Игорь Росоховатский - В бухте Возвращения

Росоховатский Игорь

В бухте Возвращения

Игорь РОСОХОВАТСКИЙ

В БУХТЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ

Загремела якорная цепь - кольцо об кольцо, - приковывая корабль. Японское море коротко охнуло, плюнуло брызгами, пеной.

Слава стоял у борта рядом с Валерием, вгляды вался в темную воду, угадывал большую глубину. Где-то там скрывается ответ на загадку. Он подумал о своем тезке из лаборатории Михальченко и о тех двух аквалангистах... Что увидели они в морской глубине в последние минуты жизни? Их трупы всплыли на поверхность, как до того всплывала мертвая рыба, без ран, без малейших повреждений, без признаков удушья. Только в некоторых местах на коже виднелись красные пятна, да у одного из спортсменов на лице застыла улыбка - не гримаса, означавшая все, что угодно, а самая настоящая веселая улыбка. Что развеселило его прежде, чем убить?

- Слава, помнишь уговор? - спрашивает Валерий. Не поворачивая головы, Слава кивает. Но Валерий, как видно, смотрит не на него, а на воду, и повторяет вопрос.

- Я не меняю решений, - говорит Слава. (Это правда, и он любит это повторять.)

Ему кажется, что Валерий улыбается...

Вода тащит на гребне несколько мертвых рыбин и бросает их о борт. Ветер доносит сладковатый запах мертвечины. И, как отмечалось всеми побывавшими в бухте за последнее время, здесь совсем нет чаек. Они каким-то неведомым чувством ощутили опасность и покинули бухту.

Пришла тишина, недобрая, неоднозначная, - тишина перед чем-то, что должно случиться.

На палубу выкатился Никифор Арсентьевич Тукало и густым своим баритоном сообщил, что приготовления окончены. Слава передал с ним распоряжение, и через несколько минут низко над палубой на талях повис рыбообразный серебристый батискаф.

- Пошли, - сказал Валерию Слава и направился к батискафу.

Они постарались расположиться поудобнее - конечно, насколько это возможно. Скрипа и кряхтенья лебедок они уже не слышали. В иллюминаторах потянулись жемчужные цепочки и исчезли. Стекла словно задернулись черными шторками извне и внезапно покрылись серебристой амальгамой. Это ударили прожекторы.

Слава отрегулировал их, и мир за иллюминаторами медленно прояснился. Он казался Славе пустым и неподвижным, хоть и вспыхивал десятками оттенков под лучами прожекторов. Слава понял: он казался таким потому, что в нем не было жизни - не проплывали колокола медуз, не мчалась стрелой от яркого света рыба-телескоп. Только мертвый осьминог проплыл вверх, и его щупальца висели, как увядшая ботва.

У пульта вспыхнул красный огонек, и раздался сухой стрекочущий звук. Слава и Валерий одновременно повернули головы. Да, это защелкал счетчик Гейгера. Он уловил невидимую опасность, не имеющую ни цвета, ни звука, ни запаха.

Валерий вопросительно взглянул на Славу, но тот успокаивающе улыбнулся. Излучение пока не страшно, количество рентген не достигло контрольной цифры. Они продолжали погружение под нарастающий аккомпанемент счетчика. Потом пошли над самым дном, которое в лучах прожекторов выглядело особенно объемным и рельефным. Каждый камень был необычно выпуклым, различались все его выступы и впадины. И все сверкало, как нарядная елка в огнях лампочек.

Но вот среди этого выхваченного из тьмы великолепия прожектор наткнулся на металлический блеск. Слава сфокусировал лучи двух боковых прожекторов. Теперь из вечной ночи выступила вся металлическая глыба. Это был огромный ящик, на котором отчетливо виднелось несколько латинских букв и хорошо знакомый всем зловещий знак.

- Контейнер... - хрипло проговорил Валерий начало фразы и додумал ее окончание: "...с радиоактивными отходами".

Счетчик Гейгера захлебывался щелканьем, словно собачонка лаем, вопил об опасности, мигал красным светляком.

"Как новый сигнальный орган, созданный нами против созданной нами же опасности, - подумал Валерий. - И он приобретает все большее значение".

Слава осматривал пустынное, без всякой растительности, дно. Стерильно, словно хорошо обработанная рана. Но почему? Радиоактивность здесь, если верить счетчику, не такая уж высокая, чтобы убить все живое. "Если верить счетчику.,."

Ему стало жарко. Пот выступил на лбу. Он нажал на рычаг - батискаф начал подъем. Усилием воли он заставил себя не выпустить из отсеков всю воду, чтобы пробкой вылететь на поверхность. Но и так батискаф удирал от контейнера слишком быстро, и у них перехватило дыхание.

В иллюминаторе мелькнуло несколько быстрых теней. Исчезли. Слава почти инстинктивно выключил боковые прожекторы, а носовой притушил почти на девять десятых. И тени появились снова.

Слава приостановил батискаф. Прежде чем мысль успела оформиться, он уже был убежден, что счетчик не врал и особой опасности нет. Почему пришла такая. убежденность, понял позже, когда в иллюминаторе на большом расстоянии увидел стадо рыб. А потом в боковом круглом окошке появились глаза, без головы. Валерий издал какой-то нечленораздельный выкрик. Слава был спокойнее, помнил, что у глубоководных рыб глаза иногда расположены на специальных стеблях. Но такие длинные, какими оказались эти, он видел впервые. И глаза были какие-то особенные, не рыбьи. Их выражение менялось, становилось слишком осмысленным, даже проницательным. А в глубине их, за всей сменой выражений, оставалась боль, какой-то мучительный вопрос.

Вот в иллюминаторе показалась голова, огромный, как у рыбы-пеликана, рот, и затем все длинное змеевидное тело, усеянное короткими щетинками. Оно ритмично изгибалось, будто исполняло танец.

Слава пытался отыскать в памяти класс, к которому относилось животное. Если бы не глаза, оно было бы похоже на рыбу-пеликана. А так...

Животное не дало себя долго рассматривать. Изогнулось в последний раз, распрямилось подобно пружине, исчезло.

Слава напрасно прождал некоторое время,. затем продолжил подъем.

"Собственно говоря, мне пока ничего - не удалось определить, - думал он. - Радиоактивность недостаточно высока, чтобы быть ответом на загадку, тем более на той глубине, куда могли добраться люди с аквалангами. Может быть, такие животные напали на них? (Он вспомнил об огромной пасти, усеянной мелкими зубами.) Но тогда на трупах были бы следы..."

Сразу же после возвращения на палубу корабля Слава созвал товарищей на совещание и рассказал о своих наблюдениях. Решили, что через несколько часов батискаф начнет второе погружение. На этот раз в нем будут ихтиологи Косинчук и Павлов. Слава подозревал, что многие товарищи думали: "А ведь и в первый раз надо было начинать кому-нибудь из ихтиологов и химику, а не химику и журналисту Но если химик руководитель экспедиции, а журналист - его приятель?.. И если к тому же химик излишне честолюбив? .." Впрочем, может быть, никто так и не думал, а показаться может все, что угодно.