Брайан Олдисс - Теплица (сборник)

— Послушай, мама, у меня страшно болит спина, а кроме того, нет никакого желания разговаривать.

— Конечно же, болит. Рой. Странно, если бы было иначе. Мне аж зябко делается, как только подумаю, как ты будешь выглядеть в конце всего наказания. У меня есть мазь, которой я могу натереть тебя, и это уменьшит мучения. А потом тебе надо показаться доктору Линдснею, если только у тебя есть какая-нибудь добыча, чтобы заплатить за совет. Но сейчас, когда Гвенны больше нет, у тебя наверняка что-нибудь найдётся. Если по правде, то я никогда её не любила.

— Послушай, мама…

— Если ты идёшь к мессе, пойду с тобой. Собственно, я вышла пройтись просто так. Старая Тумер-Манди шепнула мне по секрету, конечно же, хотя бог знает, где она это услышала, что стражники нашли немного кофе и чая на складе красок. Ты заметил, что этого они не раздавали? У Гигантов ведь кофе был намного лучше, чем у нас…

Поток слов заливал его и тогда, когда он с отвращением поглощал завтрак. Потом он позволил отвести себя к ней в комнату, где она натёрла мазью его спину. Во время всех этих действий он был вынужден, неведомо в который раз, выслушивать все те же добрые советы.

— Помни, Рой, что не всегда будет так плохо. Просто у тебя пошла полоса неудач. Но не позволяй, чтобы тебя это согнуло…

— Дела всегда выглядят плохо, мама, так зачем же вообще жить?

— Ты не должен так говорить. Я знаю, что Наука рекомендует почаще пребывать в печали, и ты не можешь видеть все так, как я. Я всегда утверждала, что жизнь — это великая тайна. Сам тот факт, что мы живём…

— Но я все это знаю. Для меня жизнь представляет лишь наркотик, которым кто-то одурманивает нас!..

Майра бросила взгляд на его искажённое гневом лицо и смутилась.

— Когда я хочу утешить себя, — сказала она, — я представляю себе огромную черноту, охватывающую все. И неожиданно в черноте этой начинает мигать огонёк, а потом — ещё и ещё огоньки. Огоньки эти — наша жизнь, направленная во благо, и сияние её освещает все вокруг. Но что означает эта чернота, кто зажёг огоньки и зачем… — Она вздохнула. — Когда мы уйдём в своё Долгое Путешествие и когда огоньки наши погаснут, тогда, наверное, мы будем знать больше.

— И ты говоришь, что тебя это утешает, — презрительно заметил Комплейн.

Он давно уже не слышал эту метафору от матери, и, хотя и не желал в этом признаться, ему показалось, что она смягчила его тоску.

— Да, конечно же, меня это утешает. Чувствуешь, как где-то там горят огоньки?

Говоря это, она мизинцем коснулась точечки на столе между ними.

— И я довольна, что мой не горит в одиночестве в каком-то незнакомом месте.

Её согнутый палец нацелился куда-то в пространство.

Покачав головой, Комплейн встал.

— Я его не вижу, — признался он. — Может, было бы лучше, если бы он светился где-нибудь подальше.

— Конечно, могло бы быть и так, но тогда и все вокруг было бы другим. Этого-то я и боюсь, что могло бы быть по-другому.

— Возможно, ты и права. Лично я попросту предпочёл бы, чтобы все было здесь, но было иначе, мама. Мой брат Грегг, который покинул племя и ушёл жить в Джунгли…

— Ты все ещё думаешь о нем? — с оживлением спросила старуха. — Грегг был счастливчиком, Рой, и если бы он остался, то сейчас был бы уже стражником.

— Ты думаешь, что он жив?

Она недовольно затрясла головой.

— В дебрях? Можешь быть уверен, его давно поймали Чужаки. А жаль, очень жаль. Грегг был бы хорошим стражником, я всегда это говорила.

Комплейн уже собирался уходить, когда она добавила:

— Старый Озберт Бергасс все ещё дышит. Мне сказали, что он призывает свою дочь Гвенну. Трперь это твоя обязанность — сходить к нему.

По крайней мере, сейчас она говорила несомненную правду, и в данном случае выполнение долга могло прекрасно сочетаться с удовольствием, поскольку Бергасс был одним из истинных героев племени.

По дороге ему не встретилось ни одной живой души, за исключением одноглазого Оливелла, тащившего на здоровом плече пару убитых уток и кисло приветствовавшего Комплейна.

Помещение, в котором Бергасс развёл своё хозяйство, находилось в самом конце Кабин, хотя когда-то от него было рукой подать до передовой баррикады. Но по мере того, как племя медленно продвигалось вперёд, обиталище это смещалось назад. Озберт Бергасс был на вершине своей славы, когда жил в центре района, занятого племенем. Теперь, в старости, комнаты его были расположены на самых задворках.

Последний рубеж — баррикада, отделявшая племя от Джунглей, начиналась сразу же за его дверями. От ближайших соседей его отделял ряд пустых помещений, бывшие хозяева которых трусливо переселились ближе к центру. Старый упрямец, однако, остался на месте, несмотря на все более затруднённое сообщение с остальным миром, и вёл созерцательный образ жизни посреди мерзости и запустения, окружённый компанией женщин.

До этого места не дошли следы веселья. В отличие от настроения всеобщего праздника, на некоторое время воцарившегося в районе Кабин, территория Бергасса выглядела унылой и безрадостной. Когда-то давным-давно, скорее всего ещё во времена Гигантов, в этом месте произошёл какой-то взрыв. Стены были опалены, а посреди палубы зияло отверстие размером с человека. Вдобавок в районе жилища старого проводника никогда не было света.

Постоянное продвижение племени вперёд тоже внесло свой вклад в захламление этой территории, а водоросли, густо разросшиеся за задней баррикадой, образовывали на грязном полу изглоданные карликовые заросли, достигающие бёдер. С некоторой тревогой Комплейн постучал в дверь. Она распахнулась, и среди щебетания голосов и клубов пара он увидел лежащего Бергасса, покрытого мягкими кремовыми отростками длиной в руку мужчины. Его тело напоминало труп, пронизанный проросшими ветвями.

— И таким образом корабль был потерян и человек был потерян… — хрипло бормотал старик, уставившись невидящими глазами на Комплейна. — Я всюду бывал среди этих руин и повторяю — чем больше проходит времени, тем меньше у нас остаётся шансов отыскать себя. Вы, глупые женщины, этого не понимаете, вам это безразлично, но я говорил Гвенне множество раз, что он вредит своему племени. Ты плохо делаешь, — так я ему говорил, — уничтожая все, на что ни наткнёшься, только лишь потому, что это не нужно тебе самому. Ты жжёшь книги, уничтожаешь фильмы, так как боишься, что кто-то использует их против тебя. Я ему говорил, что в них содержатся секреты, которые мы должны знать, а он, дурак, не понимает, что не уничтожать все это надо, а привести хоть в какой-нибудь порядок. Я ему говорил, что видел больше этажей, чем он о них слышал, я же говорил ему… Что вам угодно?