Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

— Ты снова уйдешь? — спросила старшая из сестренок.

— Если все будут здоровы, уйду.

— Знаешь… — она чуть покраснела, — сын кузнеца сказал, что я ему нравлюсь и он подождет, пока я в возраст войду, а потом возьмет меня в жены.

— Ну… Листья опадают не сразу. Это не скоро.

Сестренка коснулась его отросших волос, которые он теперь для удобства собирал в хвост, как многие на северо-востоке.

— А еще отец говорит, что дочь нашего соседа, господина Сотэ, увезли в город. Счастливая, правда? Она богатая и красивая, а в городе, наверное, ее еще всякому научат…

Лин.

Йири помолчал пару секунд, потом грустно улыбнулся. Кончилась сказка. Опустел навсегда изогнутый мостик. Кто будет отражаться в маленьком светлом озере? Ветви и облака…

Глава 2. ЖЕЛТЫЙ ЦВЕТОК

Столица

Голос, слегка надтреснутый, убаюкивал.

— Когда-то в нас текла одна кровь. Мы были в родстве, не самом близком, но все же… Наши девушки становились их женами, и наоборот. Давно это было… Тогда племена кочевали по нынешним землям тхай и сууру-лэ. Потом мы встретили пришедших с той стороны пролива, селившихся на наших землях. Они дали нам знания. Но сууру хотели другого. Они построили свою жизнь на развалинах Талы. Много войн было между нами, пока не определились границы. Тогда мы стали чужими друг другу. Они больше склонны к показной пышности; там, где сууру открыто тщеславны, тхай холодны. Но мы ближе им, чем синну, хоть в последнее время между нами и детьми Огня мир. А с западными соседями настоящего мира у нас не будет никогда. Мы слишком похожи.

— Скажи, наставник … — Хали задумалась. — Мы считаем их равными, синну же — варварами. Ты сам сказал — раньше в нас текла одна кровь. Почему же мир между нами держится на кончике иглы? Неужели в нас столько спеси, что мы не желаем терпеть рядом равного?

Она облокотилась на руку — и так, полулежа, походила на статуэтку из светлого дерева, на одну из тех, что стоят в храме Защитницы. Невысокая лежанка без спинки, застланная синим бархатом с узором из мелких желтых цветов, причудливо изогнутые светильники, столик и мягкий кубик сиденья для учителя — вот и все убранство. Тхай любили изящество, но не перегружали дома лишними вещами. Их мебель была проста — сиденья и кровати сууру, с высокими спинками, со множеством резьбы, позолоты рядом с ней казались тяжелыми.

— Насколько все проще у синну: любишь — люби. Значит, есть за что. Друг — значит, все пополам. Ненависть — сразу, но пока не успокоится ее яд в крови… А здесь — годами можно ждать возможности мести, и часто нельзя сразу ударить… И простить тоже нельзя.

— Поэтому мы и называем их варварами, — покачал головой учитель. — Владеть собой не умеют. Ждать не умеют.

— А надо? Чем скрывать свой огонь и от врагов, и от друзей, не лучше ли дать ему выйти наружу? Ведь и у тхай горячая кровь, горячей, чем у сууру — те льстивы и текут, как ручей…

Она побарабанила пальцами по обивке. Сверкнуло кольцо с хризолитом — крошечный, острый осколок солнца. Она понимала, почему отвернулся и перебирает листки наставник. Он не хочет выдать себя: в очередной раз Хали показала, что в ней течет варварская кровь. А учитель любит ее, как можно любить стоящую выше девочку-полукровку. Что с того, что ей уже почти пятнадцать? Для него она еще долго будет ребенком. А для отца давно перестала им быть.

— В горы хочу, — выдохнула она. — Помнишь цветы — колючие стебли, а сами синие? Там такие растут, много… И реки там быстрые… помню… я была там с матерью…

— Четыре года вам было, госпожа, — напомнил учитель.

— Помню… Все равно помню… Холодная вода по камешкам… а возле Дома-на-реке вода глубокая… — она встала, прошлась по комнате.

— Иди, мой учитель, — поблагодарила поклоном — коротким, однако почтительным. — Кончен урок…

Он поклонился и вышел — бесшумно. Среди тхай многие двигались так. Не вкрадчиво, как сууру-лэ, и не размашисто, как синну, не робко, как Береговой народ.

Почти сразу вошла Амарэ. Годом младше, только что взятая во дворец и сразу отмеченная Хали. Понимали — если и дальше будет по душе госпоже, станет в ряду самых доверенных дам. Подругами они не были — Хали вообще не знала подруг. Но Амарэ не мешала ей никогда — и никогда не сердила. Спокойная, словно ель, была эта уже по-взрослому красивая девушка. Отец ее, главный распорядитель Дворца-Раковины, понимал и гордился — не только его званием держится дочь возле Желтого Цветка тхай. Сама достойна.

— Что принесла?

— Рисунки, — Амарэ положила на столик свиток, разрезанный на удобные для чтения части. Пожелтевшая бумага, но краски яркие.

Такие редкости служанкам не доверяют — разве что самым опытным.

— Красиво…

Давно умер художник, а белые цапли взлетают над озером, и ветер колышет невесомые ветви. По тропинке в горах идет одинокий путник, идет, лица не видно — да и не нужно. Сразу понятно — и душою он одинок, а смотреть в глаза одиноким нельзя. Твои такими же станут, чужая тоска в них перейдет.

"В области Хиё много обычаев, отличных от наших. Провинциалы юга часто заплетают волосы в косу, как принято у жителей Шавы. И это не удивительно — многие предки шаваров переплывали пролив и селились на южной оконечности Тайё-Хээт — Земель Солнечной Птицы. У них грубоватая, малопонятная речь, в которой много слов языка южан. Согласные они произносят несколько в нос. Любят одежды красного и бурого цвета, украшают тело и лицо татуировками и более смуглокожи, чем люди Тхай-Эт. Особенно это видно в провинции Сой, тогда как ближе к Эйя почти не заметно.

С востока Земли Солнечной Птицы граничат с землями синну.

С севера — с племенами ри-иу, или ри-ю, как их называют у нас.

Люди северо-запада отличаются от большинства населения Тайё-Хээт, как и южане. Когда-то давно племена ри-ю кочевали по всему северу. Потом они разделились, и часть их ушла на запад. После они вернулись и поселились вблизи земель Тхай. Один из правителей древности расширил свои владения, и ветвь племен ри-ю оказалась под его началом. Они приняли это как должное — может быть, и не совсем так тихо, как гласит легенда, но войн с ними не было.

До сих пор в провинциях северо-запада чувствуется след иного народа. Особенно в провинции Хэнэ. Речь там богата странными оборотами, жители, говоря, удлиняют гласные. Эти люди не устраивают погребальных костров, а оставляют своих мертвых в земле. Многие носят коротко обрезанные волосы; впрочем, даже в столице многие переняли эту моду, уже давно — однако на севере даже у женщин такая прическа не считается некрасивой, а в некоторых деревнях добровольно срезают волосы в знак глубокого траура. Многие из этих людей, как и ри-ю, невысоки и тонкокостны, с более светлой кожей, чем уроженцы иных областей. Однако они гораздо спокойнее и более мирные, чем люди северных племен, измучивших север Тхай-Эт постоянными набегами. У них самые необычные сказки, и их гораздо больше, чем в других областях. Видимо, бывшие кочевники собирали сказания всех встреченных когда-то народов и переплавили их в одном огромном котле.