Возвращение на Титан - Стивен Бакстер
— Слушайте, вот что мы сделаем, — решил Майкл. — Если мы хотим завершить научную программу, нам необходимо как-то передвигаться. Мы не можем выполнить всю работу, сидя на южном полюсе. Нам нужна мобильность. У гондолы есть колеса, так что она послужит нам транспортом. Но сперва ее нужно откопать и переделать. Кстати, Гарри был прав насчет того, что время ограничено. Предлагаю нам с Биллом заняться переделкой гондолы, а ты, Мириам, бери Эмри и посмотри, какие исследования вы сможете провести на озере. До него всего пара километров. — Он сверился с электронной картой на запястье. — В ту сторону.
— Хорошо.
С типичной для низкой гравитации плавностью Мириам запрыгала к люку и достала из гондолы ранец с оборудованием.
Я понял, что мне совершенно не хочется уходить от гондолы, — это было хоть и потрепанное, но все же укрытие.
— А как насчет тех птиц?
Мириам спрыгнула обратно и приблизилась ко мне.
— После посадки мы не видели больше и следа этих тварей. Пошли, куратор. Это отвлечет тебя от мыслей о том, как ты перепуган.
И она зашагала в темноту, удаляясь от пятна света возле гондолы.
Пул и Дзик уже отвернулись. У меня не осталось иного выбора, кроме как последовать за ней.
Глава восьмая
Озеро
Ходьба на любые расстояния оказалась на удивление трудной.
Многослойный термоизолирующий костюм был объемистым и неудобным, но хотя бы гибким. Этим он отличался от предназначенных для вакуума лунных скафандров — там из-за внутреннего давления даже лучшие облегающие скафандры становились очень жесткими. Но на Титане всегда ощущается сильное сопротивление воздуха. Здесь у поверхности его давление в полтора, а плотность — в четыре раза больше, чем на Земле. Ощущения почти такие же, как при ходьбе под водой. И при этом сила тяжести настолько мала, что, едва отталкиваясь ногой от песка, все время норовишь взлететь. Мириам показала, как удлинить острые шипы на подошве, чтобы ботинки крепче впивались в рыхлый песок.
Именно эта плотность воздуха и является основной проблемой на Титане: тебя словно омывает чрезвычайно холодная жидкость с температурой выше абсолютного нуля менее чем на сто градусов, и она с энтузиазмом высасывает из тебя тепло. Поэтому я всегда помнил о молчаливой поддержке обогревательной системы в моем костюме и о батареях, которых хватит не больше чем на два-три часа.
— Выключи фонари, — посоветовала Мириам, когда мы прошли пару сотен метров. — Экономь энергию.
— Предпочитаю видеть, куда иду.
— Глаза скоро приспособятся. А в щитке шлема есть усилители изображений, настроенные на местную яркость… Выключай, Джовик. Иначе я сама их выключу, потому что из-за твоего света я тоже почти ничего не вижу.
— Ладно, черт побери.
Выключив фонари, я погрузился в бурую муть — будто осеннее небо заволокло дымом лесного пожара. Но глаза все-таки приспособились, а щиток слегка улучшал видимость. И передо мной развернулся Титан — равнина из песка и обглоданного ветром щебня под оранжево-коричневым небом. Опять же, очень похоже на Марс, если знаешь, как он выглядит. В небе проплывали облака из метана или этана, а над ними висела дымка — слой органической взвеси толщиной в десятки километров. Как ни удивительно, но сквозь нее я даже разглядел солнце — искорку низко над горизонтом, — а напротив него половинку Сатурна, гораздо более крупного, чем Луна на земном небе. Других его спутников или звезд, а уж тем более «Краба», я не увидел. Местная палитра сплошь состояла из темно-красного, оранжевого и коричневого. Вскоре мои глаза затосковали по земной зелени.
Обернувшись, я не увидел никаких признаков гондолы: ее огни уже затерялись в дымке. Зато я заметил, что мы оставляем четкие цепочки следов. И со страхом подумал, что это единственные следы на всей планете.
Мы начали спускаться по пологому склону. Я увидел линии на песке, похожие на отметки приливов.
— Кажется, мы подходим к озеру.
— Да. Здесь, на южном полюсе, лето. В этот период озеро испаряется, а на северном полюсе выпадают дожди из жидкого этана. Через пятнадцать лет, половину сатурнианского года, здесь будет зима, а там лето, и цикл повторится наоборот. На небольших планетах климатические системы просты, Джовик. Не сомневаюсь, куратору это хорошо известно…
Мы подошли к берегу этанового озера. В тусклом свете оно казалось черным, как деготь, по нему ползла ленивая рябь. Тут и там на поверхности жидкости лежало нечто более твердое: круглые листы, напоминающие водяные лилии, отвратительно маслянистые. Озеро тянулось до заметно выпуклого горизонта, хотя он расплывался в мутном воздухе. Поразительное это было ощущение — стоять на берегу такого «водоема» на чужой планете, где океан черного цвета, а небо и берег — коричневые. Но все же я и здесь увидел сходство с Землей. Мы стояли на чем-то вроде пляжа. Осмотревшись, я понял, что мы находимся как бы у залива, а справа, в нескольких километрах от нас, река черной жидкости пробила широкую долину и, разлившись дельтой, впадала в море.
Я поглядел в ту сторону и заметил что-то, лежащее на берегу, — что-то черное и смятое, с бледным пятном посередине.
Мириам захотела взять из озера образцы — особенно с тех дисков, что плавали на поверхности. Она открыла ранец и достала «руку» — дистанционный манипулятор с клешней-захватом. Пристегнув ее к предплечью, она вытянула руку, и я услышал жужжание моторов экзоскелета. Когда захват сомкнулся на одной из «лилий», некоторые из них распались на ленты, напоминавшие черные водоросли. Но манипулятор при этом поднял в воздух длинные полосы какой-то пленки, которая сразу напомнила мне зловещие крылья атаковавших нас птиц.
Находка привела Мириам в восторг.
— Жизнь? — догадался я.
— Она самая. Впрочем, мы и так знали, что она здесь есть. И даже взяли образцы с помощью автоматических зондов. Хотя таких птиц мы прежде никогда не замечали. — Она взвесила на руке пленку, обернувшуюся вокруг перчатки, и посмотрела на меня. — Интересно, ты хотя бы понимаешь, насколько она необыкновенная? Я совершенно уверена, что это силановая жизнь. То есть она основана на химических соединениях кремния, а не углерода…
Штуковины на озере действительно смотрелись как угольно-черные лилии. Но они не были лилиями, и даже отдаленно не напоминали те формы жизни, к которым принадлежал и я.
Жизнь нашей химической разновидности основана на длинных молекулах и растворителе, благодаря которому компоненты этих молекул склеиваются друг с другом. Земную разновидность жизни Мириам назвала «жизнь CHON», потому что у нас основными элементами являются углерод, водород, кислород и азот, вода служит растворителем, а строительными блоками
