Ильдар Абдульманов - Царь Мира

— Стоять и не двигаться!

Входная дверь открылась, на улицу вышел вахтер вместе со вторым милиционером и, запрокинув голову, увидел Власова.

— Это вы, Эдуард Артемьевич? — хрипло крикнул он. — Что там случилось? — Он повернулся к милиционеру и сказал: — Это режиссер наш, они репетировали.

— Что у вас произошло?! — крикнул милиционер.

— Нужно срочно «скорую», здесь Алина, она… Скорее вызовите «скорую»!

— Проще съездить, чем звонить, — сказал один из милиционеров, — давайте вы оба наверх, посмотрите, что случилось, а я съезжу за врачами.

Полминуты спустя в комнатку вошел молодой милиционер.

— Что с ней? — спросил он Эдика.

Тот развел руками. Милиционер выглянул в окно, крикнул вслед отъезжающему напарнику:

— Саша, здесь что-то серьезное. Давай за «скорой», вызови опергруппу и скажи, что эксперт понадобится.

Обернувшись к вахтеру и Эдику, милиционер строго сказал:

— Ничего не трогать.

Он подошел к Алине, внимательно осмотрел ее, не притрагиваясь, поднялся, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Черепно-мозговая травма, нужно ждать врачей. Ее нельзя трогать. — Он повернулся к Власову, спросил: — Вы можете объяснить, что здесь произошло?

— Когда закончилась репетиция, она пошла в гримерную, то есть сюда. Я проводил ее почти до дверей. Ее там ждал знакомый. Сам я пошел в туалет. Услышал крик, ее крик. Я подбежал, открыл дверь и увидел… вот это все.

— А куда делся ее знакомый? — несколько иронично спросил милиционер.

— Ушел, должно быть.

— Через окно? Тогда он, наверно, лилипут. Вы видели, как он уходил? — обратился милиционер к вахтеру.

— Нет. Но он мог пройти мимо моей комнаты, я чай пил и не смотрел в окошко. Но не слышал я — чайник у меня закипал, шумел.

Через разбитое стекло в принципе при известной ловкости мог пробраться и человек нормального телосложения, и тогда он попал бы на довольно широкий карниз второго этажа и мог спрыгнуть вниз, на улицу. Но Эдик не стал ничего этого излагать милиционеру, прекрасно зная, что люди терпеть не могут, когда другие суются в то, что относится к их компетенции.

— Кто этот знакомый? Вы его видели?

— Да, он был в зале, потом ушел. Я думаю, сюда, он всегда ждал ее здесь.

— Так кто он?

— Калинин. Сергей, — сглотнув слюну, с усилием произнес Эдик, хотя все равно пришлось бы это сказать. Калинина видели все.

— Журналист?

— Да.

Приезд «скорой» избавил Власова на время от расспросов. Врач распорядился немедленно госпитализировать пострадавшую и милиционер попросил лишь действовать осторожнее, чтобы не «задеть следы».

— У каждого свои проблемы, — хмыкнул врач и сказал санитару и пришедшему на помощь шоферу: — Подождите, надо очень осторожно.

Он помог им уложить Алину на носилки, придерживая ее голову. Когда они уже выходили, в дверях появился Алексей Клюкин — он дежурил в эту ночь, и с ним еще один оперативник.

— Товарищ капитан, — обратился к нему милиционер, — пострадавшая — актриса театра, ее зовут Алина. Ее обнаружил режиссер, вот он…

— Да знаю я его, — оборвал Клюкин, — подожди, Руслан. Мужики, что с ней? — обратился он к врачам.

Носилки уже вынесли, врач задержался и с порога, пожав плечами, ответил:

— Черепно-мозговая травма, довольно тяжелая, судя по первому впечатлению. Она жива, но без сознания. Сейчас отвезем в реанимацию, а там видно будет. Извините, нам надо спешить.

— Никого к ней не пускать без моего разрешения, — распорядился Клюкин. — Утром я пришлю охрану — сейчас просто некого с ней отправлять. Попросите приглядеть, чтобы никто к ней не зашел.

— Да, если она выживет, — сказал врач.

Он быстрым шагом спустился вслед за носилками, и через несколько секунд послышался шум отъезжающей «скорой».

— Так. Эдуард, что здесь было?

Эдик повторил то, что уже рассказал милиционеру.

— Серега? — мрачно переспросил Клюкин.

Власов с минуту размышлял, надо ли говорить о том, что кричала Алина, потом решил, что надо, — все и так очевидно. Он как-то еще не думал, что подозрение может пасть и на него: ведь Алина без сознания и неизвестно, придет ли в себя.

— Она кричала: «Сережа, не надо!» — глухо сказал он. Клюкин и опер переглянулись.

— Они могли поссориться? — в упор спросил Клюкин, не спуская глаз с Власова.

Тот молча кивнул.

— Из-за чего? — безжалостно продолжал Алексей.

— Они должны были расстаться. Алина так хотела.

— Она сама тебе сказала?

— Да.

Клюкин потер подбородок. Он хорошо знал Сергея и был уверен, что это человек трезвомыслящий и уравновешенный. Но в критических ситуациях… Бог его знает, как себя поведет мужчина, если он любит женщину, а она его отвергает.

— А это что, пудра? — спросил Клюкин. Столик около зеркала был засыпан белым порошком, немного порошка было и на полу, там же валялись осколки. Клюкин нагнулся над ними. — Похоже, что она разбила пудреницу, — сказал он. — Или кто-то наступил на нее.

— Наверно, я, когда подходил к окну, — сказал Эдик, вспомнив хрустнувший под ногами предмет. — Но пудра уже была.

— Может, она бросила в него пудреницу, но почему-то рассыпано в основном на столике, — сказал Клюкин. — Ладно. Вот что. Сейчас уже почти полночь. Саша, ты давай за Гершензоном, он должен быть у себя в лаборатории. С тобой, Эдик, давай поговорим, только не здесь. А ты, Руслан, побудь пока тут, ничего не трогай, пока Абрамыч не явится. Что это гудит?

И только тут, когда он спросил об этом, Власов вдруг понял, что с той самой секунды, когда он ворвался в эту комнату, здесь действительно раздавалось какое-то тихое гудение, словно от трансформатора старого телевизора.

— Не знаю.

— Похоже, что здесь, — сказал Руслан, подойдя к зеркалу и наклонившись над ним. — О, перестало.

Гудение действительно прекратилось.

— Может, в батареях, в отоплении? — предположил Власов.

— Да с чего им гудеть, все отключено, — хмуро отозвался Клюкин. — А что это за странная штука? — Он кивнул на зеркало.

— Мы на рыбалке его нашли.

— Какое-то оно… не наше, — с трудом подобрал слово Клюкин. — Ладно, черт с ним. Пойдем покурим, поговорим.

Они вышли из комнаты, прошли на лестничную площадку, где стояло жестяное ведерко для окурков. Клюкин протянул свою пачку Эдику, зажег спичку и, внимательно глядя в глаза режиссеру, подождал, пока он прикурит, потом прикурил сам, так и не отведя глаз от Власова. Он знал, что раньше Эдик не курил.

Оставшись один, Руслан, несмотря на запрет, прикоснулся тыльной стороной ладони к рамке зеркала — ему показалось, что оно должно быть теплым, ведь откуда-то исходило тепло, батареи были отключены. Обнаружив, что он не ошибся, Руслан даже отдернул руку, настолько ощутимо горячей была рамка. Он взглянул на свое отражение и пробормотал несколько сур из Корана. Суеверным он не был, но был убежден в необходимости присутствия высшего начала в мире.