Михаил Ишков - Заповедник архонтов

— Что ж ты, учитель, воплотился, а не ведаешь, что после твоей смерти, мы долго сидели, обмозговывали насчет ковчега. Сначала всем поселком, потом всеми поселениями, что возле шахт расположены. Потом собрались скопом и попросили руководство показать нам ковчег. Вот тогда славные и накрыли нас ядерным зарядом. Мы-то сначала сомневались: может, прозрачные постарались, потом людей послушали, сами покумекали. Решили — нет, без славных здесь не обошлось. С тех пор родилось в нас сомнение. Выжили немногие. Андрей, Петр и я, мы в ту пору были в шахте. Глубоко…

— Кто-нибудь еще спасся?

— Не знаю. Говорят, где-то видали Левия Матвея, его, ослепшего, водят Савл и Якуб. Мы, учитель, храним твое слово, несем по поселениям, заводам и шахтам. Повстречаем ходока, разговоримся. Если тот спросит, почему жизнь хреновая — объясним популярно, что к чему. Если ему долг опостылел, расскажем о тебе — был, мол, такой хордянин, который о всех нас заботился, видел вглубь и вширь, врал складно. Вот ты, поселянин, и пораскинь умишком, долг ли учитель исполнял или иначе жить не мог? Ты маешься не от того, что жизнь докучна, а потому, что не тем занялся. Когда же прозреешь, уцепишься покрепче за истину, вздохнешь свободно. А желания?.. Что такое желания… Суета. Исполняй, если позарез хочется. Но не забудь спросить себя, те ли желания исполняешь? Может, тебе иного хочется. Может, ты всю жизни мечтал на ковчег взглянуть, и потому скорбишь.

Он примолк, а я испуганно решил, что это время для Иуды не прошли даром, он много чего надумал за это время. Все было ценно, мучительно верно и влекло к себе, как свет редко видимых, внушающих ужас звезд. За что же их, страждущих духом, ударной волной, радиацией?

В горле комом застряла боль, было жалко.

— Зачем же они вас ядерным зарядом?

— Испугались, наверное. Ударили не подумавши, а теперь сами маются — дальше что? Вон уже и Тоот, и его юный друг Этта, — он кивком указал в сторону технаря и сварщика, — вышли на улицу просить о предъявлении ковчега.

— Кто мается? — спросил я.

— Славные. Опора народа, защитники простых поселян. Мы им не враги, мы вразумить их желали — давайте сообща строить ковчег! Если что не так, вместе прикинем, поищем, где промашка. Что вы, славные, все таитесь? От кого хоронитесь?.. Мы же никогда не пойдем на поводу у Черного гарцука. Не те мы люди, чтобы от божьего ковчега отступиться.

— Черный гарцук кто будет?

Сулла, казалось, не услышал вопроса. Он почесался и участливо спросил.

— Что, учитель, трудно далось возвращение на Хорд?

— Да, нелегко… — признался я. — Многое забыл, подрастерял…

— Благую весть принес?

Я не ответил. Долго лежал, считал букашек на сводчатом потолке. Должно быть, занятная у них жизнь, не скучная: копошатся, ползают, ищут чего-то…

— Послушай, Сулла, — наконец вымолвил я. — Все уже сказано, теперь ваш черед размышлять, отыскивать истину. Теперь у меня другая печаль — мне о вашем спасении подумать надо. Понять хочу, почему на Хорде так устроено, что кто-то распоряжается, а кто-то исполняет. Откуда сила у славных? Где ваши предки, где их родина? Почему все хордяне на одном языке разговаривают?.. Почему от муторных мыслей в тюряге прячутся?

— А сердца очищать? Верный путь указывать?..

— Это твое поприще. Это поприще твоих друзей. Ведь у меня таких землиц, как Хорд, что на ногте пылинок. Все надо осмотреть, всем надо подсобить. Никто за вас стараться не будет. Вы уж, ребята, сами потрудитесь, а надо будет, я вам подсоблю.

— Это мудро, — кивнул Сулла. — Я подумаю над этим.

— Вот и ладушки. Излечить тебя надо, парень, организм от радиации очистить.

— И это обмыслю.

— Так кто он будет, этот Черный?

— Исчадие одноцветной тьмы. А прозрачные — его прихвостни. Сам Черный прячется где-то там… — он ткнул пальцем в потолок. — В пещере… Наши славные до сих пор не могут выжить его оттуда. Так, по крайней мере, народ говорит. Славные, конечно, хорохорятся — мы этого гарцука вмиг скрутим!.. Только что-то не похоже. А прозрачные здесь, на Хорде бродят. Ловят их ловят, все равно всех до единого переловить жила тонка. В чем зло от прозрачных? Они одно и то же твердят: что есть ваш ковчег? Решето! В нем ли воду носить? С его ли помощью от звезд спастись? Обратитесь к звездам, поклонитесь им, они — властители! Представляешь — звездам поклонись!.. Уверяют — как только сокрушим третий столп истины, тогда заживем.

— Давно они со славными воюют?

— Что значит давно? Всегда. Каждый божий день…

— Но ведь когда-то это противоборство началось?

— Конечно.

— Когда?

— Всегда.

Я чуть слышно вздохнул.

— Послушай, Сулла…

— Учитель, если я твой ученик, зови меня Иудой.

— Хорошо. Давай разберемся с этим замком, в чьем подвале мы сейчас находимся. Ведь этот замок был когда-то построен?

— Конечно.

— Когда?

— Когда-то.

— Ну, а в сезонах, годах, веках это сколько будет?

— Не знаю. Разве это важно?

— Очень. Вот явишься ты в какое-нибудь поселение и скажешь: «Был учитель, вот его слово…», а тебя спросят, когда и где этот учитель был. Что ты ответишь?

— Кто спросит?

— Ну, я не знаю, кто-нибудь из поселян.

— Какому же поселянину придет в голову спросить когда? Разве ему не все равно? Если он поверит мне, ему станет ясно, что ты был и есть; если же решит, что я лгу, то ему будет все равно, сколько лет, сезонов, веков прошло с той поры. Когда!! У них о другом будут мысли, как бы побыстрее оповестить власти, донести обо мне, рассуждающем странно.

— Ты это одобряешь?

— Нет, теперь, поговорив с тобой, не одобряю, ибо есть многоцветье невечернее и ему следует нести все, что сумел разузнать, все до чего дошел, все, что открылось в моих слова. И есть свет земной, тусклый. Без переливов. Он лишь отражение света истинного. А далее, как сердце посоветует, если, конечно, хорошенько подумать, помолиться, взорлить, так и следует поступать.

Я не ответил, а про себя решил, что это был значительный шаг в моральном облике нелепых тварей божьих, неизвестно кем, неизвестно как и зачем сотворенных и заселивших эту цветастую планету. У меня сложилось впечатление, что искренность, почитание начальства, обязательность и дотошность при исполнении приказов заложены в них изначально. Однако мораль моралью, а у меня свои задачи, и я продолжил разговор.

— Скажи, Иуда, этот замок… С той поры, как его построили, он все тот же? В тех же пределах, те же здания?

— Не знаю, но слышал, что прежде замок Дирах был значительно больше и под ним располагаются обширные подземелья.