Стивен Барнс - Плоть и серебро

Теперь и Эллы нет. Он был готов к этому, но легче от этого не было.

Марши снова пожал плечами — он уже пару лет как перестал приводить доводы в защиту своего дела. И начал натягивать перчатки, чтобы убраться отсюда ко всем чертям и выпить поскорее первый из длинной череды стаканов. Перчатки — это необходимо. Ему никак сейчас не вынести, чтобы на него глазели.

— Кажется, все. — Он окинул последним испытующим взглядом лежащего ребенка, которому только что спас жизнь, жалея, что не сможет видеть, как она очнется. Видеть, как откроются эти карие глаза и улыбнется милое личико.

Но этого не может случиться. Горький опыт подсказывал ему и другим бергманским хирургам, что в этом случае произойдет, и этот урок был хорошо усвоен. Внутри у нее остались воспоминания о его вторжении, что-то вроде странных парапсихологических шрамов. Если она проснется и его увидит, она закричит и завизжит, охваченная ужасом таким острым и примитивным, что это может ее убить.

Они это называли «Эффект Кошмара». В начале программы некоторых пациентов чуть не потеряли, пока не поняли урока.

Доктор Чанг сделала к нему нерешительный шаг.

— Спасибо вам… доктор. — Ее глаза встретили его взгляд и тут же неловко скользнули в сторону. — Я прошу прощения… — Она протянула руку, и лицо ее горело от стыда. — За Эллу. За все.

— Ребенок будет жить, — ответил он. — А только это и важно.

В определенном смысле это было правдой. Это было единственное оправдание бергманской хирургии. Она вернула жизнь этому ребенку и сотням других в отчаянной ситуации.

Он подобрал куртку и тихо вышел, не оглянувшись.

— Вы уже пообедали, сэр?

Марши поднял невидящие глаза на официантку и только через несколько секунд вернулся в здесь и сейчас, в буфет госпиталя Литмена. Сморгнув прошлое, он вгляделся в лицо официантки. Широкое, славянского типа. Синие глаза. Румяные щеки, к высокому лбу прилипла выбившаяся курчавая прядь волос. Быстрая, доброжелательная улыбка.

Она была одна на службе. Он смотрел, как другие посетители буфета командуют ею, как рабыней, и потому старался свои запросы свести к минимуму и делать их мягко.

— А, да, кажется. — Он посмотрел, сколько осталось в бутылке. Кончается после питья на автопилоте. Нехорошо. — Но еще одну фляжку этого прекрасного виски я бы выпил. Когда у вас будет время.

Официантка кивнула, принимая его тарелку.

— Хорошо. Что-нибудь на десерт?

— Почему бы и нет? Что-нибудь шоколадное. По вашему выбору.

— Что-нибудь, наверное, смогу выбрать, — сказала она не слишком уверенно. — Принесу через пару минут.

— Спешки нет.

Она умчалась ответить на чей-то повелительный призыв от другого стола.

Он вытряхнул остатки из бутылки в бокал, задумчиво припал к нему. Еще не так много лет назад воспоминания о последней встрече с Эллой раздирали бы его на части. Сейчас он едва ли даже вздрогнул. Забавно, что делает время — плюс почти пол-литра настоящего виски.

С каждым годом он чувствовал все меньше и меньше. Скоро вообще ничего чувствовать не будет. Состояние, которого он попеременно жаждал и ужасался в те случайные промежутки времени, когда был достаточно трезв, чтобы об этом думать.

Шей Синклер была тогда ребенком тринадцати лет. Теперь у нее, наверное, муж и дети, и только неясные воспоминания сохранились о том, как ее коснулась смерть. Иногда, быть может, кошмары. Он надеялся, что жизнь у нее счастливая.

Спустя два дня после прерванного ужина он взошел на борт звездолета с саквояжем в руке. Войдя в шлюз, он обернулся и посмотрел назад. Его никто не провожал.

От Эллы не было ни слова. И он тоже не пытался с ней связаться. Есть вещи, недоступные его искусству целителя, и так оно и останется.

Доктор Чанг послала ему два сообщения о состоянии Шей. Потеря памяти незначительная. Слабое нарушение слуха уже исправляется. Наиболее серьезными последствиями оказались сильные ночные кошмары, в которых какое-то безрукое чудовище копалось в ее внутренностях, и от этих кошмаров она просыпалась с криком, несмотря на применение седативных средств. Сообщения были очень официальные и написанные тоном спокойного извинения.

Перед самым отбытием он отправил ответ:

ДОРОГАЯ Д-Р ЧАНГ! Я РАД, ЧТО РЕБЕНОК ХОРОШО ПОПРАВЛЯЕТСЯ. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ ЗНАЛИ, ЧТО В СЛУЧИВШЕМСЯ НЕТ НИКАКОЙ ВАШЕЙ ВИНЫ: ВЫ ПРЕНЕБРЕГЛИ БЫ СВОИМИ ОБЯЗАННОСТЯМИ, ЕСЛИ БЫ НЕ ОБРАТИЛИСЬ К ЛЮБОЙ ДОСТУПНОЙ ВАМ ПОМОЩИ, А ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО МЕЖДУ МНОЙ И ЭЛЛОЙ, БЫЛО, ВЕРОЯТНО, НЕИЗБЕЖНО. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ЭТО ПОСЛУЖИЛО ДОБРОМУ ДЕЛУ.

НО ПРОШУ ВАС, БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ В ВАШЕЙ ЗАВИСТИ. ЛЮДИ ВРОДЕ МЕНЯ — НЕУДАЧНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ. ВРАЧ ДОЛЖЕН СЛУЖИТЬ ЛЮДЯМ, А НЕ ПРОСТО БЫТЬ УСТРАНИТЕЛЕМ ИХ БЕДСТВИЙ, КАК Я И МНЕ ПОДОБНЫЕ. ПРИ ВСЕХ МОИХ КАЖУЩИХСЯ ПРИОБРЕТЕНИЯХ Я ПОТЕРЯЛ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ. МНЕ УЖЕ НЕДОСТУПНА ТА ДРАГОЦЕННАЯ СВЯЗЬ С МОИМИ ПАЦИЕНТАМИ, КОТОРАЯ ДЕЛАЛА МЕНЯ ТЕМ, ЧЕМ Я БЫЛ, — А ИМЕННО, ХОРОШИМ ВРАЧОМ. ЦЕЛИТЕЛЕМ.

Я СЛЫШАЛ, ЧТО ВЫ ГОВОРИЛИ, И ЭТО БЫЛО НЕВЕРНО. ВЫ ОСТАНЕТЕСЬ ЦЕЛИТЕЛЕМ, И ВАШЕ ИСКУССТВО НЕ УСТАРЕЕТ НИКОГДА.

ЭТО Я СТАЛ ВСЕГО ЛИШЬ МЕХАНИЧЕСКИМ УСТРОЙСТВОМ.

ПОВЕРЬТЕ МНЕ, ЭТО СОВСЕМ НЕ ОДНО И ТО ЖЕ.

Оказавшись в шаттле, Марши плюхнулся в кресло, и в висках запульсировали красные удары головной боли. Пока он искал в поясной сумке снотворное, от которого все больше и больше зависел, к нему подошел стюард шаттла, держа в руках объемистую коробку в фольге.

— Доктор Марши?

— Да?

А, вот она. Он выдавил таблетку из упаковки и положил в рот. Она была горькой, но все сейчас имело такой вкус. Он проглотил, не запивая.

— Мне велели передать вам этот пакет. — Стюард протянул ему коробку. — Осторожнее, сэр, он тяжелый.

Действительно. Неожиданно тяжелый.

— Спасибо. — Марши опустил коробку на колени и вытащил из сумки пятикредитовую фишку. — Спасибо вам. Когда вы будете разносить напитки?

— Сразу после старта, сэр. — Стюард поднес руку к козырьку. — Спасибо, сэр.

Сунув на ходу фишку в карман, стюард пошел дальше по проходу. Марши положил коробку на соседнее пустое сиденье, снова приподнял, не в силах сдержать любопытство.

Под фольгой был ящик из углеродного волокна, а в ящике…

Он снова сидел в буфете, держа в руке бокал «Мауна-лоа» и вспоминая этот момент с болезненной ясностью. Как будто это было вчера, а не десять лет назад.

В коробке была обожженная неглазированная глиняная скульптура цвета старой слоновой кости. Произведение было тщательно вылеплено и при этом наспех вырублено чистой энергией и эмоциями — красноречивое доказательство, что талант Эллы с годами не угас, несмотря на всю шумиху.