Михаил Тырин - Дети ржавчины

Несколько минут мы лишь смотрели, не пытаясь заговорить. В голову не приходило ни единой мысли, которая объяснила бы, что за трудовой подвиг свершается на наших глазах. Насмотревшись вволю, Петр достал из чемоданчика-комплекта видеокамеру.

- Гришаня, - позвал я, не оборачиваясь, - как ты себя чувствуешь?

- Нормально, - немедленно отозвался он. - А что?

- Нет, ничего, - я удивился, что внештатник ничего не чувствует.

Я продолжал смотреть. Работа сотен людей завораживала. Все было согласовано, упорядочено и напоминало простой, но хорошо отработанный танец, где каждый знает свое место. В реальной жизни я такого не встречал. Даже появилась мысль, что неплохо бы присоединиться к этим людям, чтобы так же просто и разумно работать, не думая больше ни о чем, воздвигая исполинский муравейник или что-то еще - неважно...

Петя толкнул меня в бок и ядовито сказал:

- У тебя вид, как у комсомольского вожака, вдохновляющего массы на труд и подвиг.

- М-да, пожалуй, - проговорил я, заставляя себя прервать созерцание. Может, и мне повторить дозу?

- Тебе виднее, - усмехнулся Петя и полез за своим диктофоном.

- Час ноль семь дня. Находимся возле складской постройки. Наблюдаем около двухсот пятидесяти человек, которые... которые...

Он запнулся, не зная какими словами здесь можно обойтись. Я подождал, пока он закончит, похихикал про себя неуклюжим формулировкам, которые он использовал, потом сказал, стараясь сделать интонацию спокойной и обыденной:

- Вы оставайтесь здесь, наблюдайте. Я пошел туда.

- Может, я с тобой? - не очень охотно предложил Гришаня.

- Пока не требуется. Начинаем готовиться.

Подготовка заняла совсем немного времени. Петька привел в рабочее состояние комплект теленаблюдения, а я повесил на воротник видеоглазок и воткнул в ухо крошечный динамик. В груди гулял холодок. Я пытался внушить себе, что ничего особенного не происходит. Просто нужно выйти и спросить у работающих людей дорогу или что-то еще...

- Кстати, о чем собираешься с ними поговорить? - поинтересовался Петя.

- Не знаю еще. Наверно, спрошу, кто из сельсовета.

- Ты уже забыл, что у нас есть прекрасный повод для знакомства? Нас просили зайти к Кузнецовым, только не к тем, которые...

- Я все понял, Петя. Спасибо, что напомнил. Когда наша уютная верная машина осталась позади, я почувствовал себя еще более некомфортно. Петька с Гришаней сочувственно смотрели мне вслед сквозь пыльное лобовое стекло.

Я неторопливо пошел вперед, стараясь выглядеть непринужденным. Вскоре я уже приблизился настолько, что стал различать обрывки разговоров. Странно, но разговоры были самые обыкновенные - "подай, принеси, позови...". И люди выглядели вполне обычно. Вот полная женщина в цветастом платье и фартуке нагружает грунтом носилки, иногда вытирая подолом пот с лица. Вот кудрявый парень сбивает из досок какие-то рамы. Некоторые перекуривали. Все было буднично, обыкновенно, но вместе с тем - как в дурном сне. Я даже мгновение колебался. Может, мы зря так разволновались? Может, в селах уже давно принято не сеять, не пахать, не выращивать коров и свиней, а воздвигать всем миром курганы-муравейники?

- Как ты там? - прозудел в наушнике Петя.

- Здоров, - лаконично ответил я.

- Поправь глазок - на экране одно только небо. Я уже находился среди людей. Было неудобно чувствовать себя единственным праздношатающимся среди этой энергичной трудовой армии. На меня иногда искоса посматривали, но взгляды не задерживали. Я подошел к худощавой рыжеволосой девушке, которая в поте лица укрепляла склон кургана булыжниками. Я не случайно подошел именно к ней: обычно я вызываю у молодых девушек расположение и желание помочь.

- Здравствуй. Устала?

Она повернула ко мне лицо, и тут я понял, что она не просто устала, а совершенно измождена. Грязь покрывала кожу серой маской, взгляд пустой, как небо, движения тяжелые, порывистые, из последних сил. Казалось, она несколько дней не спала и не ела. Возможно, так оно и было.

- Что? - она смотрела равнодушно. Как администратор гостиницы на командированного.

- Мне нужно найти Кузнецовых. Тех, что живут в крайнем доме.

- Здесь остались только одни Кузнецовы. Поищи там, - она кивнула на железный ангар и потеряла ко мне интерес.

Петя в наушнике глупо посмеялся, что не везет нам сегодня на женщин, но я не ответил.

Большие железные двери были распахнуты. Внутри пахло землей. Я увидел совсем рядом покатый земляной вал, укрепленный камнями и бревнами, в котором чернели несколько нор в человеческий рост. Высокая худая старуха монотонно водила метлой по бетонному полу, присыпанному землей и мелкими камешками.

- Мне Кузнецовы нужны, - громко сказал я. Старуха остановилась. Перевела дыхание. Вытерла лоб, щеки, шею. Только после этого указала на одну из нор.

- Подумай хорошенько, - предостерег Петя.

- Отстань, - тихо ответил я.

Я шагнул внутрь и сразу потонул во мраке. Но не надолго, потому что глаза подозрительно быстро привыкли к темноте, и я начал различать очертания стен. Позже мне стало казаться, что светятся сами стены тоннеля.

Я шел очень медленно, после каждого шага прислушиваясь. И по бокам, и сверху, и снизу чернели какие-то отверстия, выходы в другие тоннели. Дважды из них выныривали неясные фигуры, и я сжимался в комок, ожидая разоблачения. Но всякий раз мне просто уступали дорогу, не говоря ни слова.

Петр еще не раз предлагал мне одуматься и вернуться обратно. Но я уже почти перестал бояться. Мне стали попадаться небольшие круглые помещения, освещенные несколько лучше, чем коридор. Обычно они были пусты, но в некоторых я видел женщин, размазывающих по стенам какую-то слизь.

Потом мне преградила дорогу большая тень. Я мигом понял, что без объяснения не обойтись.

- Я ищу Кузнецовых.

Тень отступила, пропуская меня в освещенный круглый зал. Я взглянул - и понял, что теряю чувство реальности.

Я увидел какие-то дымящиеся лужи, груды мелких камней, огромные хлопья плесени, а над ними - несколько неестественно розовых обнаженных тел, висящих под потолком. Они держались в путанице каких-то корней, веревок и клоков соломы. Они шевелились.

- Впечатляет, - услышал я в наушнике. Петьке, сидящему в уютной кабине перед экраном, было невдомек, какие чувства я сейчас испытывал.

Я повернулся и пошел прочь, напряженный, как сжатая пружина. Я гадал, что сейчас произойдет. Полетит ли мне в спину топор, обрушится ли на голову дубина? Подвесят ли меня под потолок или просто замуруют в земляную стену - я допускал все, что угодно.

Но все обошлось Через пару минут я вышел на свет. Потом мы сидели втроем в кабине "уазика" и задумчиво молчали.