Чарльз Стросс - Небо сингулярности

Лифт высился над военным депо как бесконечный флагшток. Четыре сужающихся конуса из алмазоподобных полимеров вытянулись до самой геостационарной орбиты и чуть дальше – радикальное исключение из ограничений на технологии, принятых в Новой Республике. Бронзовые кабины подъемников с каплевидными носами скользили по тросам – целую ночь в одну сторону. Здесь не было никаких финтифлюшек в стиле fin-de-siècle: только голая функциональность – спальные капсулы сделаны по образцу, разработанному когда-то древним коммивояжером из Кобе – и строжайшие ограничения по весу. (Модификация гравитационных сил, хотя и была возможна, входила в число технологий, изгоняемых Новой Республикой – по крайней мере, не в военных целях.) Мартин поспешил на первую же капсулу и с облегчением отметил, что Рашели поблизости не видно.

Прибыв на станцию, он сошел в военном секторе и представился мичману на контрольно-пропускном пункте, после чего его провели через мрачный сканер безопасности, где он наверняка получил больше годовой разрешенной дозы рентгена за один раз. Был один неприятный момент, когда старшина попросил его показать ЛП, но объяснение, что это – Личный Помощник, содержащий записи, без которых Мартину не обойтись, было принято. После чего еще полчаса пришлось загорать в спартанской обстановке караульного помещения, выкрашенного учрежденческой зеленью.

Наконец-то за ним прислали какого-то солдата.

– Это вы – двигателист? Мы вас ждем.

– Вот и я жду, – тяжело вздохнул Мартин. – Отведите меня к своему начальнику.

Новая Республика заплатила расположенному на Луне КБ Микояна – Гуревича – Кварнера за проект космического линкора, достойного имени Основателя флота. Чтобы выглядел так, как должен выглядеть линкор, а не как помесь кристаллов вируса бешенства, нарисованных пьяным кубистом, с банкой из-под джин-тоника (как обычно и выглядят боевые космические корабли). Стиль наложил свои ограничения на функции, но несмотря на это корабль все равно заслуживал уважения: его вычурные ракетные установки и лазеры с фазовой дифракционной решеткой могли прикончить так же верно, как и более современное оружие. А к тому же он и выглядел хорошо, что, кстати, помогло КБ «МиГ» впарить такие же за бешеные цены еще нескольким легковерным хунтам.

Сам Мартин думал, что «Полководец Ванек» построен из той же материи комической оперы, что и вся Новая Республика. Той самой оперы, которая совсем не так смешна, когда окажешься у нее в зубах. Церемониалы, флаги и имперские эмблемы, нашлепанные на всех доступных поверхностях, «шестерки» в мундирах и сложная пирамида военного этикета – все подсказывало Мартину, что не так уж разумно он поступил, согласившись на эту работу, и висящие на стенах Василиска трупы диссидентов вполне это подтверждали. Сейчас он бы с радостью отдал весь свой гонорар только за возможность вернуться домой – если бы не призыв долга.

После долгого похода по спутанным лабиринтам доков и переходов к кораблю Мартин оказался в проеме двери, ведущей в восьмиугольное людное помещение, освещенное красным светом, где локальным упразднением законов физики поддерживалась нулевая гравитация. Коренастый лысеющий военный инженер орал на какого-то мальчишку, стоящего перед раскрытой панелью доступа.

– И чтоб последний раз я видел, как ты лапы суешь в панель, не спросив меня или главстаршину Отченашека, понял? Руки у тебя из жопы растут! Вот это – вот это – резервная панель разрешения главной шины, вот она. А вот это, – он ткнул пальцем в другую панель, закрытую, – резерв выключателей главной схемы, которую тебе главстаршина велел проверить. Ты знаешь, что будет, если вот этим тумблером щелкнуть?

Мартин посмотрел, куда тычет палец офицера, и вздрогнул. Будь он на его месте, то не ограничился бы пустой угрозой удавить идиота-срочника его же кишками. Впрочем, щелкни тот указанным тумблером, давить было бы излишне: обугленным трупам это, как правило, все равно.

– Инженер-капитан Крупкин? – спросил Мартин.

– Ага. Вы кто? А, тот самый инженер-двигателист! – Крупкин повернулся к нему, давая возможность срочнику тихо слинять. – Опаздываете.

– Все вопросы к ведомству Куратора! – огрызнулся Мартин и тут же пожалел, что это сказал. – Извините, просто выдалась трудная неделя. Так чем могу быть вам полезен?

– А, тайная госполиция? Да, их тут много у нас, – хмыкнул Крупкин почти сочувственно. – Значит, в этих вот игрушках разбираетесь?

– «МиГ» их продает. Вы на них гоняете. Ваши ребята их ломают, я чиню. Достаточно?

– Для начала. – Крупкин неожиданно улыбнулся. – Ладно, поставим вопрос иначе. Что вы знаете о компенсаторе расфазировки синхросигнала в предпочтительной системе отсчета? В частности, об этой вот модели К-340, в том виде, в каком она здесь сконфигурирована? Сообщите все, что видите из ее настроек.

Следующие полчаса Мартин рассказывал обо всех возможных случаях потери настройки. После этого Крупкин показал ему настоящую К-340, уже не учебно-тренировочный макет. И был рабочий завтрак, в течение которого Крупкин вытягивал из Мартина все, что тот знает, и потом – долгий рабочий день, когда решали, куда что девалось, и оформляли заказы на изменения, чтобы на бумаге было все, что там должно было быть. А потом – обратно на базу для вечерней работы…

Рашель Мансур стояла голой посередине ковра ручной работы, что покрывал пол номера, снятого ею два часа назад в отеле портового города Кламовка. Хоть и дорогой, номер пованивал сырой и сухой гнилью, карболовым мылом и дровами. Дыша медленно и ровно, Рашель в привычной последовательности вытягивала руки и ноги, разминала мышцы. Шторы были задернуты, дверь заперта, а снаружи расставлены датчики, чтобы предупредить о нежелательных гостях, потому что ей совершенно не улыбалось объяснять свои действия прислуге, которая могла их увидеть.

Вообще она много чего не намеревалась объяснять людям, среди которых ей приходилось находиться. Новая Республика наполняла ее горькой и безнадежной злостью – она осознавала эту злость, понимала, что это непрофессионально, но избавиться от этого чувства не могла. Пустая растрата людского потенциала, которая и была смыслом существования Новой Республики, оскорбляла ее чувства, как публичное сожжение книг или истребление ни в чем неповинных.

Новая Республика существовала 250 лет на расстоянии 250 световых лет от Земли. Когда Эсхатон переместил девять десятых населения Земли через червоточину – по причинам, до объяснений которых не снизошел, – он их частично отсортировал по этнической, социальной или психологической близости. Новой Республике досталась смесь из восточноевропейских технофобов и роялистов, ищущих утешения в прошлых веках.