Игорь Чичилин - Орган времени

Когда мы вышли из метро на моей станции, я купил бутылку чего-то сладкого и не слишком крепкого. Потом мы пошли к моему дому. Ночная прохлада наполняла воздух. Леночка чуть поежилась от холодного ветра. Я обнял ее, и мы так и шли, обнявшись, до дома. В подъезде было теплее, но я не выпускал ее. Зайдя в лифт, мы стояли рядом. Леночка была привлекательна и близка. Я притянул ее к себе и поцеловал. Она была послушна в моих руках.

Потом мы вошли в мою дверь. Я провел Леночку в комнату.

Ночь за окном. Вернувшись домой, я ощущал привычное чувство окончания вечерних приключений. Но приключения, конечно, еще не кончились.

– Кофе будешь? – спросил я Леночку.

Она кивнула, все еще чуть поеживаясь. Я усадил ее на диван, включил музыку и пошел на кухню. Но почти сразу вернулся. Леночка разглядывала комнату.

– Я там чайник поставил, – сказал я ей, – сейчас согреется.

– Ты один живешь? – как бы между прочим спросила она.

– Да, – ответил я.

Потом взял бокалы и наполнил их из принесенной бутылки чего-то сладкого и не слишком крепкого. Дал один Леночке и сам сел рядом.

– За хороший вечер, – улыбнулся я. Она улыбалась в ответ. Мы чокнулись и выпили.

Леночка снова чуть поежилась.

– Что-то никак не согреюсь, – проговорила она. – У тебя есть какой-нибудь свитер?

– Свитер? – притворно удивился я. – Нет, чтобы согреться, я знаю способ получше.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Я взял у нее бокал, поставил его на стол рядом со своим, потом обнял ее и хотел поцеловать.

– А как же чайник? – сказала Леночка.

Вот черт! Я ведь совсем забыл, что там чайник стоит на плите.

– М-м-м… я сейчас, – пробормотал я, потом вскочил и побежал на кухню.

На кухне уже окна запотели от пара. Я выключил газ, затем сделал кофе и вернулся в комнату с двумя полными чашками. Леночка сидела, просто слушая музыку. Я снова налил в бокалы чего-то сладкое и некрепкое.

– Еще раз за хороший вечер, – сказал я.

Потом опять сел рядом с Леночкой и обнял ее.

– Ну все, – сказал я, – теперь нам никакой чайник не помешает.

Я приблизился к ней, и тут магнитофон щелкнул автостопом – кассета кончилась. Я замер от неожиданности, Леночка смеялась в моих объятиях. Пару секунд я думал, стоит ли обращать внимание на отсутствие музыки, но Леночка все смеялась, тогда я встал и поменял кассету.

А потом я вернулся.

И тогда ночные приключения действительно кончились. Леночка была мила и послушна. Я стал лунным светом вокруг нее, огненным облаком в ночном небе. Приключения были со счастливым концом, как это бывает всегда… Хотя нет, пожалуй, не всегда, далеко не всегда.

Потом мы лежали в темноте. Медленное время окружало нас. Плавное и мягкое, долгое. Секунды не уходили – они появлялись вокруг и оставались парить неподвижными тенями. Все было так, словно ночь стала водой. И легкие волны чуть колыхали ее, и легкие ветра мягче пуха и самого воздуха неподвижно парили над ней, лишь будучи ветрами, но не двигаясь с места, не делая ничего, ничего…

– Мне завтра на работу, – сказала Леночка, – нужно рано вставать.

Сейчас забавно было слышать о работе и о том, что наступит завтра и какое-то утро. Я улыбался в темноте улыбкой огнедышащего дракона, которому предложили воду.

– Ты слышишь?

– Да, – ответил я сквозь легкие волны ночи.

– У тебя есть будильник? Мне нельзя опаздывать – Сергей Степанович меня убьет.

Слова Леночки изменяли пространство. Я наблюдал движение вокруг: ветры ночи сорвались с места и набирали скорость, улетая прочь, унося с собой воду ночи, но не всю, нет, не всю.

Леночка молчала. Ветры кружили на месте, не зная, что им делать.

– Ты правда согласился на его операцию? – спросила она.

– Правда, – сказал я, включаясь в разговор.

И ветры утонули, зацепившись за воду.

– Но зачем? Ты разве не знаешь, что можешь умереть?

– Знаю, – я отвечал из темноты, которая была везде. Мое тело лежало под одеялом, там было тепло.

– Тогда зачем ты делаешь это?

Моя рука обнимала Леночку там же под одеялом. Я думал, вернуться ли туда?

– Зачем? – повторила Леночка.

Тело оставалось неподвижным, я не имел к нему отношения, по крайней мере пока не двигался.

– Так, – улыбнулся я. – Почему бы и нет?

И легкая дрожь прошла по телу где-то внутри, сладкая истома охватила меня. Жарко. Там было жарко, под одеялом, – Леночка рядом источала жар. Я чуть придвинулся, ощущая ее всей кожей, ее тепло, ее жар.

– Ты поставишь будильник? – спросила Леночка из темноты.

Я улыбался. Я был ветром над горячей пустыней.

– Да, – сказал я.

Потом включил свет, встал и взял будильник.

Перед тем как вернуться, я наполнил бокалы чем-то сладким и некрепким. Остывший кофе стоял на столе. Я дал один бокал Леночке, она села в постели.

– Хорошо, что ты пришла ко мне, – сказал я, чокаясь с ней.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Она отпила немного и сидела в постели, облизывая губы. Мне это показалось соблазнительным – все же она была красива. Я взял бокал из ее рук и поставил на стол. Леночка смотрела на меня взглядом потревоженной кенгуру. И я не стал томить ее, я набросился на нее как стая голодных волков, став при этом пушистым и мягким, как котенок, родившийся в прошлую пятницу.

Ничего интересного не происходило в следующие несколько дней. Я ездил к Сергею Степановичу, Леночка ездила ко мне. Сергей Степанович ни к кому не ездил, он выглядел весьма довольным, с радостным азартом ожидая, когда придет день операции. Это должно было случиться в следующее воскресенье. А в это воскресенье, вернее, еще в субботу вечером Леночка приезжала ко мне и ушла только в понедельник на работу. Мне нравилось быть с ней, я позволял ей хозяйничать в доме и вообще потакал во всем. Это было забавно. Я находил удовольствие в присутствии женщины в своем доме и изображал послушание. Почему бы и не извлечь из этого максимум радости для нас двоих, пока это не перестанет быть интересным? Впрочем, может, и не перестанет – просто не успеет.

День операции приближался. Я совсем не думал об этом. Не то чтобы мне было все равно, но как-то… В общем, какой смысл думать? Моя роль в этом была проста. К тому же и Леночка отвлекала меня от всяких мыслей. А то, что я могу умереть, – я относился к этому с привычным цинизмом.

– Ну что ж, – говорил Сергей Степанович, когда я в очередной раз приехал в больницу, – до операции осталось два дня. Я договорился на послезавтра. В воскресенье утром операционная будет свободна, мне разрешили занять ее на пару часов.