Александр Громов - Завтра наступит вечность
– Ты заметил, чем твой стенд отличался от соседних? – спросил Стерляжий, терпеливо дождавшись конца моей истерики.
– Анализатором спектра, – ответил я, переведя дух. – У других что надо, а мне подсунули несусветное старье, советское еще…
– А оно работало?
– Если бы оно не работало, то как бы я настроил модуль? – резонно ответил я.
Он посмотрел на меня с изумлением.
– Никак. Ты не должен был его настроить. Тот анализатор сломан, и никто не может его починить. То есть иногда он включается ненадолго, но… ты знаешь, что такое «плавающий дефект»?
– Гадость ужасная.
– Вот именно. Или перебирать всю схему, или выкинуть прибор на помойку. Так и хотели, но решили сначала проверить тебя.
– Сломанный прибор на мне решили проверить? – не понял я.
– Наоборот, тебя на сломанном приборе. Прибор мы выбросим, а тебя – нет. Ты феномен, понял? Скажи спасибо Эвелине Гавриловне – она убедила руководство. Мы феноменами не разбрасываемся.
У меня начало ныть в голове. Мыслей там было немного, да и те нехорошие.
– А можно подробнее?
– Почему бы нет. Что такое «визит-эффект», знаешь? – Я кивнул. – Так вот, мы заинтересовались данной проблемой. С одной стороны, все это выглядит как сплошное шаманство; с другой стороны, статистически «визит-эффект» действительно существует, даже если исключить легко объяснимые и очевидные факторы вроде нервозности персонала во время визита начальства. Техника очень дифференцированно относится к чужим – кого-то принимает сразу, а кого-то не переносит на дух. Я не шучу, так оно и есть. Причем чем техника сложнее и, следовательно, ненадежнее, тем сильнее проявляется данный эффект. Особенно сильно им страдали первые, самые древние вычислительные машины – сам понимаешь, деталей воз, паяных контактов тьма, а электронные лампы и реле никогда не отличались надежностью в работе. Уже тогда не всякий человек годился в операторы, но, разумеется, персонал подбирался эмпирически, без надлежащей системы. По сути вся инженерная деятельность сводилась и до сих пор сводится к тому, чтобы заставить сложную технику подчиняться любому оболтусу, а не только тем, кого эта техника любит и понимает… собственно, «любит» в данном контексте не очень точный термин, но лучшего не выдумано. «Совместимость», «духовное родство» – из той же оперы. Проще говоря, есть люди, которые любят технику, и есть люди, которых любит техника. Ты из вторых. Ты, Свят, любимец техники, причем ярко выраженный.
– Вы серьезно? – через силу ухмыльнулся я.
– Более чем. Что может быть проще трубы, по которой течет вода? А мне Эвелина Гавриловна говорила, что на твоем участке в твою смену ни разу не было серьезной аварии. Нонсенс! Так не бывает. Готов поверить, что гнилая труба ведет себя как сложная система с непредсказуемым поведением, и вот ты – именно ты! – сам того не зная, поддерживал ее работоспособность одним своим присутствием. Видишь ли, мы здесь работаем с ОЧЕНЬ сложной техникой, настолько сложной, что нам приходится учитывать и такие факторы. Не стану врать: теоретически данная проблема пока еще крайне далека от разрешения, однако теорией пусть занимаются другие, мне важнее практика…
– У кого было сотрясение мозга – у меня или у вас? – сдерзил я.
– Один эксперимент над тобой я уже проделал. – Стерляжий проигнорировал мой выпад. – Можно хоть сейчас проделать второй. Тут рядом есть лаборатория, а в ней измерительная установка. Что именно она меряет, сейчас не суть важно – важно то, что она не в меру чувствительна к внешним возмущениям. Ты в курсе, что любой измерительный прибор воздействует на объект измерения? В курсе? Ну вот и хорошо. Только в понятие «измерительный прибор» следует включать и оператора, об этом обычно забывают. Если к той установке подойду, скажем, я – прибор зашкалит, это многократно проверено. Меня за это даже экстрасенсом дразнили. Если к ней подойдет тот, кто на ней постоянно работает, – показания вначале подскочат на два-три деления, затем медленно вернутся в норму. Если к ней подойдешь ты – убежден, ничего не изменится. Хочешь пари?
– Биополе человеческое еще никто не отменял, – заметил я. – Что тут такого? Люди-то разные…
– Именно разные. Биополе там, не биополе – мне плевать. Важен результат.
Нехорошая мысль в моей голове оформилась и окрепла.
– Значит, если бы я не настроил ту железяку…
– Ничего бы не было, – отрезал Стерляжий. – Не веришь? Зря. Решение о тебе было принято не сегодня и не мною. А это – так, моя самодеятельность… Я верю тому, что вижу. Хотел убедиться кое в чем.
– Ну и как?
– Убедился.
– Рад слышать. А кто это «мы»?
– Корпорация.
– Какая корпорация?
– Просто Корпорация. С прописной буквы. Другого названия нет.
– Масонская ложа? – съязвил я.
– В некотором роде. Не спеши, со временем узнаешь больше. А теперь объясни, почему ты ушел из своего НИИ.
– Вы же небось знаете…
– Я даже знаю, сколько ребер на батарее отопления в твоей комнате. И уж подавно знаю о твоем конфликте с пожарной охраной. Только мне думается, что это не причина, а повод. Полагаю, тебе не хотелось продолжать там работать, не хотелось так, что ты предпочел пойти служить срочную. Почему?
– Надоело. – Я вкратце изложил свою (или Паркинсона?) теорию насчет старения структур с их неизбежным впадением в окончательный маразм. – Работа не ради результата – ради бумажки. Скучно. И люди там – что ни рожа, то харя…
Стерляжий криво улыбнулся.
– Ответ принят. А почему после армии ты не устроился работать в место, более отвечающее твоим способностям? Скажем, в техотдел московского представительства какой-нибудь иностранной фирмы – ну «Самсунг» там или «Хьюлетт-Паккард»? Зарабатывал бы куда больше.
– И за эти деньги кланялся бы всякому сопляку в белом воротничке? В Водоканале лучше. Эвелина наорет, ты ответишь, вот и скуки нет.
– У нас не заскучаешь, обещаю.
Я промолчал.
– Почему не возражаешь? – спросил Стерляжий с интересом. – Дескать, я, то есть ты, еще не дал согласие здесь работать и так далее…
– Я еще не дал согласие здесь работать, – с чувством повторил я. Помолчал и добавил: – И так далее.
– Ты не круглый идиот, а значит, согласие дашь, – сказал он. – Ты не глупый хитрец, а значит, твое согласие будет искренним. Всему свое время, мы тебя не торопим. Можешь спрашивать, я отвечу.
– Могу я, по крайней мере, узнать, где меня вынуждают работать? – спросил я.
– В Корпорации, – повторил Стерляжий. – В моей группе.
– И это все?
– Для начала да.
– Надеюсь, что с законом…
– Закону нет до нас дела, – оборвал Стерляжий. – Объяснить почему? Курицу, несущую золотые яйца, не режут, даже если она ненароком клюнет хозяина или нагадит не там, где нужно. Уничтожить нас можно, но не выгодно. Прибрать к рукам – выгодно, но не реально. Кто несет золотые яйца, тот может диктовать условия.
– И на какой же срок рассчитана моя… эта… командировка? – спросил я.
– Навсегда.
– В каком смысле?
– В прямом. Нет, мать ты увидишь, конечно… спустя какое-то время. За нее не беспокойся. Ей будут пересылать заработанные тобой деньги, немалые, между прочим! За ее здоровьем будут следить лучше, чем сумел бы сделать ты. Время от времени ты будешь посылать ей телеграммы и получать ответные. При случае поговоришь и по телефону. Но твоя так называемая командировка – навсегда, Свят. Пойми и проникнись этим. От нас не уходят.
«Вернее, уходят только вперед ногами», – захотелось поправить мне, но я смолчал. Стерляжий произнес эти слова на редкость буднично, без малейших признаков патетики. И я ему поверил.
– Скоро ты сам захочешь остаться, – добавил он почти добродушно.
Вот в этом я совсем не был уверен.
Он назвал величину моей новой зарплаты – действительно немалую, но не чрезмерно большую. Оно и к лучшему. Получив несусветные деньги, мама может подумать, что я подрядился чистить скребком ядерные реакторы.
Среди мучивших меня вопросов был один, задавать который прямо сейчас, пожалуй, не стоило. Но сдержаться я не мог и не хотел.
– А бить меня по голове было обязательно?
– Хм. Вообще-то я бы не развалился, если бы извинился перед тобой, – сообщил Стерляжий. – Но извиняться я не буду, потому что сделал то, что надо было сделать. Только не думай, что, шарахнув тебя по затылку, я испытал удовольствие. Тебе от этого легче?
– Нет.
– Тогда могу выразить тебе благодарность от себя лично, но лучше пусть это сделает начальник охраны. Ты его, кстати, видел, это такой высокий, Глебом Родионовичем зовут… Как-никак благодаря тебе мы перекрыли еще один неучтенный лаз. Теперь в той твоей норе такие решетки, что и автоген не сразу возьмет. Плюс сигнализация.
– И часто ему приходится говорить спасибо? – спросил я.
– Чаще, чем хотелось бы… Чего ты хочешь, место такое. Тут за восемь столетий столько нарыли – внукам хватит изучать. Надежных схем коммуникаций нет и никогда не было. Понятное дело, свою территорию мы по возможности заизолировали, но все равно: то диггер какой-нибудь просочится через неизвестный лаз, то просто обормот вроде тебя…
