"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 20 (1980 г.)
– Кто ты и куда держишь путь?
Октем, заблаговременно приняв облик жреца бога Наннару, был как две капли воды похож на жителя Двуречья.
– Я был в далеком краю Черных песков, за морем Каспов. Мой осел издох в дороге, и вот я пешком иду в Ур.
Вожатый поцокал языком, как бы сочувствуя, что незнакомцу предстоит столь дальняя дорога, и сказал:
– Нет, не могу помочь! Караван идет в Синджарскую долину.
Тут подъехал второй караванщик - статный мужчина лет тридцати в грубошерстной накидке. Его лицо вызвало в памяти Октема отрешенные черты воинов - на статуэтках из древнейших поселении Намазга-Депе и Анау. Тот же длинный клювовидный нос, миндалевидные глаза, круто изогнутые брови; подбритая с боков борода двумя узкими прядями ниспадала на грудь. «Воронообразное лицо, как у эламитов, - привычно зафиксировал мозг Октема. - Значит, он - потомок тех южноиранских племен, которые проникли в Каракумы где-то в начале третьего тысячелетия до новой эры». Еще Октем отметил пальцы мужчины - очень длинные и крепкие. «Музыкантом мог бы быть», - подумал Октем.
– Меня зовут Герай, - приветливо сказал мужчина. - А тебя?
Октем назвался и повторил легенду о страннике-жреце.
– Из-за Черных гор идешь? - спросил Герай. - А там где был?
– В городе Туркате, где на площади стоит святилище, похожее на маленький зиккурат, - без запинки ответил Октем. В глазах Герая мелькнуло недоверие:
– Я как раз оттуда, но что-то не видел тебя на улицах.
«О, шайтан! Как я промахнулся…» - растерянно подумал Октем.
– Правитель Исма-Эль, почтенный, послал меня в Шумер учиться строить храмы, - продолжал Герай, сделав вид, что верит «жрецу». - Ибо я ваятель и зодчий.
– Завидую тебе, - отозвался Октем, многозначительно глядя ему в глаза. - Так помоги и мне попасть в священный Ур.
Герай обернулся к вожатому, равнодушно взиравшему на жреца в пропыленной тунике:
– Я беру путника с собой.
– У меня нет свободных верблюдов и ослов! - отрезал вожатый.
– Найдешь! - повысил тон Герай. - Переложи груз с одного осла на пять других - получишь свободного, верно? Не забывай, что Исма-Эль велел исполнять мои просьбы.
Вожатый пробурчал что-то себе под нос, приложил руку к груди и потрусил в хвост каравана.
Полторы луны добирались они к верховьям Евфрата. За этот срок Октем хорошо узнал своего нового друга. Герай обладал живым, острым умом, мыслил свободно и смело. Сын вольных земледельцев, он сочувствовал беднякам и рабам. Однако больше всего ценил искусство и свободу.
– Эти руки, - ваятель поднес их к лицу, будто желая удостовериться, что они есть, - выручают меня! В отличие от рабов, которые гнут спину на Исма-Эля, я свободен, ибо правитель знает о моем таланте. В краю Черных песков нет равных мне в искусстве оживлять мертвый камень. Но что это перед творениями мастеров Этеменигуры? И я рад, что скоро увижу чудо света!
– И долго намерен пробыть в Уре? - спросил Октем.
– Столько, сколько понадобится, чтобы сравняться с мастерами Благодатной страны. Или пока за мной не пришлет Исма-Эль. Ну, а тебе зачем понадобился Ур?
– Тоже учиться. Смотреть и запоминать, - туманно сказал Октем.
Позже он все-таки поведал ваятелю часть правды о себе. Даже пытался втолковать ему, что он, Октем, - гость из будущего. «Меня послали к вам люди, подобные богам. Я счастлив служить им».
– Как это? - недоумевал Герай. - Разве можно попасть в другое время? Что-то я никогда не слыхал о таком. Или ты тешишь меня сказками?
Слова о корабле, геодетах, инверсии времени звучали для ваятеля таинственными заклинаниями. Но живые видеокадры Ашхабада, развернутые Палеохроном Октема перед мысленным взором Герая, были убедительны, и ваятель понял: случай свел его с полубогом в облике человека.
Расстались они в верховьях Евфрата, на правом берегу священной реки. Взобравшись на подаренного ему осла, Октем с грустью сказал:
– Я буду вспоминать о тебе, друг. Надеюсь, встретимся. Я приду в Ур несколько позже. И постараюсь отыскать тебя.
– А скоро ли придешь? - с надеждой спросил Герай. - Лучше бы ты остался со мной. Ты мне по душе.
Октем промолчал. Ваятелю казалось, что он колеблется. На самом деле Октем анализировал странное чувство, родившееся в недрах его существа, - братскую любовь к Гераю. Оно приводило Октема в замешательство: такого не было запрограммировано в мозге. Чувство возникло как бы само собой, по законам саморазвития эмоциональной системы. И он не без усилия заглушил его. «Нет, нельзя поддаваться эмоциям! - властно шептал компьютерный двойник. - Это может завести далеко. Надо о задании Центра помнить».
– Не могу, почтенный друг, - отрешенно сказал Октем. - Но я обязательно найду тебя в Уре. Сейчас надо делать свою работу. Прощай!
Ваятель порывисто обнял его:
– Буду ждать! Да хранят тебя мои и твои боги.
Выполнив ряд несложных поручений Исма-Эля в Синджарской долине, Герай купил место на купеческой барке и поплыл вниз по реке Евфрату. Спустя неделю он сошел на левый берег - часах в трех ходьбы от Ура. Чтобы полнее насладиться радостью встречи с Этеменигурой, он решил войти в город с востока, как все путники, пересекавшие пустыню, прежде чем достичь благодатных земель между Идиглату и Евфратом.
Герай отшагал уже порядочно, а Ур не показывался. Только вдали в мареве южного неба мерещилось что-то сверкавшее на горизонте разными оттенками пурпура и лазури. Солнце поднялось выше и пылало, как раскаленная жаровня. Прикрывая голову полой плаща, ваятель клял себя: «Вах, глупец! Так можно и не дойти, изжариться. О чем ты думал, пускаясь в путь?» Еще с полчаса он брел в знойном аду, спотыкаясь от усталости. Но вот наконец обозначились верхушки финиковых пальм. Унылая серо-желтая равнина, покрытая кустами сухобылья и чертополоха, сменялась пастбищами и лугами. Они перемежались стройными рядами миндальных деревьев. Справа и слева потянулись бахчи, каналы, поля чечевицы и льна. Воздух наполнился ароматом роз и алоэ. «Привет, Благодатная страна! - с волнением думал Герай. - Вот я и увидел тебя».
А затем над рощами, за голубой лентой Евфрата, несущего тростниковые лодки и барки, огромным разноцветным утесом поднялся зиккурат Ура.
– Слава тебе, о Этеменигура! - закричал в восторге Герай, смахивая слезы радости.
Его давняя мечта стала явью.
Ступенчатая гора Этеменигуры словно парила в звенящем от зноя воздухе. Ослепительно сиял позолоченный купол храма на ее вершине, голубым огнем полыхали его стены. Две нижние террасы зиккурата были черного цвета, третья и четвертая - красного, как сама земля, в которую вросла Этеменигура. Лакированная зелень пальм и пестрые цветники, разбитые на террасах, вырисовывались на фоне черной, красной и голубой облицовки, рождая целую симфонию красок и оттенков. Громада Этеменигуры казалась изящной, легкой - так совершенны были ее линии, плавными дугами уходящие к центру строения. Взгляд невольно скользил к вершине: Этеменигура как бы уходила в поднебесье, парила в струящемся от зноя воздухе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});