Сергей Трофимов - Марк
– Это почему же? – удивился я.
– Потому что обязательно нарвешься на них.
Он имел в виду злодеев из третьего отдела.
– Я знал многих сотрудников, которые, совершив ту или иную профессиональную ошибку, буквально исчезали на территории института, – рассказал мне Дмитрий. – Хотя чаще людей просто запугивают. Когда человек нарушает субординацию или ведет свою игру, его отправляют в третий отдел. Он выходит оттуда тихий, как мышка и уже никогда не дерзит начальству. Если же возникают подозрения о его несанкционированных контактах с внешним миром, то он подвергается ликвидации. Такой процесс называют утилизацией.
– Его убивают?
– Не совсем. Он становится «энергоресурсом».
– Его сжигают?
– Не совсем. В лучшем случае у него изымают некоторые органы. В худшем – он становится «фабрикой» по производству редких гормонов и ферментов. Утилизация заканчивается процедурой, во время которой тело жертвы превращается в источник особого энергетического поля, используемого для изощренных физиологических удовольствий.
– А что происходит с человеком?
– Он сгорает изнутри. Интенсивность поля уничтожает плоть и разум.
– Прямо Бухенвальд какой-то. И ты говоришь, что в этом кафе по вечерам собираются убийцы в белых халатах?
– Сюда они приходят в обычной одежде. Это заведение как бы стало их клубом.
– Я не понимаю, почему их так боятся? Если ты знаешь свое дело, о какой «утилизации» может идти речь? Главное, профессиональная пригодность!
– Не будь тупым, Марк. Твою «профессиональную пригодность» определяют они. Наступишь кому-нибудь из них на ногу, и считай, что уже ни к чему не пригоден.
– А почему остальные позволили завести такой порядок? Я думал, в институтах работают умные люди – интеллигенты и ученые. А у вас тут правила, как в зоне…
– Ты прав. Здесь работают ученые. Но они создают империю зла, и это зло до корней пропитало их жизни.
Я взглянул на него и тихо спросил:
– А ты, значит, не такой?
– Да. Я другой. Особенный.
* * *Когда мы вернулись в комнату с тренажером, Дмитрий рассказал о моих ошибках в работе с воображаемыми пространствами.
– Я надеюсь, что теперь ты знаешь, как оставаться в сюжете и как выходить из него. Следующим этапом будет сопровождение, о котором мы уже говорили. Сопровождение или ведение является важнейшей частью в работе любого сканера.
– А кто такой сканер? – прервал я его объяснения.
– Сканер – это человек, исследующий заданное пространство с целью выявления определенной информации. Например, сейчас меня дублируют три наших сотрудника – сканеры «карантина». Конечно, уровень их квалификации невысок по сравнению с коллегами в элитарных отделах института. Но каждый из них, набравшись опыта, займет со временем высокую ступень в иерархии нашего коллектива.
Он непроизвольно посмотрел в сторону соседней комнаты.
– В задачу сканера входит поиск информационного блока, внедрение в него, сопровождение, манипуляция с его составляющими элементами и адекватный выход. Если говорить на человеческом языке, манипуляция означает управление поведением сопровождаемых людей – вплоть до их физического уничтожения. Опытные сканеры могут влиять не только на людей, но и на другие информационные системы, которые сейчас модно называть эгрегорами. Мы пока не будем касаться этого вопроса и вернемся к теме сопровождения.
Он указал на тренажер, и я, вздохнув, сел на кресло в центре комнаты. Когда шлем опустился на голову, я снова почувствовал цветочный запах.
– Это какой-то газ?
– Да, – ответил Дмитрий. – Легкий стимулятор. А теперь попытайся представить эту комнату.
Я представил. Стол, горшок с цветком на окне, плафон лампы дневного света с отбитым уголком, потертый коврик на полу у двери. Я представил Дмитрия – вот он подходит к столу и включает магнитофон. И действительно зазвучала музыка. Я знал, что мои глаза были закрыты пластиной шлема, но этот газ творил чудеса. Я как бы видел сквозь шлем.
– Сейчас попытайся вывести свое внимание из тела. Представь, что все твои чувства покидают его и начинают перемещаться по комнате. Создай из них невидимый шар и управляй его движениями, переводя внимание в различные части комнаты.
Пока я пытался выполнить его инструкции, он сказал, что такой шар называют дублем. Если дублю придают человеческую форму, он называется двойником. Без стимуляторов на создание дубля уходит несколько лет, в течение которых осуществляется постепенный перенос чувств из тела в шар. Дима сказал, что сканеры, в основном, пользуются двумя препаратами: цитином и цитоэксом – новыми производными ЛСД. Цитоэкс настолько разрушает нервную систему, что через пять-шесть лет специалисты превращаются в психических калек. Они реагируют на любые изменения эмоционального поля людей, и даже слабая негативная мысль собеседника вызывает у них приступы истерии.
– Однако в эти состояния можно входить иным образом, – продолжил Дмитрий. – Если тебе удастся выделить дубль еще раз, обрати внимание на то, что происходит в твоем теле. Я знаю, что с первого захода ничего не получится, но помни, ключ к любым достижениям пси-воина находится в телесных ощущениях.
Через час у меня появились кое-какие результаты, и Дима перешел от теории к практике.
– Итак, Марк, представь, что ты ведешь меня. Направь свой дубль в мой образ и воспринимай любую информацию, как поток событий какого-то воображаемого пространства. Короче, выполняй работу по внедрению в это пространство, избегай разрывов и все время оставайся свидетелем.
Ощущение было потрясающим. Что-то похожее на переодевание – шел по улице в костюме и вдруг оказался в пижаме. Я чувствовал, как меня наполняют чужие мысли, переживания и желания.
Внезапно все исчезло. Как будто перед вами исчез человек. Я захлопал глазами, но потом вспомнил, что зрение здесь вообще не при чем. Дима возник перед моим взором, словно из воздуха, и начал объяснять, что ведомый может создать разрывы и уходить в другие воображаемые пространства. Для его сопровождения необходимо создавать особые мыслительные установки, которые, как крючки, не дадут хитрым рыбам умыкнуть наживку. Он рассказал о технике астрального следа, о внутреннем компасе и методах «склейки».
А затем он удирал через десятки планов, и я догонял его, цепляясь за дубль, подклеиваясь, находя астральные следы или просто внедряясь в его сознание.
– Иногда, – сказал он, – тебе захочется остаться одному или заглянуть в такое пространство, где постороннему глазу делать нечего. Я научу тебя сбивать сканеров со следа и подставлять вместо себя фантом, но помни, в институте имеются люди, которых этим не проймешь. Они могут вытянуть тебя из любого слоя отражений нашего мира. Впрочем, даже от них можно улизнуть, бросившись в бездну неизвестного.
Он учил меня многому, и я ловил на лету каждое слово. Казалось, что какая-то часть моего сознания уже знала все эти методы и техники. Дима рассказал мне о парадоксах времени и семи ловушках программируемых пространств, попав в которые, становишься пленником создателя данных отражений.
– Видишь ли, Марк, – смущенно сказал Дмитрий под конец нашей встречи. – У меня есть своя работа. Носиться с тобой по пространствам мне не очень интересно, и если ты согласишься, мы могли бы заключить джентльменское соглашение. Я научу тебя всему, что знаю, но наработкой навыков ты займешься самостоятельно. И мне важно, чтобы о нашей договоренности никто не знал.
У меня возражений не было. Я видел его дрожащие руки и понимал, о какой работе шла речь.
День пятый
Ее звали Гули. Моя ожившая мечта, сказочная птица в ветвях цветущей вишни, прохладный звонкий ручей на фоне жаркого дня. Что она делала с моим сердцем, с моими снами и грезами! Я мог часами смотреть в ее глаза. Я сгорал от любви, и потоки желания уносили меня к небесам при случайном прикосновении к ее руке. Грудь теснилась от счастья, ночь превращалась в цвет ее волос, а рассвет становился улыбкой Гули. Стрелы глаз, нежная гибкость и брови, что сон отнимали…
Эта девушка появилась в селении после налета боевиков на колонну беженцев из Ханы. Только она уцелела в той страшной бойне. И надо же!
За день до налета я сорвался со скалы, собирая целебные травы для бабушки. Мне повезло. Я легко отделался, содрав лишь кожу на боку. Десяток царапин и синяков, распухшая лодыжка и разбитая бровь – пустяк для мужчины.
Я помню то утро – первое ясное утро, когда надоевший дождь кончился, и редкие облака поднялись в голубую высь. Я помню утро, когда впервые увидел ее.
Нога болела. Я едва дошел до ступеней сторожевой башни и замер, наслаждаясь красотой этого места. Зеленый склон сбегал к источнику. Теплые камни, расписанные узорами лишайника; стрижи, рассекавшие воздух; и жужжание пчел в цветах, покрытых каплями росы. А над нами сияло бездонное синее небо, даря мир и покой, словно не было выстрелов в ночи и отблеска горевших машин.
