Пропавшая экспедиция (СИ) - Востряков Алексей Дмитриевич

Сделал паузу.

– Смертная казнь, по милости Совета Старейшин заменяется направлением в научную лабораторию для опытов. Решение окончательное, обжалованию не подлежит.

Больше Иван не произнес ни слова. Было понятно, что все давно решено за него, а спорить с роботом, не уважать в себе человека.

15. В общей камере

Ивана вернули на тюремный этаж, но привели его в другую, общую камеру. Тюремщики втолкнули его в большое помещение, в котором двенадцать человек сидели, и лежали на низких кроватях. Иван стал тринадцатым. Он поздоровался, ответили недружно, кто-то поздоровался, кто-то промолчал. Иван прошел к свободной "шконке", так называл кровать друг из общаги Колян, хорошо знающий тюремный сленг. На кровати лежали чьи-то вещи: куртка и шапка. Иван спросил, чьи это вещи, но никто не откликнулся, тогда он переложил вещи на ближайшую тумбочку и тоже прилег. Один из парней, который вдруг заметил, что вещи сняты с кровати, крикнул Ивану:

– Эй, зачем мою куртку трогал?

– Я вообще-то спросил чье это, – четко сказал Иван, – никто не откликнулся…

Парень вскочил со своей кровати, и направился к Ивану:

– Сейчас я тебя научу, придурок, жизнь любить…

Иван встал. Парень подошел и попытался схватить Ивана за грудки. Иван легко отвел руки нападающего в стороны, и одновременно двигаясь вперед, поставил подножку. Парень не удержал равновесия, и грохнулся во весь рост между койками, с силой ударился головой об пол. Потом встал, молча забрал свои вещи с тумбочки и ушел на свое место. На возникший конфликт почти никто не прореагировал. В камере каждый держался сам по себе.

– Здорово ты его, – зашептал невысокий худенький сосед слева, – я б так не смог. Меня Шурарием зовут, – представился он.

– Иван. Что здесь за народ в камере? – спросил Иван. Нужно было сразу выяснить, что можно ожидать от окружающих его людей.

– Убийцы, которым смертная казнь заменена участием в опасных научных опытах в качестве испытуемых.

– Бандиты?

– Нет, так… кто мать убил, кто отца, кто соседа. Дураки и дебилы.

– Ты тоже кого-нибудь убил? – спросил Иван Шурария.

– Я – политический.

– Революционер?

– Нет, оппозиционер. Мы боремся за сменяемость власти. Городом управляет кучка старых маразматиков, которым по двести с лишним лет. Большинство жителей даже не подозревает об их существовании, потому что имеют дело только с роботами. Вот вы знаете, о том, что помимо нашего мира, существует другой, за пределами этого города?

– Знаю, потому что я оттуда и пришел.

– Как!? Я знал, что там, за пределами нашего мира, могут жить люди, но чисто теоретически. Расскажите о себе.

Иван кратко пересказал Шурарию то, что рассказывал уже не раз, о том, как научная экспедиция проникла на Объект и о своих злоключениях здесь.

– Да, ваши товарищи могли погибнуть. Стену города охраняют роботы. Есть там и ловушки, созданные специально, чтобы никто не мог покинуть город, – сказал Шурарий.

На следующее утро тюремщики забрали одного из приговоренных к смерти. В камеру он больше не вернулся. Для остальных, дни потянулись за днями. Людей, предназначенных для экспериментов в лаборатории, тюремщики уводили далеко не каждый день. На место выбывших, почти сразу приводили новых.

Однажды в камеру вошли сразу двое новеньких. Было заметно, что они держатся вместе, хорошо знают друг друга, ведут себя уверенно и нагло. Они сразу стали задираться, наводить свои порядки в камере, освободили себе две койки рядом, грубо прогнав при этом одного из арестантов на другое место. Потом стали отбирать еду у некоторых сокамерников.

Иван не вмешивался, пока его самого не трогали. Сокамерники нередко выясняли отношения между собой с помощью кулаков, здесь это было обычное дело. Слабаков среди осужденных не было, пожалуй, кроме Шурария, каждый мог постоять за себя.

Однажды, когда заключенные выстроились в очередь к лифту за подносами с едой, немного опоздавшие новенькие, стали расталкивать сокамерников. Шурария толкнули так, что он отлетел к стене, и ударился головой. Иван хотел вступиться, но Шурарий уже вскочил на ноги, попросил Ивана не вмешиваться.

Новичков это только раззадорило, они почувствовали слабину. После обеда подошли к кровати Шурария, стали задираться, обзывать его, пинать кровать ногами. Потом один из парней ударил Шурария в ухо. Иван решил, что дальше нельзя оставаться безучастным, хотя Шурарий делал умоляющее лицо, прося не вмешиваться. Новичкам нужно было дать укорот, они и так с каждым днем распоясывались все больше, терроризируя разобщенных заключенных. Иван встал.

– Оставьте парня в покое! – сказал он. Новички посмотрели на Ивана так, как будто только сейчас его увидели.

– Кто-то что-то сказал, или мне послышалось, – сказал один другому.

– Видно давно по морде не получал, – ответил другой. Парни отошли от кровати Шурария и направились к Ивану. Он не стал дожидаться, когда они подойдут ближе, а вышел сам им на встречу. В проходе между рядами кроватей было больше места для драки. На помощь других сокамерников надеяться не приходилось.

Парни напали на него сразу с двух сторон. Нападать иначе, мешали близко поставленные кровати. Иван отклонился в сторону от летящего ему в голову удара рукой, и одновременно правой ногой ударил нападавшего справа в подбородок. Тот зашатался, и рухнул между кроватями. С противником, нападавшим слева, пришлось повозиться. Парень не имел специальной подготовки, но силы и желания помахать руками, было хоть отбавляй. Иван даже поначалу пропустил два удара. Один в левое плечо, другой по корпусу. Потом сосредоточился, и ударом в висок отправил противника в нокаут.

Парни очухались не сразу. Встали, злобно ворча под нос ругательства, в драку больше не лезли. Ивана больше опасался другого, нападения исподтишка. Такие низкие натуры любят измываться над слабыми, но почувствовав силу отступают. Терять им нечего, могут решиться напасть неожиданно, ночью, на спящего и беззащитного человека.

Предстояли длинные бессонные ночи. Иван старался спать днем, по правилам тюремного распорядка это не запрещалось, а ночью бодрствовать. Чтобы не терять время зря он возобновил свои, прерванные было занятия физкультурой и молитвой. Одно помогало другому. Он быстро втянулся в такой режим. Ночные бдения помогли ему стать сильнее духовно. Теперь днем ему было достаточно четырех часов для сна, после чего он вставал совершенно бодрым и отдохнувшим. Днем сон Ивана сторожил Шурарий, готовый в случае чего разбудить. Противники злобно поглядывали в их сторону, но снова напасть не решались. Как бы сложилось дальше, осталось неизвестным. Ранним утром в камеру вошли тюремщики и приказали собираться Ивану и Шурарию. Подошла их очередь для участия в опасных опытах.

16. В лаборатории

Иван уже не раз пользовался лифтом на Объекте, всегда, на какой бы уровень не опускался или поднимался лифт, это занимало не более двух-трех минут. Спуск в лабораторию занял полчаса. Из этого можно было сделать вывод, что лаборатория, в которой проводились опасные опыты, находилась очень глубоко под Объектом.

Охранники привели их в огромный зал, заполненный какими-то сложными машинами, закрыли в клетке, а сами ушли. Некоторое время ничего не происходило. Иван заметил, что Шурария трясет от страха.

– Мне тоже страшно, – сказал Иван, желая поддержать товарища.

– По тебе это не заметно, – ответил, стуча зубами Шурарий. – Нас же здесь будут убивать.

– Убить можно только тело, душа бессмертна…

– Легко говорить…

– Мне легко говорить? Я стою рядом с тобой и меня ждет то же самое.

– Ты сильнее меня…

– Сильнее не я сам по себе, а моя вера в то, что Бог меня не оставит ни на том, ни на этом свете.

– Лучше бы на этом свете, – еле выговорил Шурарий. У него буквально зуб на зуб не попадал от страха. В глубине зала раздался сильный треск, в нос ударил удушливый запах жженой резины и подгоревшего мяса. Что там происходило, было не понятно, близко стоящие машины полностью закрывали ту часть зала. Через несколько минут мимо клетки, в которой находились Иван с Шурарием, охранники пронесли обугленный труп человека, судя по сохранившимся обрывкам одежды, их сокамерника, которого увели из общей камеры вчера. Шурарий вскрикнул, и стал медленно сползать на пол, цепляясь за прутья решетки. От ужаса у него подгибались ноги.