Виталий Вавикин - Кара за хебрис

– Ты так заботишься о нем… – сказал Тайлер.

– Я знаю, – сказала Милли, провожая туземца взглядом. – Если бы Бартон был хоть немного похож в своей благодарности на этих людей, то, может быть, у нас и получилось что-то, а так…

Они замолчали, доедая остывающий обед.

– Не могу воспринимать их как одних из нас, – признался Тайлер, вытирая сальные руки грязным полотенцем.

– Они как дети, – сказала Милли. – Такие же чистые и такие же наивные.

– Поэтому и не могу.

– А мне, наоборот, нравится, – Милли прикрыла глаза. – Ничего противоестественного. Понимаешь? Никакой ненависти. Никакой злобы.

– Мне почему-то именно этого и не хватает.

– Вам, мужикам, всегда этого не хватает! – Милли грустно рассмеялась и начала мыть посуду.

Бартон срыгнул и повалился на кровать. Боль исказила его лицо.

– Сколько он выпил? – спросила Кит мужа.

Милт показал на пустую бутылку. Тело Бартона сжалось, забилось в агонии.

– Может, сделаешь что-нибудь?!

– Что?

– Откуда я знаю?! Ты же доктор, не я! – Кит махнула рукой и вышла из комнаты.

Милт достал саквояж, сделал Бартону инъекцию анальгетика.

– Ты всего лишь крыса, – сказал он ему. – Крыса в моей лаборатории.

Милт позвал жену и велел ей раздеть Бартона.

– И не подумаю!

– Ты хочешь, чтобы наша постель провоняла его грязной одеждой?

– Почему бы и нет?

– Значит, ты такая же свинья, как и он.

– Может быть, – Кит улыбнулась. Темные глаза изучали лицо Бартона. – Думаю, если его отмыть и приодеть, то он будет в общем даже и ничего, – она прикурила сигарету, жадно затянулась и шумно выдохнула синий дым.

– Ты же хотела бросить.

– Да что ты понимаешь в этом?!

– Верно, – Милт сел за стол, открыл дневник и сделал какую-то запись. Кит неспеша шла к выходу. – Куда ты? – спросил ее, не оборачиваясь, Милт.

– Не знаю, – тонкие каблуки цокали по грубо обработанному камню.

На вытоптанной тропинке Кит сняла туфли и шла к озеру босиком. Теплый ветер колыхал водную гладь, нарушая ее монолитность. Тысячи ярких бликов слепили глаза. Далекая звезда нещадно поливала планету своим теплом. Несколько чернокожих детей играли в ветвях высокого старого дерева. Они гонялись друг за другом, как стая непоседливых мартышек: с той же грацией и с той же неминуемой близостью падения. Кит подобрала подол платья и села на мягкую траву. Новый порыв ветра принес букет цветочных ароматов – свежесть, пыль и что-то приторно-сладкое, от чего во рту начала скапливаться слюна. «Сейчас бы глоток холодной минералки», – подумала Кит, но возвращаться в номер не хотелось.

Она легла на спину и закрыла глаза. Сон подкрадывался незаметно, но она слышала его осторожные шаги. Какое-то насекомое взобралось по ее ступне и теперь медленно ползло, перебираясь с пальца на палец. Кит пошевелила ногой, прогоняя его. Зажужжав, оно пролетело мимо ее лица. Кит вспомнила туземцев, которые ловили рыбу, когда она купалась в озере. Нет, не вспомнила. Она снова видела их. Они стояли на другом берегу и, обнимая своих женщин, танцевали непристойный кайрам.

Осторожно ступая босыми ногами по жесткой траве, Кит шла вдоль кромки воды, желая подойти к туземцам поближе. Она уже слышала их тяжелые дыхания. Видела подробности. Дети на ветвях старого дерева что-то кричали и хлопали в ладоши, подбадривая родителей. «Как все просто, – думала Кит. – Никаких стереотипов. Никакой морали». Черные руки нежно коснулись ее бедер. Туземец за спиной громко цокал языком, задавая ритм, словно удары барабана у тянущегося в ночное небо костра. И никаких запретов. Никаких ограничений. Кит выгнула спину, прижалась к туземцу. «Это сон, – думала она. – Всего лишь сон. И в этом сне я хочу стать частью этого танца. Хотя бы во сне…»

– Веди меня, – прошептала она туземцу, готовая подчиниться его рукам, его ритмам, его желаниям… Но танец был слишком сложным. И вместо ожидаемой животной страсти Кит чувствовала лишь возрастающее раздражение…

Она открыла глаза, увидев над собой черное лицо местной дикарки. Женщина о чем-то спросила на своем языке, но Кит не поняла ее. Дорогое платье прилипло к вспотевшему телу. Ноги были плотно сжаты и болели от напряжения. Кит попыталась подняться. Чернокожая женщина снова что-то сказала, опустила на землю кувшин с водой и налила немного в глиняный стакан. Кит жадно сделала несколько глотков.

– Спасибо, – сказала она.

Дикарка улыбнулась и закивала головой.

– Аштар, – услышала Кит мужской голос.

– Что это значит? – спросила она Тайлера.

– Это значит «спасибо», – он протянул ей руку, помогая подняться.

Чернокожая женщина снова что-то залепетала на своем языке.

– О чем она говорит? – спросила Кит.

– Она говорит, что у нас могли бы родиться хорошие дети, – сказал Тайлер.

– Вот как? – Кит улыбнулась и поправила платье. – Выгляжу ужасно?

– Нет.

– Мне приснилось, что я танцевала кайрам у ночного костра.

– Нам снится то, что мы видим.

– Наверное… – Кит посмотрела на ночное небо. – Здесь холодные ночи?

– Если только спать одному.

– Я замужем.

– Я знаю, – Тайлер улыбнулся и пошел прочь.

– Куда ты? – позвала Кит.

– Нужно разбудить Бартона и отвести в деревню.

– Почему вы не живете в гостинице? – Кит шла за ним следом, пытаясь догнать.

– А почему вы не живете в деревне?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю.

– А женщина? У тебя кто-то есть или так?

– Скорее, так.

– Не жалеешь, или же тебе хватает местных дикарок?

– Это Бартон у нас спец по дикаркам.

– Ему сегодня было очень плохо.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Долгая история.

– Мой муж врач, и если твой друг захочет пройти обследование, то…

– Это уж ты сама ему скажи.

– Я говорю это тебе.

– Ты замужем.

– Это что-то меняет?

– Нет.

Милли подняла бокал с вином, поддерживая тост доктора Милта.

– И как давно вы замужем? – спросил он.

– Лучше не спрашивайте! – отмахнулась она.

– Вас, я думаю, тоже лучше не спрашивать? – Милт вопросительно посмотрел на Бартона.