Александр Авраменко - Бездна

Поджидавшим обещанного интервью на перроне Берлинского вокзала журналистам и чиновникам Министерства Иностранных дел было объявлено, что нарком иностранных дел СССР Максим Максимович Литвинов плохо себя чувствует, и выйти к ожидающим не может… Тоже самое было заявлено и посыльному из Кремля, перед которым нарком разыграл целый спектакль, корча из себя умирающего. Коба требовал объяснений, и хитрый Валлах, хотя и думал над тем, как бы ему вывернуться без потерь для себя, так ничего и не придумал. Нужно было встретиться со своими соратниками, с другими заговорщиками, разузнать, что произошло за время отсутствия в Москве, о чём думает Сталин. Словом, требовалась информация. И время. Но и с тем, и с другим как раз было проблематично… Заботливо поддерживаемый шофёром под локоть, Меер, тяжело дыша и поминутно постанывая якобы от сильных болей доковылял до лифта, они поднялись на нужный этаж. Прозвенел слышный даже через массивное дверное полотно электрический звонок. Затем щёлкнули запоры швейцарских замков, и в проёме появилась Айви, нежно любимая им супруга:

— Дорогой! Что с тобой?!

— О, ничего страшного, устал с дороги…

Он знаком отпустил водителя и якобы с трудом начал закрывать дверь. Наконец та захлопнулась, и он вновь стал самим собой:

— Не волнуйся, милая, всё в порядке. Просто мне нужно немного времени.

Он улыбнулся супруге своей знаменитой улыбкой, затем снял трубку телефонного аппарата, набрал короткий служебный номер:

— Алло, Герш, это ты? Собери всех наших завтра у меня на даче. Да, попить чаю. С бубликами…

Упоминание этих мучных изделий служило паролем, что на встречу должны прийти нужные люди…

Вечером следующего дня Меер сидел во главе богато, не в пример обычным людям накрытого стола и посвящал собравшихся в планы Центра:

— Наша ближайшая задача — всецело затянуть начавшуюся войну. О том, чтобы она переросла из локального конфликта в мировой постараются наши соратники за границами СССР. В настоящее время из Англии, Франции, Америки и других западных стран через Скандинавию в Финляндию хлынул поток помощи. Непрерывным потоком идут транспорты с оружием, амуницией, людьми. Пока ещё немного, но это только начало. Центр, обладая неисчислимыми финансовыми возможностями, субсидирует вербовку наёмников и добровольцев, закупает, где только возможно военное снаряжение. Пусть сейчас это особо не афишируется, но поскольку практически все средства массовой информации принадлежат контролируемым им людьми, то в ближайшее время будет начала массированная пропагандистская война против России.

Круглоголовый, с гладко выбритым до синевы черепом и Звездой Героя на груди командарм Павлов[26] вскинул руку:

— Прошу прощения, что перебил, Максим Максимович, но не повредит ли нам после свержения Сталина и прихода к власти столь отвратительный портрет человека из СССР?

— Да-да, сможем ли мы надеяться на то, что западный обыватель увидит в нас не очередного коммунистического тирана, а приличного человека?

Поддакнул ему тут же Мерецков, кивнул в знак согласия Рычагов, главком ВВС. Валлах недовольно скривился в душе, ничем не показывая эмоций на лице, напротив, широко улыбнулся:

— Ну что вы, товарищи… Если средства пропаганды принадлежат нашим людям, то нам под силу сформировать любое общественное мнение. Не волнуйтесь. Неделя славословий и восхвалений, и обыватель забудет о том плохом, что писалось ранее. Могу это вам гарантировать…

Обсуждение затянулось далеко за полночь. Спорили Виноградов и Жуков, ругался площадным матом Кирпонос, лебезил грозный с подчинёнными, но трусливый с сильными мира сего Лукин… Литвинов слушал, иногда поддакивал, иногда спорил. Но в душе его всё время мельтешила одна единственная мыслишка: «Гои… Какие же они животные…» Когда ему становилось совсем не в моготу, он переводил свой взгляд на тихо сидевших, по сравнению с шумными необразованными командармами и комбригами, единоплеменников: историка Ротштейна, главного секретаря НКИДа Гершельмана, личную стенографистку Ривлину…[26] Какими одухотворёнными, мыслящими казались ему их лица настоящих людей[27] по сравнению с этими гойскими[28] выскочками… Ничего. Вот возьмём власть, а уж там наши мальчики разберутся… Но сейчас они ему пока нужны… Коба, победив Бронштейна, перестал выдвигать людей на руководящие посты. Наоборот, сейчас идёт повсеместно замена их гоями… Это просто чудо, что он ещё пока на своём посту. Но, похоже, что его карьера в НКИДЕ закончена… Такого провала, как изгнание СССР из Лиги Наций, Сталин ему не простит… Ничего. Главная цель достигнута — посеяно прочнейшее, глухое недоверие к России в Германии, умело раздута ненависть к славянам у Гитлера. Никто и ничто уже не сможет предотвратить в ближайшее время войну между русскими и немцами… А когда обе эти страны обескровят и истощат друг друга, тогда и наступит ИХ время… Он потушил очередную папиросу в гранёной хрустальной пепельнице и поднялся:

— Прошу прощения, товарищи, но мне пора отдыхать. Понимаете, устал с дороги, ещё приболел, вы же продолжайте, не стесняйтесь. Мы же все свои…

Оказавшись в своем личном кабинете, вдали от лишних глаз Валлах дал себе волю. Он брызгал слюной, изрыгая ругательства и проклятия в адрес этих свиней, возомнивших себя людьми. Подумать только, они посмели причислить себя к настоящим людям, эти гои! Когда ещё в священной «Улькан Шарух» сказано, что если гой посмел себя считать человеком, то его надлежит умертвить за святотатство, ибо только еврей является человеком и господином, а остальные должны быть рабами его… Ибо так говорил Иегова. Единственный Истинный Бог на Земле. А Земля должна принадлежать иудеям. Ибо они — владыки её и господа…

Но постепенно Меер успокоился, выпустив свою злость наружу. Пусть эти гои стараются на благо его народа. Пусть лелеют пустые мечты. Время покажет истину…

Утром на даче уже никого не было. Все гости разъехались ещё ночью, поскольку практически все занимались одним — начавшейся войной. Командарм второго ранга Мерецков готовился принять под командование седьмую армию, успешно штурмующую предполье «линии Маннергейма». А поскольку наступление было пока удачным, необходимо было поставить на пост наиболее удачного соединения своего человека. В этом ему помогал Жуков, невежественный паяц, умело дёргаемый за верёвочки. Алчность, тупость, безмерная жадность и патологическая жестокость. Вот его самые уязвимые и слабые места. Впрочем, они были у всех, собравшихся тогда на даче Меера. Сластолюбие, мздоимство, тщеславие, чревоугодие, лживость. О каждом из них можно было сказать это и не ошибиться… Литвинов вспомнил заговор Тухачевского. Этакого Наполеона. Тот мечтал встать во главе России. Строил тайное общество, готовил военный переворот, вербовал сообщников… Максим Максимович тогда через этого недомерка провёл ряд удачных акций — удалось убрать Есенина, Маяковского, отравить Горького, посмевшего отречься от своего слова и начавшего поднимать гойское сознание. Он смог расчистить дорогу в литературу и периодическую печать своим соплеменникам, уничтожив наиболее талантливых, да! Приходится это признать, как не обидно, действительно талантливых поэтов и писателей, воспевавших эту так ненавидимую им Россию, и смеющим раздувать любовь к своей Родине, опять же России! Нет уж, пускай уж лучше пишут в газетах Нахамкесы и Кайт, Гиршфельды и Розенблюмы, Бешановы и Швирнбахи. Эти сумеют привить быдлу «интернационализм»… И главная задача на ближайшее время — продвинуть как можно дальше во власть своих людей. Пусть эти существа, так недалеко ушедшие от животных занимают как можно более высокие посты, пусть пишут доносы на наиболее умных и способных из их племени. Пусть расстреливают тех, кто способен заметить угрозу власти Кобы, раскрыть саботаж и прямое предательство. Они, эти гои, сидевшие вчера за его столом были замечены давно и взяты на заметку. Не случайно их продвинули так далеко. Ничего, придёт время, и народ Израилев получит эту страну на блюдечке, словно мацу в Пурим… Меер довольно потёр внезапно вспотевшие ладони. Что же пора, наконец, вспомнить о супружеских обязанностях, тем более, что нежно любимая Айви с нетерпением ждёт его дома…