Владимир Колотенко - Прикованные к тени
- Бедные животные, - сказала она, - какие же вы все-таки дикари! Как вы могли такое делать?
Мы могли!
Это была мучительная полоса новых открытий, откровений, досадных промахов и прекрасных удач.
Ушли годы...
Глава 15
Что тут началось!
Мне позвонил директор института и сказал:
- Принеси мне свои тетрадки.
Кроме протокольных тетрадей мы не вели никаких журналов, никаких записей. А в протоколах директор с трудом разбирался.
- Как это понимать? - он ткнул в записи.
Я разъяснял.
Между тем был собран материал на мою кандидатскую диссертацию. Аня быстренько напечатала ее почти на трехстах страницах и сдала в переплетную. Летом я уже защищался в Москве.
- Молодец, - хвалила меня Ирина.
- Это он, - сказал я и кивнул на Жору, - если бы не он...
На защите мне пришлось отбивать атаки оппонентов.
- Брось, - сказала Ирина, - ты держался великолепно!
Это была неправда: они обложили меня и не давали продыху.
Я держался, конечно! Говоря откровенно, защита без ее настойчивого участия могла бы и не состояться, в этом я был уверен. Она так обняла и прижала к стене Аленкова (на тот час моего оппонента), что ему просто некуда было бежать.
- Андрей, ты - струсил?! Ты их боишься?!
Аленков кисло улыбнулся.
- Хорошо, хорошо, - согласился он, - я постараюсь.
Он постарался! А Жора напросился на дачу к Ирузяну, председателю Ученого Совета, и просто изнасиловал его своими доводами в пользу моей защиты. под напором Жориних аргументов тот сдался:
- Ладно... Пуст защыщаеца... - сказал с акцентом.
Я и защищался... Как мог!
Враги Аленкова обложили меня со всех сторон. Как волка! Да-да, это была самая настоящая охота на волка, взятого в красные флажки. Эти Лисицы и Рудзиты, эти... Просто нечем было дышать! Но я, как загнанный волк, держался из последних сил, почти по Высоцкому: щетинился, щерился, огрызался... Щенок!
Это было веселое, молодое, здоровое время. У нас было много вопросов, которые мы задавали жизни, пытаясь выведать у нее секреты. Как устроена жизнь? Как она возникла и куда, собственно, движется? Летит!
Еще больше вопросов было к медицине. Однажды, еще студентом, я был поражен, услышав на лекции, что из яйцеклетки лягушки, в которой собственное ядро заменили ядром кишечника, вылупился головастик. Это было потрясение, о котором профессор Архипов сказал вскользь, приводя этот факт в качестве подтверждения какой-то мысли о дифференцировке клеток. Или о дедифференцировке.
- Это правда? - спросил я у Жоры.
- Наверное. Если об этом читают лекции, - сказал он и пожал плечами.
С тех пор мысль о кишечнике того головастика не покидала меня. Я не мог себе объяснить - почему? И только со временем смог.
И себе, и Лене, и... И даже Тине... Она рассмеялась:
- Головастик из кишечника?! Но это же безбожно!
Я тогда знать не знал, что она... Лучше бы и не знать!..
Впрочем, все по порядку!
Глава 16
В двери стучался декабрь. Густой снег выбелил крыши домов и уже скрипел под ногами, когда мне удалось изложить на бумаге результаты наших экспериментов. Формула открытия выглядела коротко, состояла из двух-трех предложений, из которых следовало, что открыто ранее неизвестное явление рекомбинации генов животного и растительного происхождения, включающее... И т.д. Мне хотелось выписать ее наилучшим образом, чтобы Жора, однажды ее прочтя, не нашел никаких изъянов. Формула открытия - это как строчка гения: «Остановите Землю - я сойду!». Прибавить нечего: Земля сдурела с ума. Мы надеялись, что «неизвестное явление рекомбинации генов» приостановит падение Земли в пропасть безумия и небытия.
Научный мир признал наше открытие. Наша короткая заметка в «Nature» привлекла внимание специалистов, и нам два-три раза кто-то звонил из Англии и Массачусетского университета. Никому из ученых ведущих лабораторий мира не могло прийти в голову, что такие результаты можно получить в цокольном помещении городской бани, используя самодельные генераторы, допотопные микроскопы, консервные банки, бутылки из-под пива, ржавые скрепки, прищепки и даже резинки из старых выношенных ситцевых трусов. Вскоре и «Science», и «Cell Вiology» почти одновременно поместили наши результаты с подробными комментариями известных ученых. Посыпались, как пшено из мешка, эксперименты в разных лабораториях мира, чтобы подтвердить или опровергнуть полученные нами научные факты. Сам Джеймс Уотсон, один из отцов молекулярной биологии гена, приветствовал наш скромный труд и пригласил к себе с курсом лекций.
- Надо ехать, - решили мы, и я стал спешно диктовать Ане тексты лекций. Тамара редактировала, мы спорили, она настаивала, я сдавался. Или не сдавался. Теперь в лаборатории слышался только стрекот пишущей машинки.
- Нельзя ли помедленнее?..
- Нельзя.
Пулеметные очереди слышались до самой ночи. А что делать? Нужно было спешить. Куда, спрашивается.
- Дальше, - сказала Аня.
Я читал с черновика, а они меня правили, предлагали свои варианты фраз, искали слова.
- ...и не вызывает сомнений тот факт... - диктовал я.
И Аня снова открывала огонь.
- Слыхали, - сказал Юра, - интеллектуальное убийство! Здорово придумано!
- Ты это к чему? - спросил Шут.
- Так, - сказал Юра. - Весь мир ищет средства от всех болезней, но все усилия мира направлены на разработку универсального оружия. Чувствуете накал! Гонка! Кто кого - разум или дурь, Бог или сатана! Я же вижу, чего стоит нормальному человеку устоять перед такими соблазнами... Я же не слепой. У Агаты Кристи, кстати, вы не поверите, точно такая же идея, не помню в каком романе.
- Это какой-то цугцванг, - бросил Шут.
- Дальше, дальше, - требовала Аня, - Шут, не мешай!
Ай, да Анечка, ай да молодец!
Только к утру была одержана победа над лекциями.
- Ура! - крикнула Наталья, и мы тут же всей гурьбой завалились спать. Кто где пристроился: на столах, в старых потертых креслах, кто-то на раскладушке, а Баринов на ватном матраце...
Я пристроился на кушетке. Обняв Анечку...
Глава 17
Теперь-то я понимаю: Жору больше всего на свете интересовала кибернетика. Это было модно в то время, кибернетика только-только врывалась в жизнь. А мы были умны и красивы, и преданы науке. Фантазеры! Мы хотели победить все болезни, вылечить рак, запивая вчерашние сырники остатками пива и засыпая в лаборатории на кафельном полу. Мы потрошили крыс и мышей - Боже мой! - и подвергали их страшным пыткам: травили, топили...
- Не трави душу, - говорит Лена.
- ...резали, даже распинали, как Иисуса Христа, пытаясь выведать у Природы ее тонкие тайны. Мы отсекали им головы, как гильотиной, рассекали их сердца и печенки, желудки и селезенки, дикари!
- Рест, перестань, пожалуйста!
- ...выдергивали ядра из клеток в попытке добыть ДНК, РНК, всякие там гистоны и протамины... Наши карманы были просто набиты рибосомами и митохондриями, а на зубах ощущалась оскомина от долгого жевания эндоплазматического ретикулума и гликокаликса...
- Тина ваша права, - говорит Лена, - дикари! Я бы тоже...
- Прости нас, Господи, грешных. Сколько мы загубили бедных животных без чьего-либо соизволения, присвоив право распоряжаться их жизнями по своему усмотрению. Палачи, мы считали себя богами.
- Хватит причитать! - говорит Лена.
- Мы верили! Повторяю: мы, живодеры, были преданы науке...
- Живодеры?!
- Ну да!..
Через две недели, прихватив курс моих лекций, в Штаты укатил наш кудрявоголовый голубоглазый парторг.
- Это тот, что из «пиздриков»? Авлов?
- Самый тот. Не имея желания с ним связываться, мы отдали ему какие-то результаты, чтобы он мог поразить Америку.
- Ты рассказывал, - говорит Лена, - что он этой поездкой перечеркнул все ваши планы.
- Он всегда был глуп, как баран, со своими вылупленными, просто выпадающими из орбит бараньими блекло-водянистыми глазами. Не обязательно ведь знать английский, чтобы быть гостем Джеймса Уотсона, открывателя структуры ДНК, Нобелевского лауреата. Потом оказалось, что не обязательно и мои лекции читать. Можно ведь просто рассказывать о себе, о быте, о планах на будущее. По возвращении он собрал нас на пиво с жареным мясом и, порыгивая и ковыряясь в зубах ногтем мизинца, с восхищением рассказывал, как он заткнул за пояс нашими результатами самого Уотсона.
- Они же там ни хера не понимают в вопросах прикладной генетики, ковыряются в генах, как куры в говне...
Рассказывая, он брызгал слюной и пересыпал рассказ сочной матерщиной. При этом куцыми толстыми пальцами с нестриженными ногтями, похожими на клешни краба, помогал грязным словам вырываться из своей черной пасти. Он изрыгал гадости, чихвостя и распиная Уотсона, а с ним и всех американцев с их хваленым The American Way of Life (Американский образ жизни, - англ.).
