Василий Сахаров - Правда людей

Что же касается второго кандидата в подельники, то это девятнадцатилетний студент-филолог Эдик Шмаков. Как и я, он из провинции, сейчас учится на втором курсе университета и подрабатывает на стройках. В общем, самый обычный парень. Однако как-то мы с ним работали в паре, и студент покосился на китайцев, которые дружной толпой шли из общежития на пошивочную фабрику, и бросил, что они отнимают рабочие места русских людей. Хм! Сказал и сказал, а потом я узнал, что Эдик, оказывается, юный борец с этнической преступностью и ночами вместе с такими же, как и он, молодыми парнями, патрулирует один из московских районов.

Тогда я не придал этому значения и даже отстранился от студента, ибо своих проблем хватало, хотя он пытался меня сагитировать на вступление в какую-то националистическую организацию. Ну, а гораздо позже, я встретил его под Хабаровском, и он командовал одним из сводных московских отрядов, основу которого составляли националисты. Бились эти мужики и парни до конца, ведь не за приключениями приехали, а русскую землю защищать. Вот только убили Шмакова быстро. Не повезло. Выпущенная с ударного дрона ракета влетела прямо в подвал и всем капец. И когда я об этом услышал, то почувствовал себя виноватым перед Эдиком. Ведь имелся шанс все изменить и заставить правительство думать о людях. Можно было дать отпор приезжим, а затем заставить их уважать наши законы и обычаи. Однако не судьба. Я самоустранился и отстоялся в стороне от людей, которые не стеснялись называть себя русскими или славянами. Моему примеру последовал другой, а за ним пошел третий и четвертый. И только прожив немалый жизненный отрезок и пройдя через кровавую мясорубку войны, я осознал, что был не прав. Всем нам казалось, что жизнь наладится сама по себе и страну перестанет лихорадить, а президент и правительство разрешат спорные моменты, после чего мы перебедуем мировой кризис и у России будет великое будущее. Но мы ошибались. Как показало время, чиновникам было плевать на народ и его чаяния. Они отделывались от него подачками и умело кормили электорат обещаниями, а ресурсы России в это самое время продолжали уплывать на запад, и когда пришел час суровых испытаний встретить врага было некому, да и нечем.

Однако до печального конца России еще далековато, а вот чувство вины перед Шмаковым все еще имеется, и потому я хочу прислонить его к своим делам. Благо, парень горит. Он жаждет реального дела и если сходу найти к нему подход, то быть нам вместе. Ну, а поскольку Эдик парень резкий и спортивный, а самое главное, не балабол и уже имеет какие-то контакты среди правильной столичной молодежи, напарником он должен быть хорошим.

Тем временем я добрался до станции метро Киевская и спустился под землю. По Кольцевой доехал до Таганской и перешел на Калининскую линию. Затем до станции Авиамоторная и подъем. Все же удобная вещь метро, сказать нечего.

Снова я на поверхности, точнее, в переходе. По привычке оглянулся и столкнулся взглядом с китайцем, низким и приземистым мальчишкой лет шестнадцати, который стоял на ступеньках и держал в руках пачку цветных объявлений. Ничем не примечательный гражданин, но взгляд недобрый и в них было нечто злое. Он смотрел на меня с каким-то презрением, по крайней мере, мне так показалось, и я спросил себя: "А вот интересно, о чем он сейчас думает?"

Ответ пришел моментально: "Ходишь и улыбаешься, русский? Ну-ну, давай. Только недолго вам чувствовать себя здесь хозяевами. Близится наше время".

Невольно руки сжались в кулаки, и захотелось подойти к азиату и сломать ему переносицу, а затем бить его ногами и втаптывать в асфальт. Однако я себя одернул. Сам негатив накручиваю, а все потому, что привык воспринимать выходцев из Поднебесной как врагов, которых необходимо уничтожать. Но лично этот китаец не сделал мне ничего плохого. Приехал человек заработать немного денег, и это правильно, поскольку рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Здесь все просто, а противниками мы станем потом, когда наше демократическое правительство окончательно скурвится и выпустит нити управления страной из своих рук, а армия утратит боевую мощь. Слабых били всегда — это закон, а мы стали слабыми и потому нас разгромили. Но войну можно предотвратить, если изменить текущую реальность. Так что, глядишь, еще задружим с узкоглазыми и вместе по американцам ударим. Но для этого необходимо двигаться, а значит вперед, Егор, и поменьше сомнений.

Я прошел мимо китайца, который привлек мое внимание. Было, он попытался всучить мне рекламу, но, увидев мой бешеный взгляд, отшатнулся. После чего я вышел на тротуар и потопал в сторону 1-й Кабельной улицы. Шел не очень долго и не плутал, потому что почти год в этом районе прожил. Девятиэтажный дом, в котором я квартировал вместе с Сан Санычем и его бригадой, обнаружил быстро, на двери набрал код и уверенно вошел внутрь.

В подъезде было на удивление чисто — Паша Гоман не дремал и обязанности коменданта жилого дома, который стремительно превращался в общагу для мигрантов и приезжих работяг, исполнял со всей пролетарской ответственностью. По губам тут же пробежала улыбка и, поднявшись на третий этаж, я замер перед нужной мне дверью. Рука дернулась к звонку и замерла, поскольку в голове возникли резонные вопросы. А как начать разговор с Пашей, для которого я незнакомец с улицы? А что ему сказать? А как он меня встретит? А примет ли он мое предложение?

— Спокойно, Нестер, — успокаиваясь, прошипел я сам себе. — Все нормально. Увидишь человека, и слова найдутся. Не дрейфь.

Палец вдавил кнопку звонка. Сомнения отступили прочь и за дверью послышались шаги. Паша был дома, а значит, отступать поздно. Решил, делай.

***

Скрипнув петлями, дверь открылась, и я увидел перед собой Пашу Гомана, точно такого, каким его запомнил. Слегка полноватый, но крепкий русоволосый мужчина в потертых спортивных трениках, тапочках на босую ногу и полосатой вэдэвэшной майке. На левом предплечье татуировка — купол парашюта и под ним цифры 94–96. В карих глазах спокойствие и пофигизм. В уголке рта сигаретка.

Гоман смерил меня оценивающим взглядом, губами перегнал сигарету слева направо, и я спросил:

— Войти можно?

Он отреагировал именно так, как я и ожидал, посторонился и кивнул:

— Проходи.

Я направился на кухню, где на столе стояла початая бутылка водки и тарелка с нехитрой закуской: черный хлеб, сало, колбаса, пара головок чеснока и лук. Молча, я присел, а Паша расположился напротив. После чего я протянул ему ладонь и представился:

— Егор.

— Паша, — пожимая мне руку, сказал он и, цыкнув зубом, посмотрел на бутылку: — Выпьем?