Сергей Другаль - Тигр проводит вас до гаража.

— Зайдем, но я весь в сомнениях. Мне кажется, что мы не приблизились к ней ни на шаг. Гром ведет так, будто гракула только что прошла здесь, наша средняя скорость — семь километров в час, а мы ни разу не видели ее даже издали. Между тем резвостью она не отличается и поспать любит.

— Днем раньше, днем позже — какая разница? Никуда она от нас не денется.

— Нам бы орнитоплан…

— Нет, — сказал Олле. — Это было бы нечестно. У нее и без того мало шансов, нас ведь четверо, а она одна.

Лечебница — комплекс легких строений с примыкающими к ним вольерами — разместилась в роще на склоне зеленого холма. Здания связывали протоптанные в траве извилистые тропинки. Как и всюду, здесь было много воды: огибала холм небольшая тихая речушка, а невдалеке виднелось заросшее тростником и кувшинками озеро. Было безлюдно, и было бы тихо, если бы не медведь. Он выл и то катался по траве, то подбегал на задних лапах к дубу и драл кору, оставляя длинные царапины. Попытавшись залезть на дерево, медведь свалился и остался лежать с закрытыми глазами брюхом кверху. От поясницы и ниже он был выбрит, и над ним роились пчелы. Олле, отмахиваясь от пчел, сел на траву рядом.

— Все маешься? — сказал он.

Медведь открыл один глаз, увидел Олле и затряс головой.

— Думаешь, померещилось? Это я самый и есть.

— У-у-у! — застонал медведь, хватаясь за поясницу.

Весь он был перемазан медом, на спине налипла трава, а по голой серой коже ползали пчелы.

В вольере, втянув голову в плечи, стоял на одной ноге грустный аист и рассматривал их сквозь сетку.

Нури пчел не любил. Он снял с коня рюкзаки, улегся неподалеку, достал яблоко, надкусил, и тут же с дерева спустилась обезьяна. Она подошла, держа перед собой загипсованную руку. Нури вздохнул, отдал яблоко. Обезьяна взяла его здоровой рукой, села рядом, задумалась о чем-то. Подошел конь, широко расставил ноги, наморщил лоб и уставился на обезьяну.

— Будем ждать, — сказал Олле. — Кто-нибудь придет, явится или прибежит.

Нури расслабился, давая отдых ногам. Потянулись светлые минуты полного покоя, какого Нури, сколько себя помнил, никогда не знал. Ему было знакомо озарение, состояние пронзительной ясности, когда неразрешимая, казалось бы, задача решалась одним взлетом мысли. Но не созерцание — непривычное ощущение, когда видишь себя со стороны и ползут расплывчатые мысли о себе самом, вчерашнем и завтрашнем. И почудилось Нури, что он ушел от кибернетики потому, что исчерпал себя, испугался, что ничего больше сделать в ней не сможет. Но тогда он не имеет права и работать с детьми, ибо воспитателем может быть только тот, кто в расцвете творческих сил…

— Ты что? — Олле склонился над ним. — Устал?

— Так, — Нури смущенно улыбнулся. — Чертовщина всякая в голову лезет.

На поляну неподалеку неожиданно выбежал пятнистый олень. За ним со шприцем в руке гнался Айболит. Олень был мокрый и тяжело дышал. Айболит в белой накрахмаленной куртке с золотыми пуговицами и красными крестиками на рукавах, напротив, был свеж и румян. В два прыжка он догнал оленя, на бегу всадил ему под лопатку шприц, сделал инъекцию, остановился и взглянул на часы.

— Семь и восемь, — довольным голосом сказал он. — Средняя скорость стометровки на километровой дистанции. Мировой рекорд.

В сандалиях на длинных ногах и в шортах, он был невероятно подвижен. Усы у доктора торчали чуть не на ширину плеч, выгоревшие брови то низко опускались на глаза, то взлетали до самых волос, стриженных ежиком.

Он был рад видеть всех — и Нури, и Олле. Его порадовал конь золотой с белой гривой и Гром с холодным носом, что говорило о телесном и душевном здоровье достойного пса…

— Ы-ы! — взвыл медведь.

— Завтра попробую змеиный яд. — Доктор ухватил медведя за холку, поставил на четвереньки. — Застарелый радикулит.

— А яд зачем? — не понял Нури.

— Радикулит! Но заметьте, когда Олле принес его, он и встать не мог…

Они пошли по тропинке к главному корпусу, который от других отличался мачтой с поднятым на ней белым флагом, украшенным красным крестом. На перилах дощатого крыльца сидел сердитый орел. Доктор вынул из кармана термометр и, проходя мимо, сунул орлу под крыло. Орел медленно повернул голову и вдруг подмигнул. Нури вздрогнул:

— Что это с ним?

— Пустяки. Неврастения в легкой форме.

— Скажи на милость, с чего бы это?

— Стервятник! Поставьте себя на его место…

— М-да, — сказал Олле, — в наше время быть стервятником — надо иметь мужество.

Лечебница внутри была прекрасно оборудована. Стояли рентгеновские аппараты, приборы для анализов и лечения электричеством.

Айболит на ходу давал пояснения, перебегая от одного пульта к другому.

— Нет, я здесь, вообще-то, не один, это только сейчас работы мало. Посмотрели бы вы, что весной творится! Брачные игры. Сплошной травматизм. Расшибают лбы до крови, ходят искусанные и ободранные, не успеваем повязки накладывать…

Он тихо растворил дверь небольшой комнаты. Там было пусто, только вдоль стены рядком сидели волки. Числом пять. Все в намордниках.

— Мои язвенники.

Волки даже не шевельнулись. Они разглядывали плакат — схематическое изображение распятого волка с красными точками по телу. На плакате надпись: «Схема лечения язвы желудка у волка методом иглоукалывания».

— Наглядный результат разгильдяйства, — с горечью сказал Айболит. — Грубейшая ошибка диетологов. Составили рацион без учета кислотности волчьего желудка, и вот любуйтесь.

Он закрыл дверь, повел друзей дальше.

— Я гляжу, у вас весьма разнообразные методы, — сказал Нури. — Электрофорез, пчелиный яд, иглоукалывание, антибиотики. А как же это, помните?

Он всем по порядку дает шоколадки и ставит, и ставит им градусники…

— Вы о моем пра-пра-прадеде? Чуковский верно написал: он был великим лекарем. На его капитальном труде «Лечение всяких болезней градусником» воспитывались поколения врачей. И не только ветеринаров. — Айболит перестал бегать, скрестил на груди руки. — Однако времена меняются. Шоколадка и сейчас не вредит, и градусника я не отвергаю. При неврастении. Но аиста лечу кордиамином.

— А что с птицей?

— Расширение сердца. Полагаю, надорвался, когда кому-то двойняшек нес.

Доктор вновь обрел подвижность. Он побежал по коридору, увлекая их за собой, выскочил наружу.

— Все это текучка и текучка! Я вправляю вывихнутые мослы, зашиваю рваные бока, но это не решает вопроса. Нужны кардинальные меры, нужна профилактика животного травматизма. Вот смотрите!