Линкольн Чайлд - Из глубины
— И точно! Да как уместно!
— Уместно для чего?
Флайт с удивлением посмотрел на Крейна.
— Иррациональные числа! Разве не понятно?
— Нет. Непонятно.
— Да ведь это так очевидно. Среди тех, кто здесь работает, немало людей иррациональных. Если еще нет, боюсь, скоро иррациональными станем мы все. — Он вытянул тощий указательный палец и постучал по груди Крейна. — Вот почему тебя пригласили. Потому что сломалось.
— Что сломалось? — спросил Крейн.
— Все сломалось, — повторил Флайт тревожным шепотом. — Или скоро сломается.
Крейн нахмурился.
— Мистер Флайт, если вы не возражаете…
Старик вытянул руку. Кажется, его внезапная тревога прошла; узловатым пальцем он упирался Крейну в грудь.
— С тобой это еще не случилось, но у нас много общего.
Он многозначительно замолчал.
Крейн сглотнул. Он не собирался спрашивать, о чем идет речь. Но похоже, Флайту помощь в разговоре была не нужна. Он подался вперед, словно собираясь сообщить какой-то секрет.
— Наши имена. Крейн. Флайт. Понимаешь?
Крейн вздохнул.
— Не обижайтесь, но вынужден попросить вас уйти. У меня назначена встреча, на которую я уже опоздал.
Щуплый старик склонил голову набок и схватил Крейна за руку.
— Очень рад был знакомству, доктор Крейн. Как я сказал, у нас есть кое-что общее. И нам надо держаться вместе.
Подмигнув на прощание, он торопливо вышел, оставив дверь открытой. Через секунду Крейн с любопытством выглянул в коридор. Там не было и следа чудного старика, словно он и не приходил.
8
Говард Ашер сидел за столом в своем тесном кабинете на восьмом уровне и внимательно смотрел на компьютерный экран. Свет от плоского монитора окрашивал его седые волосы в странный, какой-то неземной голубой цвет.
Позади стоял металлический шкаф, битком набитый руководствами по эксплуатации и учебниками по океанографии и биологии моря, среди которых затесались несколько потрепанных поэтических сборников. Над шкафом висели в рамках гравюры — репродукции эскизов Пиранези,[3] взятых из «Видов Рима».
В другом шкафу, поменьше, со стеклянными дверцами, хранилось собрание морских редкостей: окаменелая латимерия, щербатый гандшпуг[4] со старого клипера, зуб плащеносной акулы, ведущей исключительно отшельнический образ жизни.
Ни крошечный размер кабинета, ни эклектичные коллекции никак не могли служить свидетельством того, что владелец занимал пост руководителя отдела научных исследований Национальной океанографической службы.
Сквозь закрытую дверь послышался тихий звук приближающихся шагов. В стеклянном окошечке двери появилось лицо. Обернувшись, Ашер узнал рыжие волосы и веснушчатые скулы Пола Истона, одного из морских геологов, занятых в проекте.
Ашер повернулся на стуле, потянулся и открыл дверь.
— Пол! Рад тебя видеть.
Истон вошел, закрыл за собой дверь.
— Надеюсь, что зашел к вам вовремя, сэр.
— Сколько говорить тебе, Пол? Меня зовут Говард. На станции мы все называем друг друга по именам. Только не передавай адмиралу Спартану, что я тебе это сказал! — рассмеялся Ашер.
Истон, однако, смеяться не стал.
Ашер внимательно на него посмотрел. Истон, обычно озорной парень, любитель розыгрышей и совершенно неприличных стишков, сегодня хмурился, выражение молодого лица было мрачным. Даже больше — встревоженным.
Ашер махнул рукой в сторону единственного свободного стула.
— Садись, Пол, и расскажи, что тебя беспокоит.
Истон тут же сел, но по-прежнему молчал. Вместо этого он поднял руку к шее и начал осторожно ее тереть.
— Что-то случилось, сынок? — спросил Ашер.
— Не знаю, — сказал Истон. — Наверное.
Он все еще потирал шею. Каждому, кто работал в секретной зоне станции, был вживлен микрочип. Целая система сканеров следила за передвижениями сотрудников и передавала информацию на центральный компьютер. Ашер знал, что у некоторых людей появляется легкая аллергия на имплантацию.
— Вулканизм, — вдруг сказал Истон.
— Вулканизм?
— На месте раскопок. Я работал с образцами базальта со дна, чтобы установить дату события.
Ашер кивнул, подбадривая его.
— Знаете, как это бывает. — Истон, похоже, начал нервничать, а может быть, приготовился защищаться. — Подводные течения в этой зоне очень сильные, и все осадки на дне смешаны в кучу.
— Это термин такой? — попытался пошутить Ашер.
Истон его шутки не заметил.
— Там нет отдельных слоев, стратификацию не сделаешь. Пробы, взятые из верхних отложений, совершенно бесполезны. Визуальное наблюдение тоже не помогает провести правильную датировку. Здесь не то что на поверхности земли — нет ни выветривания, ни эрозии. И я попытался определить возраст базальтовых образований путем перекрестного сравнения с образцами из нашей геологической базы данных. Но не мог найти подходящей пары. Тогда я решил определить возраст проб по следам радиоактивных изотопов в базальте.
— Продолжай.
— Ну… — Кажется, Истон нервничал все сильнее. — Вы знаете, как мы обычно делаем грубую оценку времени события. Дело в том, что… — Он запнулся и начал по-другому: — Для тестов я принял те же допущения. А перемагничивание не проверял.
Ашер понял, почему Истон так взволнован. Он сделал непозволительную для ученого ошибку — принял допущение и пропустил базовый тест, который должен был провести. Ашер немного успокоился. Неприятно, болезненно, но в настоящих условиях вряд ли эта промашка сильно испортит дело.
Время сыграть строгого отца семейства.
— Хорошо, что ты сказал мне, Пол. Всегда неприятно, когда мы понимаем, что нарушили научную методику. И чем глупее ошибка, тем хуже мы себя чувствуем. Хорошо, что никаких важных результатов ты не испортил. Что я тебе скажу? Это плохо, но не смертельно.
Но Истон был по-прежнему встревожен.
— Нет, доктор Ашер. Вы не поняли. Видите ли, сегодня я провел этот тест. Я положил пробы в размагничивающую катушку, замерил магнитное поле. Так вот, перемагничивания в образце не наблюдалось.
Ашер приподнялся на стуле. Потом медленно сел, стараясь не выдать своего удивления.
— Что ты сказал?
— Пробы. Перемагничивания не наблюдается.
Ашер облизал губы.
— Ты уверен, что образцы были положены правильно?
— Совершенно.
— И убедился, что не было аномалии, а пробы взяты качественные?
— Я проверил все. В каждом случае результаты были одинаковые.
— Но этого не может быть. Перемагничивание — безошибочный метод определения возраста минералов. — Ашер вздохнул. — Это должно означать, что катастрофа случилась даже раньше, чем мы думали. То есть было два перемагничивания вместо одного. Север на юг, а потом снова юг на север. Уверен, что изотопное исследование это подтвердит.
— Нет, сэр, — ответил Истон.
Ашер грозно на него посмотрел.
— Что значит «нет»?
— Я уже провел изотопный анализ. Распад почти не наблюдается.
— Невозможно, — ответил Ашер.
— Я провел четыре часа в радиографической лаборатории. Три раза тестировал. Вот результаты.
Истон достал из кармана лабораторного халата DVD-диск и положил его на стол перед Ашером. Ашер посмотрел на него, но брать не стал.
— Значит, все наши выводы неверны. Получается, что катастрофа произошла в другое время и совсем не так давно, как мы думали. И какую дату ты можешь назвать, основываясь на своих тестах?
— Пока только приблизительную, сэр.
— И?
— Примерно шестьсот лет назад.
Ашер очень медленно прислонился к спинке кресла.
— Шестьсот лет…
И снова в крохотном кабинете воцарилось молчание.
— Надо будет взять один из роверов, — наконец сказал Ашер. — Поставить на него электронный магнитометр и несколько раз пройти участок. Сделаешь?
— Да, доктор Ашер.
— Очень хорошо.
Ашер наблюдал, как молодой геолог встает, кивает и поворачивается к двери.
— Пол… — тихо позвал он.
Молодой человек обернулся.
— Сделай это прямо сейчас. И никому не говори. Ни одной живой душе.
9
Крейн поднял голову от цифрового планшета, на котором делал заметки пластиковым пером.
— И все? — спросил он. — Просто болят ноги?
Мужчина на больничной койке кивнул. Даже одеяло не скрывало его тела — высокого, хорошо сложенного. Цвет кожи у него был нормальный, глаза смотрели ясно.
— По десятибалльной шкале — насколько сильная боль?
Пациент немного подумал.
— По-разному. Примерно шесть. Иногда сильнее.
«Нефибрильная миалгия» — записал Крейн на планшете. Казалось невозможным — нет, это и было невозможно, — что два дня назад этот человек перенес микроинсульт. Он был слишком молод, кроме того, ни одно исследование ничего не показало. Отмечались только начальные жалобы — частичный паралич, неразборчивая речь.
