Артур Дойл - Затерянный мир (сборник)

— Это, — по всей вероятности, крокодилы.

— Аллигаторы! Аллигаторы! Вряд ли вы найдете в Южной Америке настоящих крокодилов. Разница между ними в том, что…

— Я хотел лишь сказать, что не нашел ничего необычного, ничего исключительного.

Он продолжал загадочно улыбаться:

— Переверните еще один лист.

Но и на следующем листе не оказалось ничего замечательного. Это был слегка намеченный акварелью пейзаж. Обычно такие наброски художники делают для того, чтобы впоследствии из них развить полноценную картину. На переднем плане была какая-то бледно-зеленая перистая растительность. Плавно поднимаясь в гору, она постепенно приобретала коричневые и красноватые оттенки; а на заднем плане виднелись уже совсем отвесные скалы, напоминавшие базальтовые напластования. В одном месте выделялся уединенный кряж в форме пирамиды с большим деревом на вершине. Сверху и с боков рисунок был покрыт светло-лазоревой краской, изображавшей тропическое небо. На следующей странице была акварель, представлявшая этот же пейзаж, но с более близкого расстояния, что позволяло рассмотреть отдельные детали.

— Ну как? — спросил профессор.

— В общем, любопытная формация; — ответил я, — но я не настолько разбираюсь в геологии, чтобы дать объективную оценку.

— «Любопытная»? — повторил он мои слова. — Да она — уникальна! До настоящего времени ни один ученый в мире даже представить себе не мог, что такое возможно. Переверните еще страницу.

Я перевернул и невольно вскрикнул от удивления. Весь лист занимало изображение какого-то совершенно невероятного животного. Это походило на бред сумасшедшего, на галлюцинацию курильщика опиума. Голова, как у птицы, тело, как у надувшейся ящерицы; поверх длинного хвоста вздымались шипы, а сильно выгнутая спина вдоль хребта была усеяна зубцами, напоминавшими то ли гигантскую ленточную пилу, то ли посаженные в ряд петушиные гребешки. Перед этим фантастическим чудищем стоял крохотный человечек, ростом не больше карлика, но с пропорциями нормального человека.

— Ну-с; что скажете на это? — произнес профессор, торжественно потирая руки.

— Это какая-то гипербола, гротеск.

— Однако, что побудило его нарисовать такого зверя?

— Наверное, он перебрал спиртного.

— И это все, что может вам прийти на ум?

— А что думаете вы сами?

— Скорее всего, это животное на самом деле существует, и рисунок выполнен с натуры.

Я едва не рассмеялся. Но к счастью, вовремя вспомнив о «Колесе Катрины», сдержался.

— Очень возможно, — сказал я, — очень возможно, — тоном, которым разговаривают, чтобы успокоить душевно неуравновешенного.

— Я хочу лишь сказать, что меня смутила фигурка карлика. Если бы это был индеец, можно было бы предположить, что речь идет о какой-то новоявленной расе южноамериканских пигмеев. Но он походит на европейца в солнцезащитной шляпе.

Профессор захрипел, как разъяренный бык.

— До каких же пределов доходит человеческое тугоумие! Вы расширили мое представление о его границах. Это что-то вроде умственного паралича. Просто великолепно.

Я уже успел понять, что сердиться на него бессмысленно. По меньшей мере, это было бы потерей времени, так как делать это приходилось бы постоянно. А потому, позволив себе лишь устало улыбнуться, я пояснил:

— Меня удивило, что человек — так необычно мал.

— Вы же ничего не поняли, — прорычал он и, тыча толстым, как сарделька пальцем в рисунок, продолжал:

— Видите на заднем плане растение? Как, по-вашему, что это такое? Наверное, вы подумали, — одуванчик, или брюссельская капуста, не так ли? К вашему сведению, это — весьма распространенное в Южной Америке крупное пальмовое дерево. Его называют «слоновая кость». В высоту оно достигает пятидесяти-шестидесяти футов. Конечно, человек был пририсован отдельно. Он просто не смог бы позировать в такой близости от чудовища, оставаясь в безопасности. По всей видимости, художник, желая предоставить ориентир размеров животного, для сравнения изобразил на рисунке самого себя. Предположим, его рост чуть больше пяти футов. Дерево — в десять раз выше, — стало быть…

— Пресвятая сила! — вскричал я. — Значит, вы считаете, что животное достигало… Господи! В таком случае оно не уместилось бы даже в здании вокзала Чарринг Кросс!

— Ну, тут уж вы преувеличиваете; хотя, честно говоря, на рисунке красуется достаточно рослый экземпляр, — заметил профессор с видимым удовольствием.

— Но ведь нельзя же, — с горячностью возразил я, — отбросить в сторону все достижения, которыми на сегодня располагает наука, на основании одного лишь рисунка!

Я перевернул лист и, убедившись, что в альбоме больше ничего нет, продолжал:

— Одного лишь рисунка какого-то бродячего живописца, который выполнил его, то ли накурившись гашиша, то ли в бреду тропической лихорадки, а может быть, просто сочинил фантастическую картинку с целью пощекотать нервы зрителей. Вы как ученые не будете, ведь, ратовать за реальность того, что представляет автор рисунка.

Вместо ответа профессор снял с полки какую-то книгу.

— Вот замечательная монография моего друга, талантливого натуралиста Рея Ланкстера, — сказал он. — Эта иллюстрация, наверное, вас заинтересует. Обратите внимание на поясняющий текст: «Вероятный внешний вид динозавра-стегозавра, жившего в юрском периоде». Видите, — одна лишь задняя нога вдвое больше взрослого человека. Ну-с, что скажете на это?

Он протянул мне раскрытую книгу. Я взглянул на картинку. В гипотетической реконструкции вымершего вида безусловно присутствовало разительное сходство с экземпляром, изображенным в альбоме американского художника.

— Это просто поразительно! — согласился я.

— Однако я чувствую, что вам еще недостаточно аргументов?

— Видите ли, в рисунке могло произойти случайное совпадение. Кроме того американцу возможно где-то когда-то попадалась на глаза эта монография с картинками, и он по памяти просто воспроизвел один из них в своем альбоме. Не исключено, что это произошло, когда он по каким-то причинам находился, так сказать, не в здравом рассудке.

— Хорошо, — спокойно произнес профессор, обнаруживая удивительную выдержку, — допустим это так. В таком случае я прошу посмотреть вас на эту кость.

Он протянул мне кость, о которой уже вскользь упоминал, перечисляя имущество умершего путешественника. Она была длиной сантиметров в двадцать, толще человеческого большого пальца; на ее конце еще виднелись остатки сухожилия.

— Как по вашему, какому существу принадлежит эта кость? — спросил профессор.