кармазанов сыграл весьма заметную роль в осуществлении предначертанного. Эти авторы, как представляется, более объективны. Они событийно честны и гораздо серьезнее проникают в подоплеку мистерии. Опираться при изучении материала следует именно на их труды. Однако даже Б. В. Аверин, особо подчеркивающий сделанное Кармазановым в «московский период», объясняющий его роль в становлении политического опыта Жанны и гораздо более благожелательный к Кармазанову, чем остальные, пишет о беспредельном эгоизме этого человека, о его амбициях и замкнутости только на своих интересах, о предательстве им Жанны в решающую минуту. Он пишет об изменах, сопровождавших Деву в течение всего ее движения к славе, о преобладании сиюминутных выгод над вечными историческими интересами, об отречении, которое воспоследовало, прежде чем прокричал петух. Эмоциональный фон его не слишком объемной «Истории» очень высок, логика безупречна и выстроена с академической тщательностью, аргументы убийственны и не оставляют места для оправданий. Даже смерть Кармазанова, по его мнению, не искупает содеянного. Приговор, таким образом, вынесен. Кармазанова не любит никто. Между тем, и в действиях, и в намерениях Дмитрия Кармазанова не все однозначно.

Прежде всего здесь надо иметь в виду, что вопреки мнению, распространенному в периодике, особенно бульварного типа, Кармазанов вовсе не является крупным правительственным чиновником, близким к самым верхам и оказывающим влияние над ход российской политики. Положение, занимаемое им, значительно более скромное. А если учесть перемены, произошедшие на территории бывшего СССР, перемены, в результате которых осуществлялись самые головокружительные восхождения, то карьеру Д. Н. Кармазанова никак нельзя назвать блистательной или просто удачной. Да, он близок кругу людей, в свою очередь замыкающихся на президента России; да, он может способствовать разрешению определенных вопросов; да, имеется у него кое-какое политическое влияние, и чиновники, особенно с периферии, на всякий случай держат его в поле зрения; да, к высказываниям Кармазанова иногда прислушиваются, а один из советников президента, не научившийся еще смотреть на подчиненных, как на врагов, дважды просил его представить свои соображения в письменном виде. То есть, при взгляде со стороны у него все в порядке: крутится человек, прорастает соответственно положению. Нельзя не отдать должное его бешеному темпераменту, (о феноменальной работоспособности Кармазанова говорят практически все), нельзя не отдать должное его язвительному уму и его, по-видимому, действительно незаурядному дарованию аналитика. Прогнозы, которые он обычно экспромтом высказывает, несмотря на парадоксальность конкретны и необычайно точны, а по крайней мере некоторые из них, вероятно, легли в основу неких важных решений. Кармазанов – это не просто мальчик на побегушках. Многие из снующих по муравейнику власти рады были бы достичь такого же положения. Определенные перспективы у него имеются. И только он сам ощущает на языке полынный вкус неудачи. Не к тому он стремился, когда начинал скачки по лестницам российской политики. Не этого он хотел, и не за то бился в бурные годы демократизации. Потому что в действительности он именно мальчик на побегушках. Специалист по критическим ситуациям, как он сам называет себя, кривя губы. Его подключают к выборам, когда победа проправительственного кандидата вызывает сомнения, ему поручают готовить первичные разработки перед острейшими политическими переговорами, его привлекают тогда, когда некий вопрос, взывающий о решении, уже явно загублен некомпетентными исполнителями. И везде, где Кармазанов хотя бы косвенно принимает участие, дело после его вмешательства получает весьма ощутимый толчок и за считанные недели оказывается серьезно продвинутым. Способность его оживить самую мертвую ситуацию несомненна. И однако бешеное честолюбие не дает ему ни минуты покоя. Он лишен главного, а именно – практической власти. Не он принимает решения, он лишь готовит предварительные проекты. Не он их рассматривает, другие движением пальцев берут его разработки или безоговорочно отвергают. Не он правит балом, он – один из множества капельдинеров, стоящих в проходе. Он – в обслуге, и данная ситуация для него физически невыносима. Потому что по складу характера человек этот стремится играть только главную роль. Стояние за чужими спинами для него унизительно. По набору собственно интеллектуальных качеств Кармазанов и в самом деле на голову выше других. У него есть все данные, чтобы перейти в политическую режиссуру, стать по крайней мере соавтором разворачивающейся в стране напряженной драматургии.