Шеррилин Кеньон - Поцелуй ночи

Талон рассмеялся глубоким гортанным смехом — Так что ты планируешь на сегодняшний вечер? — спросил Вульф.

— Примерно шесть футов пять дюймов (около 1,96 м)[ «увеличиться, повыситься, подняться», на это Талон и отвечает, называя свой рост.].

Вульф застонал.

— Знаешь, эта паршивая шуточка не становится смешнее с каждым разом, как я ее слышу.

— Знаю. Но я живу только для того, чтобы изводить тебя.

— С чем ты вполне успешно справляешься. Берешь уроки у Криса?

Он услышал, как Талон прикрыл рукой трубку и заказал черный кофе и оладьи.

— Так ты уже в хорошей форме и готов к вечеру? — спросил он Талона, когда официантка ушла.

— Ты же знаешь. Время Марди Гра[ «жирный вторник», вторник на Масляной неделе, последний день карнавала, Масленица], и все вокруг кишмя кишит Даймонами.

— Фигня. Я слышал, как ты заказывал кофе. Ты снова сбежал, так ведь?

— Заткнись, Викинг.

Вульф покачал головой.

— Тебе и правда надо обзавестись Оруженосцем.

— Ага, конечно. Я напомню тебе об этом, когда ты в следующий раз будешь ныть насчет Криса и его зубоскальства.

Вульф откинулся назад в кресле, читая сообщения своих коллег Темных Охотников. Утешительно было осознавать, что не один он с ума сходил от скуки в перерывах между заданиями.

Так как Охотники не могли собраться вместе физически, не выкачивая друг из друга силы, Интернет и телефоны были единственным способом, позволявшим поделиться информацией и оставаться на связи.

Технология стала для них даром свыше.

— Чувак, — сказал Вульф, — это мне кажется или ночи действительно становятся длиннее?

— Некоторые длиннее, чем другие. — В телефонной трубке послышался скрип стула. Без сомнений, Талон отклонился назад, чтобы оценивающе рассмотреть какую-нибудь женщину, проходящую мимо его столика. — Итак, что тебя гнетет?

— Я беспокоюсь.

— Иди перепихнись.

Он фыркнул, услышав стандартный ответ Талона. Хуже того, он знал, что кельт действительно считает секс панацеей от всех бед.

Но потом, когда его мысли вернулись к женщине в клубе, Вульф уже не был так уверен, что это не сработает.

По крайней мере, на этот вечер.

Однако, в конечном счете, ночь с очередной женщиной, которая не сможет его запомнить, не прельщала его.

Давно уже не прельщала.

— Это не проблема, — сказал Вульф, просмотрев сообщения. — У меня руки чешутся как следует подраться. В смысле, черт возьми, когда в последний раз тебе попадался Даймон, действительно способный дать отпор? Тот, которого я уничтожил сегодня, просто упал на меня. Один из них даже захныкал, когда я ударил его.

— Эй, ты должен радоваться, что достал их до того, как они достали тебя.

Возможно…

Но с другой стороны, Вульф был викингом, а они смотрели на вещи не так, как кельты.

— Знаешь, Талон, убийство высасывающих души Даймонов без хорошей схватки, это как секс без прелюдии. Напрасная потеря времени и полная не…удовлетворенность.

— Сказано настоящим древним скандинавом. Что тебе нужно, брат мой, так это зал в длинном доме[Центр древнескандинавских поселений. Общую основу такого дома составляли поддерживающие крышу столбы, а его длина могла доходить до нескольких десятков метров. Внутреннее деление длинного дома было двух- или трехчастным, где основная часть отводилась пиршественному залу, а другие части разделялись перегородками, создавая маленькие комнаты-спальни. Частью дома также мог быть хлев. ], наполненный услужливыми девицами и викингами, готовыми сражаться за место в Валгалле[в скандинавской мифологии находящееся на небе, принадлежащее Одину жилище эйнхериев — павших в бою храбрых воинов, которые там пируют, пьют. В замке павшим воинам и Одину прислуживают девы воительницы — валькирии. Вместо огня Валалла освещалась блестящими мечами.].

Сущая правда. Вульфу не хватало Даймонов Спати. Вот они принадлежали к классу воинов, привносящих веселье в войну.

Ну, с его точки зрения, пожалуй.

— Те, на которых я наткнулся сегодня, ничего не знали о сражении, — скривил губы Вульф. — И меня уже тошнит от всего этого менталитета в духе «мой пистолет решит все проблемы».

— Тебя что, снова подстрелили? — спросил Талон.

— Четыре раза. Клянусь…я бы хотел заполучить сюда Даймона вроде Десидериуса. В кои-то веки я бы с удовольствием устроил жестокую и грязную схватку.

— Будь осторожен в своих желаниях, они могут исполниться.

— Да, я знаю. — Да так, что Талон и представить себе не может. — Но будь оно все проклято! Хотя бы раз, не могли бы они перестать убегать от нас и научиться сражаться, как сражались их предки? Мне не хватает старого порядка вещей.

На другом конце последовала пауза, когда Талон испустил медленный благодарный выдох.

Вульф кивнул головой. Определенно, там поблизости находилась женщина.

— Признаться, мне больше всего не хватает Тальпин.

Вульф нахмурился. Этот термин он никогда раньше не слышал.

— Это кто такие?

— Все верно, они жили до твоего времени. Давно, в лучшие годы Темных веков[Раннее Средневековье (500 — 1100 н. э.). ] у нас был клан Оруженосцев, чье единственное предназначение состояло в заботе о наших чувственных нуждах.

Приятно было узнать, что у его лучшего друга мозг с одной извилиной, и Вульф готов был заплатить за возможность посмотреть на женщину, которая сможет сбить кельта с пути его низменных устремлений.

— Чувак, они были великолепны, — продолжил Талон. — Они знали, кто мы такие, и были более чем счастливы делить с нами постель. Черт, да Оруженосцы даже обучали их, как ублажать нас.

— Что с ними произошло?

— Примерно за сто, или около того, лет до твоего рождения, Темный Охотник допустил ошибку, влюбившись в свою Тальпину. К несчастью для остальных Охотников, она не прошла тест Артемиды. Артемида так разгневалась из-за этого, что вмешалась и услала Тальпин от нас, а также ввела расчудесное «вам положено спать с ними только один раз» правило.

Вульф фыркнул.

— А вот это никогда не было для меня проблемой.

— Да, я знаю. И завидую тебе в этом. Пока остальные вынуждены отрывать себя от своих любовниц, чтобы не выдать тайну своего существования, ты можешь бесстрастно освобождаться от них.

— Поверь мне, Талон, все не так, как обещано в рекламе. Ты живешь один по своему выбору. Ты хоть представляешь себе, как это опустошает — не иметь никого, кто мог бы тебя вспомнить через пять минут, после того, как ты оставишь его?

Это единственная вещь в жизни, которая беспокоила его. У него было бессмертие. Богатство.