Люциус Шепард - За Черту - и Дальше

"Никто не рассказал тебе о старцах?" Он с трудом наклонился и достал из ведра с наживкой громадного дохлого жука.

Я припомнил, что Бобби произносил это слово, но не смог вспомнить, что именно он говорил.

"Смотри на вон ту лиану." Ойлис указал на длинную нить лианы, что спускалась в воду примерно в десяти ярдах от выступа. "Проследи вверх. Видишь, откуда она?"

Лиана исчезала в зеве пещеры на полдороге к вершине.

"Это один из них", сказал Ойлис. "Он рыбачит, прямо как мы."

Я рассмотрел лиану — она не дергалась и не дрожала, но теперь я видел, что она отличается от других лиан. Она толще и пятнисто-серая цветом.

"Кто они такие?", спросил я.

"Старцы-отшельники любят рыбачить. Это все, что я знаю. И я не попрусь в эти пещеры, чтобы взглянуть на них. Они рыбачат этими щупальцами весь день напролет." Он вручил мне удочку фирмы Шимано. "Обращайся с этим прутиком аккуратно, парень. Я больше года упрашивал Писцинского достать мне ее." Он выпрямился, тяжело вздохнул и приложил руку к пояснице, словно успокаивая боль. "Я думал, ты о старцах знаешь. Поэтому никто, кроме меня, не любит рыбачить здесь, бояться. Но пугаться нечего. Раз они дотронулись до тебя, то знают о тебе все, что им нужно, и никогда больше не тревожат."

Сама рыбалка оказалась не слишком трудна. Мы охотились за большой неповоротливой рыбой с похожей на зачерненную чешуей, что пряталась под подводными навесами скал. Попав на крючок, раба коротко боролась, быстро сдавалась и позволяла вытащить себя на выступ. В основном мои размышления крутились вокруг странного создания, коснувшегося меня своим щупальцем, вокруг впечатления большого возраста, терпения и спокойствия, которое я получил. До меня дошло, что присутствие старцев лучше соответствует теории Бобби Форстадта о том, что мы — объекты компьютерной игры, чем представление, что мы мертвецы. Они не служили какой-то очевидной цели, они были фоном окна программы, приколом для привлечения двенадцатилеток — вроде мутировавших дзен-монахов с их скромностью и простотой, владетелями обширных знаний, наводивших спокойствие и умиротворенность на любого, кого они касаются, даже — предположил я — на рыбу, которую едят. Или, может быть, у них есть скрытое предназначение. Они могут оказаться тайными хозяевами этого причудливого места. Я начинал желать разучиться читать. Слишком много мыслей начинают греметь в голове и доходит до того, что больше ни к чему невозможно прийти.

"Самое лучшее, что ты можешь сделать", посоветовал Ойлис, "это сосредоточиться на рыбалке и ни о чем не беспокоиться. Люди здесь чертовски много тревожатся о том, что происходит. А тревожиться просто не о чем. Это просто Бог."

"Бог?", переспросил я.

"Верно! Устроишься здесь и прорыбачишь достаточно долго — и ты Его почуешь. Он всюду вокруг нас — мы живем в Нем." Он скосил на меня глаз. "Я знаю, ты думаешь, что все уже когда-то слышал, но то, что я говорю, это не то же самое, что ты слышал. Перестань все время молоть языком, и ты поймешь, о чем я толкую."

После этого я каждое утро отправлялся с Ойлисом на рыбалку, а каждый вечер мы возвращались и вываливали улов поварам. Я думал, мы станем друзьями, но мы ими не стали. У Ойлиса была лишь одна тема для разговоров рыбалка в заливчике — и как только в разговоре он передавал необходимую информацию, он просто замолкал, пока вновь не ощущал необходимость проинструктировать меня по какому-то вопросу своего верования. Как-то я спросил о его жизни до прибытия За-Черту, и он сказал, что ездил под именем Угольный Товарняк, и прожил как хобо почти пятьдесят лет. Он не выражал большой охоты распространяться на эту тему, и думаю, я его понимаю. После всех моих собственных болезненных воспоминаний, у меня тоже было мало желания делиться моей прошлой жизнью с кем бы-то ни было.

Как-то раз, проснувшись, я почувствовал себя неважно и вместо похода на заливчик, остался спать. Около полудня, движимый внутренним беспокойством, я перешел реку вброд и отправился по тропинке, по которой пришел За-Черту. Три собаки — среди них маленькая колли, которая приехала со мной и с Писцинским — увязались за мною. Я шел по тропинке через джунгли, потом поднялся на гребень, пока не достиг точки, откуда увидел рельсы, обвивающие подножье холма. На них стоял поезд, но большинство вагонов скрывались за поворотом. Локомотив и те вагоны, что были на виду, были все в хребтах шрамов, оставшихся от атак бердслеев, поэтому я подумал, что этот поезд старый. Как я уже говорил, любопытство мое заметно захирело с момента прибытия, но сейчас оно вдруг нахлынуло на меня, и я задумался о том, как же рождаются поезда, как долго они живут, и, вообще, имеют ли смысл подобные вопросы. Осторожно спустившись, я пошел вдоль вагонов, тщательно их осматривая. Нигде я не заметил ни болтов, ни сварочных швов. Весь поезд представлял собой единое целое — сцепления, колеса, двери, похоже, все просто выросло в свою форму. Колеса казались сделанными из того же материала, что и сами вагоны, только плотнее и тверже, а рельсы, по которым они катились, были не из металла, а из резного черного камня, выросшего прямо из земли. Я соскреб почву с краю и увидел, что камень уходит в землю по меньшей мере фута на два — настолько глубоко мне удалось зарыться. На локомотиве не стояли обтекатели, не было дверей и прожекторов — он представлял собой просто мертвую черную обтекаемую форму. Как он следит за тем, что впереди? недоумевал я. Откуда у него берется топливо? У меня были сотни вопросов и ни одного ответа. Как сказал Бобби Форстедт, ни в чем не было ни малейшего смысла.

Я подошел к передней части локомотива, а потом зашагал обратно между локомотивом и холмом. Прямо над задним колесом локомотива красной краской из баллончика кто-то вывел послание, поблекшее, но еще читаемое:

Санта Клаус ехал на этом черном ублюдке на восток за Стену.

Я никогда не встречал Санта Клауса, но слышал, как старые хобо толковали о нем: большая часть разговоров касалась того, какой хитрой бестией он был, причем это говорили мужики, сами бывшие выдающимися хитрыми бестиями. Они клялись, что Санта Клаус — забубенный железнодорожный заяц, и если уж он решил запрыгнуть на поезд, то никто, ни кондукторы, и полиция, ни устройства безопасности, его не могли остановить. Меня заинтересовало, почему он подписался прозвищем, а не своим настоящим именем. Наверное, подумал я, родители тоже наградили его чем-то мало аппетитным, вроде Мориса Шовалтера.

Я дошел до конца состава по другую сторону поезда и уселся на обочине. Поезда, дерево, бердслеи, старцы, безмятежные, ничем не интересующиеся обитатели За-Чертой, толкущие воду в ступе собственной жизни, Стена — все это казалось кусочками, принадлежащими разным головоломкам. Но теперь я раздумывал, не наткнулся ли Санта Клаус на единственное решение всех этих загадок. В чем смысл висения на дереве, поедания джунглеров, рыбалки и обдумывания прошлого? Можно с тем же успехом посмотреть, что же находится за горами. Можно при этом и умереть… но, возможно, мы уже и так мертвы. И в соответствии со всем, что я слышал, в конечном счете мы все равно совершенно наверняка умрем, сидя на собственной заднице. А если Бобби прав, то продвижение на следующий уровень — это наш единственный шанс выиграть.