Джозеф Конрад - Фрейя Семи Островов

Измученный Нельсон замахал на него руками. В глубине души он был задет этой настойчивостью, а нелепость ее даже начала его раздражать.

- Вздор! Вздор! Вот что я вам скажу, лейтенант: ступайте вы в дом и выпейте перед обедом каплю джину. Вызовите Фрейю. Я должен последить, чтобы последний табак был убран к ночи, но я скоро подойду.

Химскирк не остался нечувствительным к этому предложению. Оно отвечало его тайному желанию, но думал он не о спиртном. Старик Нельсон заботливо крикнул вслед удаляющейся широкой спине, чтобы он устраивался со всеми удобствами - на веранде стоит ящик с манильскими сигарами.

Старик Нельсон имел в виду западную веранду, ту, которая служила гостиной бенгало и была снабжена жалюзи из индийского тростника самого лучшего качества. Восточная веранда - его собственное убежище, где он предавался тревожным размышлениям и раздуванию щек, - была завешена плотными шторами из парусины, Северная веранда, собственно говоря, вовсе была не верандой - она больше походила на длинный балкон. Она не сообщалась с двумя другими верандами, и попасть на нее можно было только через коридор внутри дома. Такое расположение делало ее самым подходящим местом для тихих девичьих размышлений, а также для бесед, как будто и бессмысленных, но, протекая между молодым человеком и девушкой, они наполняются глубоким, невыразимым смыслом.

Эта северная веранда была обвита ползучими растениями. Комната Фрейи выходила на нее, и девушка устроила здесь свой будуар с помощью нескольких тростниковых стульев и такого же дивана. На этом диване она и Джеспер сидели рядом так близко, как только возможно в этом несовершенном мире, где одно тело не может находиться одновременно в двух местах, а два тела не могут быть в одном месте в одно и то же время. Так просидели они целый день, и я не говорю, что их беседа была лишена смысла. К ее любви примешивалось легкое, вполне понятное беспокойство, - как бы он в своем приподнятом настроении не разбился о какую-нибудь неудачу, - и Фрейя, конечно, говорила с ним очень рассудительно. Он, нервный и резкий вдали от нее, казался совершенно подчиненным ей благодаря великому чуду быть осязаемо любимым. Когда он родился, отец его был стар; рано потеряв свою мать, он совсем молодым был отправлен в море, чтобы не быть помехой, и в своей жизни мало видел нежности.

На этой уединенной, обвитой листвой веранде в этот вечерний час он наклонился и, овладев руками Фрейи, целовал их - то одну, то другую, а она улыбалась и смотрела вниз, на его опущенную голову, сочувственно и одобрительно. В этот самый момент Химскирк приблизился к дому с севера.

С этой стороны на страже стояла Антония. Но она сторожила не очень-то хорошо. Солнце садилось, - она знала, что ее молодая хозяйка и капитан "Бонито" скоро должны расстаться. С цветком в волосах она бродила взад и вперед по сумеречной роще и напевала вполголоса, как вдруг, на расстоянии фута от нее из-за дерева показался лейтенант. Как испуганная лань, она отскочила в сторону, но Химскирк, ясно поняв, что она тут делает, бросился к ней и, схватив ее за локоть, своей толстой рукой зажал ей рот.

- Если ты вздумаешь поднять крик, я тебе шею сверну!

Это образное выражение в достаточной мере устрашило девушку. Химскирк ясно видел на веранде золотистую голову Фрейи и рядом, очень близко от нее, другую голову. Он потащил за собой окольным путем девушку, не пытавшуюся сопротивляться, и злобно толкнул ее по направлению к группе бамбуковых хижин, где жили слуги.

Она очень походила на верную камеристку из итальянской комедии, но в данный момент, онемев от ужаса, стрелой понеслась от этого толстого, коротенького черноглазого человека с пальцами, сжимавшими, как тиски. Дрожа всем телом, страшно испуганная, но уже готовая смеяться, она издали видела, как он вошел в дом с заднего хода.

Внутри бенгало был разделен двумя коридорами, пересекающимися посредине. Дойдя до этого места, Химскирк слегка повернул голову налево и получил доказательство "развлечения", столь противоречащее уверениям старика Нельсона, что он пошатнулся и кровь бросилась ему в голову. Две белые фигуры, отчетливо выделяющиеся против света, стояли в позе, не вызывающей сомненья. Руки Фрейи обвились вокруг шеи Джеспера, а голова ее прижималась к его щеке. Химскирк пошел дальше, давясь проклятиями, внезапно подступившими к самому горлу. Очутившись на западной веранде, он, как слепой, наткнулся на один стул, а затем упал на другой, словно земля заколебалась у него под ногами. Он слишком долго потворствовал привычке считать мысленно Фрейю своей собственностью.

"Так вот как ты занимаешь своих гостей, - ты..." - думал он, до такой степени возмущенный, что даже не мог найти достаточно унизительного эпитета.

Фрейя пошевельнулась и откинула голову назад.

- Кто-то вошел, - шепнула она.

Джеспер, прижимавший ее к своей груди и смотревший вниз на ее лицо, спокойно ответил:

- Твой отец.

Фрейя попробовала освободиться, но у нее решительно не хватило духу оттолкнуть его.

- Мне кажется, это Химскирк, - шепнула она ему.

Он, в тихом упоении погружаясь в ее глаза, при звуке этого имени слабо улыбнулся.

- Этот осел всегда сбрасывает мои буи в устье реки, - прошептал он. Ни с какой иной стороны он Химскирком не интересовался; но Фрейя задавала себе вопрос, видел ли их лейтенант...

- Пусти меня, дитя, - потребовала она шепотом, не допускающим возражений.

Джеспер немедленно повиновался и, отступив назад, стал созерцать ее лицо под другим углом.

- Я должна пойти посмотреть, - с беспокойством сказала она себе.

Она поспешно приказала ему подождать минутку после того, как она уйдет, а затем проскользнуть на заднюю веранду и там спокойно покурить, прежде чем снова появиться на глаза.

- Не оставайся поздно сегодня вечером, - был ее последний совет перед тем, как уйти.

Легкими быстрыми шагами Фрейя вышла на западную веранду. На ходу она ухитрилась задернуть занавески в конце коридора, чтобы скрыть отступление Джеспера из будуара. Едва она появилась в дверях, как Химскирк вскочил, словно собираясь броситься на нее. Она остановилась, а он отвесил ей преувеличенно низкий поклон.

Это рассердило Фрейю.

- Ах, это вы, мистер Химскирк. Как поживаете?

Она говорила своим обычным тоном. Он не мог ясно разглядеть ее лица в сумеречном свете глубокой веранды. Не доверяя своему голосу, он не решался заговорить: негодование, вызванное тем, что он видел, было слишком велико. А когда она спокойно прибавила: "Папа скоро должен вернуться" - он, молча, про себя, обозвал ее ужасными именами, прежде чем смог пошевелить искривленными губами.