Елена Грушко - Картина ожидания

Темная фигура невесомо ступала по твердому песку. То была женщина; покрывало и ночь таили черты ее. Шла она торопливо, но сторожко озираясь, словно боялась, что на след ее нападут девы-полночницы, смертоносные взору страхи ночные. Но нет, все тихо, все спокойно. Мягко вздыхает море, и луна льет златое, благовонное масло, утишая безустанные волны. Женщина оглядывалась, пытаясь отыскать во мраке приметное место. Да - различимы очертания крутой, причудливой скалы, похожей на гигантскую окаменелую раковину. Та, что пришла на берег, присела на корточки, опасливо шаря меж камней, в островках травы. Не пробудить бы ото сна змеи гневливой, брадатой!..

Явившаяся под покрывалом облегченно вздохнула: еще засветло припрятала она здесь ворох хвороста и охапку сухой травы и наконец-то нашла их. Трут, огниво с собою - и вот уже заиграл меж двух валунов, защищенный ими от ветра, костерок. Когда пламя разошлось, женщина бросила в него несколько гладких, плоских камней и съежилась на песке, то зачарованно вглядываясь в танец огня, то с прежнею опаскою озираясь в непроницаемой тьме: ее заколдованные костром глаза могли отличить море от земли лишь по его непрестанным вздохам. Наконец она разметала костерок и подождала еще какое-то время, пока глаза вновь не привыкли к луннозвездному тихому свету. Тогда пришедшая ночью подхватила краем покрывала раскаленные камни из тлеющих углей и, подбежав к. морю, бросила их в воду, стараясь закинуть как можно дальше. В ответ всплескам дрогнуло ее сердце, и она стала на берегу, стиснув руки у груди, чуть слышно творя молитвы и мольбы, и ей чудилось, что неумолчный ветер развеивает ее жалобы по берегу, по морю, и если не заколдованные камни, так сами волны непременно донесут ее горе до морского духа чудес.

…Тяжелой, влажной жарою исходил тот июльский день меж городских домов и улиц, и только на самом берегу устья можно было сыскать спасение от зноя. Здесь высвистывал, играя, ветер, здесь ударяли в берег крутые волны Обимура, уже сочетавшего свинцовые воды свои с зелеными водами Великого Океана.

Едва ветер утомлялся, как и волна усмирялась, лениво поглаживала отмели и не забирала с собою принесенных из глубин раковин. Сегодня и вода была солоноватой, и ракушек много: ветер шел с Океана. Ребятня, плескавшаяся в этом реке-море с утра до ночи, выискивала на сероватом плотном песке, ощетиненном осколками, известково-белые скорлупки "морского черенка", пресноводные перловицы, нежно окрашенные сердцевидки.

…Лунное сиянье на воде меж тем затянулось легким, легчайшим туманцем, исходившим, чудилось, с самого дна морского, и пришедшая ночью, у которой сердце замерло от первых, явных успехов ее ворожбы, напряженно всматривалась в движение волн, зовя: "Археанесса! Археанесса!.." - а пальцы теребили низку серебристых раковинок: женщина готова была заплатить морской ведунье чем угодно, от заботливо скопленных мелких денег до собственной души.

Она звала - и боялась, что вот-вот на зов ее откликнется… кто? Среброногая эллинская нереида? Или та Колдунья из Страны Темнокожих, что все время смеется, чтобы не умереть от страха перед тайнами, которые ей ведомы? Или птицеподобная богиня народа, который называет Океан именем Тотоль? Или, как уверяли старухи, Дочь Луны, однажды сорвавшаяся с высокой тверди и упавшая в морские воды? Колдовавшая камнями предпочла бы, чтоб было именно так. Ведь Луна, чей божественный лик - украшение ночи, влиятельная сила в царстве живых и в царстве мертвых! Она управляет приливами и отливами, она ведает прорастанием семян, заставляет играть самоцветы и даже распоряжается зачатием и рождением. Кому как не Дочери Луны помочь молящейся в ночи? А может быть, одно из божеств давно минувшего мира выйдет сейчас на берег? Чудовище в зеленой, сверкающей чешуе?.. Нет, нет, хоть и не знал никто, кто такая Археанесса, но ее иногда видели лунными ночами стоящей неподвижно на краю скалы-раковины, и волосы играли за ее плечами, как лунный свет, колеблемый ветром. Она была совсем не чудовищем, точь-в-точь женщина, - но стоило приблизиться, она исчезала. Видели ее и на берегах ручья, который из-за чистоты вод называли Звездами, Бегущими По Скалам: колдунья смотрела на него безотрывно, словно поток был гонцом, которого она куда-то настойчиво посылала - и никак не могла дождаться возвращения с ответом.

Иногда после бурь она обходила берега, подбирала выброшенных волнами рыб и возвращала, их в родное море. А если шторм надвигался особенно сильный, если он грозил рыбацким деревушкам, Дева Чудес добиралась до окраинных хижин и ночами негромко трубила под окнами в раковину. И люди уже знали: надо опасаться урагана.

Издавна жительницы побережья, да и средних земель приходили молить ее о помощи в своих женских невзгодах, и помощь эту получали, но отчего-то потом, воротясь домой, начисто забывали, где именно встречались ночью с Археанессой, и наутро растерянно бродили по берегу, пытаясь вспомнить, не здесь ли это было… И каждая новая просительница наудачу выбирала, где повторить древнейший колдовской обряд вызывания Духов Вод, и никому не было отказа в помощи от Археанессы, витал ли над Островом месяц вихрей, или месяц, когда птицы вьют гнезда, или месяц, когда в столице пишут на золотых скрижалях…

Затаившаяся на берегу заметила вдруг, как туман, который только что стелился по воде, собрался воедино, сгустился над волнами подобно фигуре Неясных, плывущих очертаний. Похоже на большую прозрачную раковину… Нет! Дева вышла из моря и стала на берегу, словно легкое облако.

– Рапан! Эй, смотрите! Рапан!!!

Так кричал, и крик этот вмиг собрал в стайку всех купальщиков, плотный красно-загорелый подросток. Он нетерпеливо, подпрыгивал, размахивая руками, едва не задевая своего приятеля, стоявшего рядом. А тот и не замечал этого, зачарованно уставившись на раковину, вынесенную на песок волнами.

Рапан на языке черноволосого и загорелого было обозначение самой замечательной раковины, которую ему приходилось видеть в жизни: дядьке подарил ее приятель-моряк. Однако мальчишек этого города, отстоявшего не так уж далеко от Океана, трудно было бы удивить тускло-оранжевым рапаном. На песке лежала истинная диковина!

И невообразимой формой, и безудержной расцветкой она превосходила и рапана, и нептунию, и кассиду, живущих в далеких южных морях. Что вообще можно было сравнить с нею - такою розовой, будто ясная заря, излучавшей из своей сердцевинки таинственное перламутровое свечение!..

И толпа ребятишек, сперва разразившаяся восторженными воплями, вдруг замерла и затихла, заглядевшись на это чудо. Такое они все видели впервые, и никто, конечно же, не мог знать, что лишь троим из них доведется увидеть подобное вновь - и то через много, много лет…